— Я готова к уроку, профессор, — говорит она воркующим голосом, от чего мой член чуть не взрывается.

— Я собираюсь научить тебя искусству грязных разговоров. Я хочу сделать так, чтобы твой миленький маленький ротик стал грязным.

Она прижимается к мягким хлопковым простыням на кровати, крутясь и поворачиваясь когда я смотрю на нее, одетую в черные кружевные трусики и лифчик.

Непослушная девочка.

— Я готова учиться, — она улыбается, выгибает спину на кровати, белые простыни ласкают ее сладкое тело.

— Ложись и скажи мне насколько ты влажная, используя самое грязное слово которое сможешь придумать, — я подхожу ближе к кровати, все еще лаская мой член.

Мне нравится то, как она прикусывает свою нижнюю губу, как ее глаза блуждают по моему телу, останавливаясь на моем члене.

— Мое влагалище скользкое и мокрое для тебя. Я вся изнываю.

— Хорошая девочка. Теперь раздвинь ноги и покажи мне. Используй пальцы.

Она делает то, что ей говорят. Ее рука скользит между длинными ногами, исчезая под кружевом трусиков, двигаясь к ее сладкому центру.

— Хьюстон, — стонет она.

— Продолжай называть меня профессором, — я изгибаю бровь, отмечая ее реакцию.

— Профессор, — говорит она шепотом. Ее пальцы трутся о киску, когда моя рука набирает скорость, двигаясь на члене.

— Хорошо. Теперь скажи мне, чего хочет твой сладкий рот. Сделай это, используя грязные словечки, — я поднимаю палец и прижимаю к ее нижней губе, я тону в ее мягких глазах.

— Я хочу твой член.

— Ты можешь постараться получше, — я сжимаю ее губу между пальцами.

— Я хочу, чтобы ты трахал мой рот своим членом.

Я склоняю голову на бок, обдумывая достаточно ли грязные ее слова, нравятся ли они мне.

— Еще лучше, — требую я.

Она делает глубокий вдох, ее рука все еще работает над тугой киской.

— Я хочу, чтобы твой толстый член врезался в мой горячий рот и трахнул его. Я хочу, чтобы ты кончил в мое горло, пока сжимаешь мои волосы.

Я ухмыляюсь, откидываю назад голову и закрываю глаза, раздумывая над тем, сделать именно так или нет.

— Ты хочешь, чтобы я кончил на твой язык?

— Да, — она снимает трусики и бросает их мне.

Я ловлю их свободной рукой, поднося кружево к носу и вдыхая ее сочный аромат.

— Черт, детка, чего еще ты хочешь?

Она встает на колени со злобным блеском в глазах. Я никогда не хотел кого-то сильнее, чем ее.

— Профессор, — соблазняет она меня, — я была непослушной студенткой. Я не выполнила ваше задание. Накажите меня.

Чертовски горячая. Кто знал, что Марли Мерфи, робкая и застенчивая Марли Мерфи, может говорить такие грязные вещи, которые меня ошеломляют.

— Разговаривай со мной грязно, детка, — член снова у меня в руке, когда я поднимаюсь с кровати, готовый действовать.

Овладеть ее грязным ртом — это то, что мне нужно сегодня вечером, чтобы не думать. Ни о чем. Ни о моей жизни, ни о моем будущем, и определенно не о моем гребаном прошлом.

Я надеваю презерватив и устраиваюсь у ее нуждающейся киски.

— Детка, ты меня хочешь? — спрашиваю я, глубоко врезаясь в нее своим членом.

Быстрые, наказывающие удары поглощают меня, когда я погружаюсь в нее на всю длину.

Я не останавливаюсь. Чувств, слишком много. Ее сладкая киска поглощает мой член, и моя голова откидывается.

Она стонет и охает с каждым ударом моего члена, заставляя меня быстрее стремиться к освобождению.

— Тебе нравится чувствовать то, как я нахожусь глубоко внутри тебя, заставляя тебя кончить вокруг меня?

— Да, профессор, — кричит она, когда оргазм заставляет вздрагивать ее тело. Черт, у меня такое чувство, что она была создана для меня.

Мое собственное освобождение следует за ее оргазмом, мои глаза закрываются, а мозг отключается от любых мыслей о том, чтобы иметь ее всю оставшуюся жизнь.

У меня не должно быть таких мыслей, даже если я начинаю этого хотеть.

Глава 17

Марли

Делириум (существительное) — острое нарушенное состояние ума.

Отношения без каких-либо обязательств, определенно не для меня. Секс с ним просто потрясающий. Последние несколько недель, с тех пор как я на это согласилась, я пробовала все, чтобы не запасть на него сильнее: во время секса держала глаза закрытыми, стояла на коленях, пока он входил в меня сзади, объезжала его в позе «перевернутая наездница». Делала все что угодно, чтобы не видеть взгляда его глаз, когда он захвачен страстью. И ничего из этого не работало. Я все больше в него влюбляюсь, я тону. Секс меняет все. Невозможно иметь такой потрясающий секс, не затронув чувства. Правильно?

Мы очень осторожно относимся к тому, чтобы держать нашу связь в тайне. На занятиях мы ведем себя профессионально. Как профессор и студент. Ну, по большей части. Были моменты, когда я роняла что-нибудь у его стола, и его пальцы скользили по моему бедру в обещании событий, ожидающих меня вечером. Мое первое осознание того, что «веревки затягиваются» и что я к нему очень привязалась, пришло два дня назад в кафе на территории кампуса. На следующее утро после отличной ночи секса, я остановилась, чтобы купить кофе и шоколадный круассан. Покрытый темными волосами затылок Хьюстона возвышался над толпой людей, стоящих в очереди. Прежде чем я смогла подкрасться и удивить его, и возможно, сэкономить время и пробраться в середину очереди, то увидела ее. Кэролайн Паркер, профессора по органической химии. Они стояли и разговаривали, его темные глаза были обращены к ней, и меня поразила ревность. Это нечестно. Он может свободно заигрывать с ней на публике, но не со мной. О чем бы она ни говорила, вероятно, это не являлось причиной огромной улыбки на ее лице или того, что ее ухоженные пальчики располагались на его руке. В этот момент вокруг меня «затянулась» первая веревка, я впервые осознала что привязываюсь к нему. Его глаза нашли меня в толпе, и кроме слегка поднятого уголка его губ, ничто не говорило о том, что он меня заметил. Его больше ничто не выдавало. Если бы кто-то посмотрел на его лицо, то никогда бы не распознал, что накануне он провел ночь со мной. Это нормально. Я это понимаю. Наши отношения — табу. Что-то запрещенное. И даже если бы я захотела что-то поменять, то он заранее прояснил то, что способен мне дать. Они уходили, а я смотрела прямо перед собой, чтобы не видеть, как она наклоняется слишком близко к нему, пытаясь создать между ними химию… органически.

Еще одна веревка «затянулась» вокруг меня, когда он слегка провел по моей руке своим мизинцем, когда они проходили мимо. И самая плотная из всех веревок «затянулась» вокруг меня, когда я подошла к стойке, и кассир протянул мне карамельный капучино и шоколадный круассан, оплаченный профессором Дейлом для меня. То, что он заметил, что я иногда приносила именно их с собой перед занятиями, заставило мое сердце сжаться.

Сегодня он приедет ко мне, и я решила добавить что-то еще в микс из наших тел.

Пиццу и фильм. Это очень похоже на настоящие отношения, но всем нужно есть. Я заказала обычную пиццу, так что это не будет выглядеть для него таким тревожным. Чем меньше индивидуального подхода в выборе пиццы, тем менее подозрительно все выглядит.

Положив руки на бедра, я рассматриваю барную столешницу, которая одновременно служит мне кухонным столом. Большая сырная пицца, вино, бокалы для вина и настоящие тарелки. Очень, ну очень похоже на настоящие отношения. Я быстро складываю тарелки друг на друга и ставлю их обратно в шкаф, а вместо них расставляю бумажные тарелки.

Отлично.

У меня нет времени заменить чем-то бокалы, потому что раздается стук в дверь, он здесь.

— Привет, — говорит он, когда я открываю дверь. Я не думаю, что когда-нибудь привыкну к тому, как он выглядит в джинсах и футболке.

— Привет, — говорю я, улыбаясь. — Не паникуй, — говорю я ему, когда он входит внутрь, — но у меня есть пицца.

Его взгляд устремляется на столешницу, и он не выглядит разозленным, так что это хорошо.

— Ах, ты разжилась прекрасной посудой, — говорит он, направляясь к столешнице.

— Только лучшее для тебя, — поддразниваю его я.

Мы устраиваемся, и он хватает кусок пиццы.

— Ну как, тебе нравится учиться? — спрашивает он.

— Очень много работы, и иногда я не уверена, что действительно это мое.

— Почему ты так думаешь? — он потягивает вино «Шираз», когда вопросительно и с любопытством смотрит на меня.

— Я действительно не знаю. Мне иногда кажется, что я не создана для психиатрии.

Он придвигает ближе свой стул.

— В свой первый рабочий день, я был в ужасе.

Мои глаза округляются.

— Я этому не верю.

Он слегка улыбается.

— Ну, поверь в это. Моя первая неделя, прошла в отделении скорой помощи.

Я слушаю, как он рассказывает о жертве с огнестрельным ранением.

— Я был так расстроен, что потерял пациента, — шепчет он.

Я наклоняю голову на бок и протягиваю руку, чтобы его коснуться.

— Мне жаль.

Его глаза смягчаются.

— Все нормально. Но помню, как доктор Чарльз Абернати отвел меня в сторону и сказал, что иногда ты выигрываешь, а иногда что-то теряешь, — он качает головой.

— Мудрый человек. Ты не можешь спасти всех.

Он отстраняет свою руку, словно избавляясь от моих слов.

— Да, наверное, нет.

— Мне жать, Хьюстон.

— Не о чем жалеть. Марли, ты умная женщина. Думаю, ты далеко пойдешь.

Меня обдает жаром, и я улыбаюсь.

После двух кусков пиццы и бокала вина, мы садимся на кушетку, и я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы спросить его:

— Когда-нибудь смотрел «Курс анатомии»[10]?

— Никогда не слышал об этом фильме, — я охаю, а он хихикает. — Конечно же, я его видел. Думаю, каждый будущий врач должен его посмотреть.

— Я знала, что ты мне нравишься не только из-за твоих превосходных навыков в сексе, — я улыбаюсь, когда кладу ноги на журнальный столик и откидываюсь на спинку кушетки. — Я подумала, что мы могли бы его посмотреть.

Это звучало очень похоже на «затягивающиеся веревки». Я уже готова к «нет».

Потому что он жует уголок губы, наверное, задаваясь вопросом где я держу ножницы, чтобы он мог обрезать эти веревки и сбежать.

— Хорошо, включай. Этот фильм обязателен для просмотра.

Мы молча смотрим и где-то в середине, его рука пробирается к моим волосам, играя с ними. Это последнее что я помню, прежде чем проснуться. Моя голова лежит на коленях Хьюстона, а он сам — крепко спит. Я осторожно встаю, чтобы узнать, который час.

Он шевелится, и его глаза открываются, ошеломленные после сна.

— Черт, я не хотел засыпать.

— Не обращай на меня внимания, спи, — говорю я ему, прежде чем осознаю, что только что сказала. Видимо, он еще не уверен, что теперь со мной делать, но я не идиотка.

Я знаю, что он хочет уйти. Так происходит всегда.

— Все в порядке, ты можешь уйти домой, — говорю я.

— Черт, — шепчет он, потирая лицо. Мне нужно перестать обманывать себя, он не захочет большего. Он встает и направляется к двери.

— Спасибо за отличный вечер, Хьюстон, — говорю я, мне не удается скрыть оттенок горечи.

Он останавливается у двери и поворачивается ко мне, потирая затылок.

— Я знаю, что это может казаться неправильным, но это к лучшему. Никому не будет больно, верно? — спрашивает он. Я не уверена, пытается он убедить меня или себя.

Я киваю головой, соглашаясь с ним.

— Да.

Кому-то уже больно. Мне. Это моя вина. Я хочу его любви и не могу этого остановить. Все притворство в мире, не сможет показать, что для меня это только секс.

Телефон Хьюстона, оставленный на журнальном столике, звонит.

— Ты забыл телефон, — говорю я, поднимая его с кофейного столика. И я вижу на экране сообщение от кого-то по имени Дженнифер:

«Позвони мне. Я хочу тебя увидеть»

Глава 18

Хьюстон

26 апреля

И так это началось…

— Кто такая Дженнифер?