Я наблюдаю за тем, как Ной наклоняет голову к брату и что-то ему говорит. Они слишком далеко от меня и я не могу услышать их разговора, но его озорной смех пронзает мёртвую тишину кладбища. Его близнец, кажется, не разделяет такой юмор, поэтому остаётся в том же положении, и Ной пожимает плечами, переводя взгляд на Бриа. Но в отличие от Ноя, Мэддокс не настолько понятен мне. Ной красив. Мэддокс … Мэддокс что-то совсем другое.

Он покрыт татуировками. Это первое на что вы обратите внимание в Мэддоксе Муре. Под белой футболкой он носит чистое произведение искусства из татуировок, каждая из которых рассказывает и несёт в себе собственную частичку истории. Охватывая обе руки, они тянутся вниз до самых кистей. У основания его горла виднеется геометрическая звезда. Это пентаграмма внутри пентаграммы, в центре которых расположены красные глаза. Точки от этой большой пентаграммы тянутся по всей длине шеи и заканчиваются у основания ушных мочек, которые пронизаны туннелями размером в пять центов. Кроваво-красные глаза особо выделяются на фоне чёрных чернил, нанесенных на его бледную кожу. Я наблюдаю за ним на расстоянии. Изучаю его острым взглядом художника, который нуждается в музе. Он редко появляется в школе, но когда он всё же посещает её, то я всегда инстинктивно чувствую его местонахождение. Я наблюдала за ним из своего тёмного угла, но никогда никому не говорила вслух, что он стал моей навязчивой идеей. Я много раз делала наброски, изображая этот острый кончик носа и неулыбчивый рот. У меня есть отдельный альбом, в котором изображён он. Да-да, я знаю, как это звучит. Словно я, блин, какой-то сталкер. Но моя одержимость исходит от необходимости изобразить его на бумаге. У меня нет никакого разрешения на это. Никто не давал мне никакого права держать его образ в своей голове.

Его белая футболка с V-образным вырезом, позволяет увидеть татуировки на обеих руках, большинство из которых я помню наизусть. На левой руке изображено скелетообразное дерево с извилистыми ветвями, которые тянутся вниз от его предплечья и превращаются в стаю чёрных птиц, замыкающих круг на запястье. Со своего места я не могу разобрать изображения на правой руке, поскольку отсюда мне видна только расплывчатая картинка. Помимо белой футболки на нём надеты приталенные чёрные джинсы, а на ногах виднеются потрёпанные чёрные кеды.

В одной руке я замечаю полупустую бутылку пива, в то время как другую, обёрнутую вокруг ещё одной бутылки, он подносит к своему рту. Он поглощает её так, будто пьет простую воду.

У меня нет времени, чтобы что-нибудь предпринять, когда он берёт и швыряет ту бутылку, из которой только что пил в мою сторону. Я вскакиваю и пищу, когда она разбивается в нескольких метрах от того места, где я только что сидела. Небольшой страх от увиденного заставляет моё сердце стучать быстрее, но это ничто по сравнению с тем моментом, когда я открываю глаза и обнаруживаю, что он смотрит на меня. Я и не думала, что они подойдут настолько близко.

Чувствую, как кровь начинает приливать к моим ушам, а сердце начинает стучать в груди ещё сильнее, словно колибри ищущая выход из клетки. Пот начинает проступать на моей коже, и кажется, будто время остановилось. Он смотрит на меня, а я смотрю в ответ на него. Я не могу выдержать остроту его взгляда на себе, но в тоже время и не могу отвести от него глаз. В его взгляде есть что-то такое, что говорит о нём самом. Он не похож на своего брата. Вы не найдёте в его чертах лица такой же мягкости и доброты. Зато вы можете увидеть алчность, грубость и озлобленность, отражающиеся в его взгляде. Приложив усилие, мне удаётся отвести от него взгляд, и, сделав это, я смотрю на что угодно, только не на его лицо.

— Господи, Макс, ты её чуть не задел, — журит того Ной, приближаясь ко мне. В то время как двое других остаются позади, Ной останавливается передо мной, и мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него. — Ты как, в порядке? — мне тут же становится некомфортно. Я понимаю, что он не представляет угрозы, но не могу оправиться от его ошеломляющего роста, особенно когда он стоит так близко. Я кратко ему киваю, закрываю свой альбом и пытаюсь его быстренько спрятать в холщёвую сумочку вместе со своим пеналом. Делаю несколько шагов назад, и хотя мой рост 5’5 (прим. перевод.: 165,1 см) дюйма, и я всё же относительно маленькая по сравнению с ним, но, по крайней мере, теперь я не испытываю дискомфорта.

Я киваю.

— Ага, всё хорошо.

Он улыбается, и я поражена этой милой улыбкой.

— Прости за это, мой брат любит устраивать неприятности.

— Ничего страшного. Не волнуйся об этом.

— Эй, я видел картину, которую ты сделала для Дня прессы на прошлой неделе. Думаю, это было прекрасно.

Нет никакой фальши в том, что он говорит. Всё, что касается Ноя, кажется подлинным, включая доброту, которая отражается в его великолепных голубых глазах. Кровь начинает бурлить. Мои щёки краснеют от того, как он смотрит на меня. Это совсем не та жестокость и бесчувственная пустота, принадлежащая его брату. Не знаю, почему я это делаю, но я наклоняю голову немного левее от тела Ноя, чтобы найти Мэддокса. Он частично сидит на одном из надгробий, ящик из-под пива стоит между его длинных раздвинутых ног. Он попивает уже другую бутылку пива, слушая болтовню Бриа. Люди сплетничают о нём. Также как и о Ное тоже. Но Мэддокса призирают. Никто не знает о них слишком много, но он известен как криминальная личность. В это трудно поверить, но всего месяц назад я видела, как он угрожал кому-то ножом возле стадиона. Я успела скрыться до того, как он смог бы меня обнаружить.

— Я просто хотел сказать, насколько восхищаюсь твоей работой.

Я снова возвращаю свой взгляд к Ною.

— Спасибо, — отвечаю, кивая головой. — Твои работы тоже прекрасны, — это звучит не очень искренне. Но я на самом деле так думаю. Он нарисовал акриловую картину под названием «Неподвижная темнота» для конкурса молодого художника в прошлом году и выиграл. Эта картина послужила тем, что вызвала у меня мою жуткую сторону искусства.

Он усмехается.

— Спасибо.

Я смотрю вниз на свои ноги, копая левым носочком сандали землю. У меня нет этой социальной грации. У меня не так много друзей, по факту, у меня только одна подруга. И заняло почти три года, чтобы Мэллори поняла, насколько я странная. Я не делаю это специально. Я просто не очень хорошо умею развлекать людей. Даже простой разговор требует особых усилий. Это пытка. И для Ноя станет всё ещё хуже, если он поймёт какая я странная.

— … ты что-то делала?

— … Мне пора идти …

Он смотрит на меня сверху вниз, ухмыляясь.

— Ты можешь присоединиться к нам, но если тебе нужно уходить …

Он замолкает, давая мне время, чтобы принять решение. Я уже было открываю рот, чтобы ответить, но смех Бриа привлекает моё внимание, поэтому я снова смотрю в сторону, и мои глаза, будто магниты, притягиваются к лицу Мэддокса. Я не ожидала, что встречусь с его мертвецки холодным взглядом. Этот взгляд пробирает холодом до самых костей, и я вздрагиваю.

— Холодно?

Будет безопаснее, если я посмотрю на Ноя.

— Нет, — я забрасываю лямки сумки себе на плечо, даже не осознавая, насколько сильно их сжимаю, пока те не начинают врезаться в мою ладонь. — Не очень, — я ослабляю свою хватку, когда чувствую боль в руке. Маленькая часть меня очень любит эти ощущения. — Спасибо за приглашение, но мне нужно возвращаться в церковь, — лгу я. Но это намного лучшая альтернатива. Даже если бы я и приняла приглашение Ноя, то это бы приветствовалось только с его стороны. И один взгляд на лицо его брата говорит мне избрать иной путь.

— Хорошо, тогда, полагаю, увидимся в школе?

— Ага.

Я поворачиваюсь в другую сторону от них.

— До встречи, Эйли.

Оглядываясь через плечо, я посылаю Ною, надеюсь, милую улыбку.

— Пока.


Глава 4

Мэддокс

— Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что у тебя стояк на неё.

Я смотрю на её удаляющуюся спину, а затем наклоняю бутылку Хайнекен и допиваю то, что осталось. Затем делаю то, что делал до этого, когда мы вошли на кладбище — отвожу свою руку назад и швыряю бутылку. Она пролетает дистанцию, а затем разбивается о стоящее впереди дерево. Когда она останавливается, я жду её реакции, надеясь увидеть, как она развернётся, поражённая с широко открытыми глазами, напуганным взглядом кролика, который я видел ранее. Я думаю, что она хоть что-то скажет, может быть, даже огрызнётся на меня, но она оборачивается через плечо, и смотрит на меня этими глазами. Глазами, которые похожи на витражи в церкви Святого Петра, которая находится на главной улице. Моя мама часто туда ходила, чтобы помолится Богу, который плевать на неё хотел. Я сломался через несколько месяцев, после того как она умерла, разгромил алтарь, разукрасил крест и побил окна камнями. Всё обошлось, потому что мне можно.

С пустыми глазами она не излучает ничего, кроме комфортной маски хладнокровия. Эта довольно милая маска сделана из золотистой кожи с оттенком розовых полутонов. Она как живая кукла с этой сердцеобразной формой лица и солнечно-светлыми волосами. Слишком неправильно представлять её полные, выгнутые дугой губки Купидона, обернутыми вокруг члена. Моего члена, если быть точным. Я представляю её на коленях, между моих ног, и как эти щёчки обволакивают меня, пока она изо всех сил пытается принять каждый дюйм моих девяти дюймов между этими губками. Я бы руководил ей, помогал немного, потому что я — Чёртов Мистер Щедрость. Бриа бы тоже была там, показывая ей как именно нужно взять меня.

— Не всё заключается в сексе, Макс, — мои утаённые ответы со свойственным сдержанным тоном эффектно ломают эти миленькие фантазии. Мой взгляд снова возвращается к тому месту, где стоит она, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она разворачивается и уходит, словно ничего не произошло. — Но чего мне стоит ожидать от того, кто живёт этим?

Во мне словно что-то щёлкает и вдруг моё беспристрастное безразличие превращается в раздражение. Я знаю, куда ведет этот разговор. Этот небольшой укол — любимое занятие Ноя, и если честно, я не достаточно пьян для лекции. Одно из основных отличий, — а их не так уж и мало, — между мной и Ноем — у него есть мораль. У меня её нет. И меня бесит, что он всегда хочет мне навязать своё ерундовое нравоучение.

Я издеваюсь:

— Дохуя, младший братик, — достаю свой вибрирующий телефон из заднего кармана и смотрю на экран. Быстро отправляю ответ, прежде чем убираю его обратно. — Так мы тут закончили? Мы выполнили твой ежемесячный дерьмовый визит, как ты и хотел. Я готов уйти.

— Так мы идём тусоваться? — Бриа не совсем подружка, она та, кто иногда позволяет немного отвлечься, выжидающе смотрит на меня.

— Не мои проблемы, Бри, — я направляюсь обратно к могиле, на которой сидел ранее, и ставлю пустой ящик с пивом рядом с надгробием, на котором написано: «Лаура Мая Мур, любимая мать». А затем отвечаю, — позаботься о себе сама.

— Тогда какого хрена ты меня позвал сюда?

Я пожимаю плечами.

— Больше в тебе не нуждаюсь. Расскажи Ною о двух по цене одного. Расскажи ему, как здорово ты смотришься перед камерой, и не забудь упомянуть, сколько ты заработала в прошлом месяце. Думаю, ему стоит услышать, каким прибыльным в этой жизни может быть этот бизнес.

— Макс…

Уходя, я машу рукой в воздухе.

— Было здорово, Ной. Мы повторим это в следующем месяце. Мама бы лопнула от гордости.

*****

Когда рождаешься в такой семье, как у меня, тебя в значительной степени уже поимели ещё до того, как ты успеваешь узнать значение этого слова. Каждый раз, когда я думаю о нашем прошлом, я снова и снова вновь переживаю это дерьмо. Отец был тем ещё куском дерьма — педофилом, который научил моего брата и меня изящному искусству траханья по достижению семи лет. Инцест в детском порно за еду на нашем столе и плату за наш дом. Я предполагаю, люди платили чертовски много ради этого незаконного дерьма. Мама стала маниакально депрессивной обезумившей женой из-за своего жестокого мужа. Она вогнала тринадцать пуль в его голову, до того, как застрелилась передо мной и моим братом. Вот что написано в нашем досье. Такой толстой папочке с надписью: Ной и Мэддокс Мур. Люди в системе усыновления узнают твою историю чертовски быстро, когда у тебя такое тяжелое дерьмо за спиной вроде этого. Потенциальные приёмные родители, хорошие в любом случае, надеялись на хорошего, маленького ребенка сиротку, чтобы поставить его на ноги и воспитать достойным общества. И их заранее предупредили о нашей истории. Моей особенно, потому что я — неуравновешенный близнец. Им рассказали о драках, созданных мною в школе. Рассказали о моём якобы пренебрежению к власти. О частых стычках с законом. О моей склонности сбегать и времени, которое я провёл в колонии для несовершеннолетних, потому что несколько раз ударил головой об стену одного ребенка, который обзывал моего брата гомиком. Их даже предупредили о моем употреблении алкоголя и наркотиков, и моих жестоких приступах ярости. Нормальные решили бы продолжить поиски дальше, оставив меня в покое. Но не Ноя. Люди, как правило, предпочитают Ноя, потому что он — примерный близнец. Он выбрался из дерьма, показав, что наша семья была относительно невредима. Ной двигался дальше, в то время как я был его бульдозером. И они выбрали его. Ридлейс. Джен и Алан. Они межрасовая пара, которая оказалась достаточно порядочными людьми, а не квинтэссенцией загородной жизни, и полностью подходили Ною. Джен — адвокат, а Алан — шеф-повар. Самая лучшая часть заключается в том, что они на самом деле хотели Ноя с самого начала. Что касается меня? Не очень. Они приняли меня только из-за того, что Ной попросил их об этом.