Логан Ченс - Изучи меня

Все шары, которыми я ловко жонглировал, падают на пол.

— Извини?

— Кто такая Дженнифер? — снова спрашивает она, на этот раз тише. Я провожу рукой по волосам. Она протягивает мой телефон, я забираю его у нее. — Пришло сообщение…

— И что? Ты думаешь, что имеешь право знать? — набрасываюсь я на нее.

— Что? Нет. Я просто… — бормочет она. — Сколько у тебя отношений без обязательств? — Боже, черт возьми, ее глаза наполнены слезами. Пожалуйста, не плачь. — Хьюстон, я больше не могу этого делать, — говорит она. — Это слишком тяжело.

— Что, это из-за сообщения? — пожалуйста, не делай этого. Разве не видишь, что ты мне нужна? — Если бы я хотел поговорить о ней, я бы тебе рассказал. Ты мне не доверяешь?

— Доверять тебе? Я ничего о тебе не знаю. Ты мне ничего не рассказываешь.

Тебе не понравится то, что я могу рассказать. На твоем лице больше не будет такого взгляда.

— Ты смешна, — говорю я ей.

Она стоит рядом, и ее мизинец обхватывает мой.

— Хьюстон, поговори со мной, пожалуйста.

— Поговорить с тобой? Что? По-твоему, ты уже стала психиатром? — освободившись от ее руки, я медленно иду к двери. — Думаешь, что сможешь меня излечить? Разве не в этом все дело? Ты хочешь починить то, что сломано, — я открываю дверь, — я не способен на любовь, — я смог бы тебя полюбить, если бы все было по-другому. Наверное, я почти тебя полюбил.

— Нет людей неспособных на любовь, — шепчет она.

— Я такой человек.

Я ухожу, не сказав больше ни слова. Я направляюсь в противоположную сторону от своего дома. Иду туда, где я всегда мог думать. В то место, в котором чувствую себя, как дома. Медицинский центр «Лэнгон» манит меня флуоресцентными лампами, горящими внутри, и я прохожу через раздвижные двери.

Комната скорой помощи наполнена людьми, но я незаметно проскальзываю мимо болезней и страданий на второй этаж и блуждаю по коридорам в поисках часовни.

Когда я вхожу в темную комнату, священник сидит на скамье. Я сажусь рядом с ним и склоняю голову. Молюсь.

Но, как всегда, Бог не отвечает на мои молитвы. Он никогда этого не делает. Он вообще меня слышит?

— Бог действует таинственным образом, — говорит мне священник.

— Да. Наверно.

— Ваш близкий болен? — его лысая голова сияет в свете свечей, и я ему мягко улыбаюсь.

— Да, я.

— Бог о вас позаботится.

Я хочу ему сказать, чтобы он, черт возьми, заткнулся, что он не знает, о чем говорит, но не делаю этого. Вместо этого я киваю.

— Да, возможно, так и будет.

— Что говорят врачи, что с вами не так? — спрашивает он.

— Я сам доктор, и я говорю, что медленно умираю.

— Разве мы все не умираем, сын мой?

Я смеюсь над его словами. Я не болен, на самом деле, я никогда не был здоровее чем сейчас. А вот то, что здоров прямо сейчас — настоящий позор. Прошло уже два года.

Два долгих года наполненных желанием умереть.

Но смерть никак не приходит.

Бог работает таинственным образом? И все о чем я могу думать: что я ему сделал?

Говорят, у врачей самый ужасный комплекс Бога, и может быть, в какой-то момент моей жизни у меня он тоже был. Теперь, я провожу каждый день чертовски хорошо зная, что я вовсе не Бог.

— И что вы чувствуете по этому поводу? — спрашивает мой терапевт, доктор Гейл Фланиган.

— Я чувствую разочарование.

— А может тебе стоит узнать, что она хочет. Это может быть хорошо для вас.

Я осматриваю ее кабинет. Я приезжаю сюда почти два года. Меня об этом умоляла мама, и я, наконец сдался.

Гейл пытается заставить меня взглянуть в лицо моим проблемам, но я никогда не хотел иметь с ними дело. Какие у меня аргументы? Я надеялся на то, что если я их не буду замечать, то они просто исчезнут.

Именно Гейл, предложила мне преподавать вместо того, чтобы заниматься практической медициной. Идея, которую я оценил. Я бы не добился ничего хорошего, спасая чьи-то жизни, не имея желания спасти свою собственную.

— Расскажете мне о той девушке? О ваших с ней отношениях.

Я откидываюсь назад в кресле. Все думают, что во время терапии ты лежишь на удобном кожаном диване, но это не так, я сижу на желтом кожаном кресле у окна, в которое постоянно бросаю взгляд.

Гейл понятия не имеет о том, что Марли — моя студентка. Она бы никогда никому об этом не рассказала, я уверен в этом, но это — личное, о чем я не хочу рассказывать.

Чтобы сохранить тайну личной жизни Марли.

— Я думаю, с ней покончено.

— Почему вы так думаете? — ее черные волосы стянуты на затылке, и это напоминает мне о Дженнифер.

— Я все испортил. Я не знаю. Я просто не хочу слишком сильно увлекаться.

— Думаю, что это умно. Вы прошли долгий путь, Хьюстон. Я вами горжусь, но вам еще предстоит долгий путь.

Долгий путь. Может быть, я не хочу проходить весь этот путь. Может быть, я просто хочу продолжать двигаться по этой пустыне, в которую превратилась моя жизнь.

Путешествовать по пыльным дорогам в моем сознании и затеряться на забытых равнинах.

Гейл думает, что может меня вылечить. Марли тоже так думает. Но, может быть, меня не нужно лечить. Возможно, именно такой должна быть моя жизнь.

— Да, возможно, — говорю я ей, потирая ладонью под подбородком.

— Хьюстон, я хочу, чтобы вы подумали о том, чтобы позвонить Дженнифер.

Я киваю.

— О’кей, — смотрю на часы, ожидая момента окончания сеанса. Каждая секунда кажется вечностью, и я умоляю Вселенную поторопиться.

Гейл замечает мой дискомфорт и улыбается.

— Сегодня мы можем закончить пораньше. Думаю, вам много о чем нужно подумать.

Я встаю.

— Спасибо.

26 апреля

Прошлой ночью я совсем не спал. Мое сознание заполнили воспоминания. У меня больше нет Марли. Я скучаю по ней.

27 апреля

Как долго человек может пожить без сна? Я знаю ответ на этот вопрос. Я ведь врач. Двести шестьдесят четыре часа. Кошмары неумолимы. Я видел, как Марли на меня смотрела во время занятия. Я хотел молить ее о том, чтобы она помогла мне скрыться от всего этого. Но мне ничто не поможет.

28 апреля

Итак, настал этот день.

Я просто в бешенстве. Это похоже на борьбу с пожаром с помощью огня. С Хьюстоном все в порядке, пока ему не нужно делиться чем-нибудь личным. Возможно, он прав, может быть, он не может любить. Возможно, он не может дать мне то, чего я хочу.

Но, ох! как же я хочу этого с ним. Я так ужасно этого хочу. Но не могу продолжать желать то, что никогда не произойдет. Почему Хьюстон не сказал, кто она? Но технически, какое у меня было право, у него об этом спрашивать? Отношения без обязательств подразумевают, что ни перед кем не нужно отчитываться. Подразумевают отсутствие эмоций.

Предполагается, что мне не следует беспокоиться. А я беспокоюсь. Поэтому, лучше всего со всем этим покончить.

Сегодня спокойная ночь, я беру книгу по анатомии, чтобы немного позаниматься перед завтрашним уроком.

Мой телефон пиликает, информируя о входящем сообщении, и я достаю его из своей сумки.

Профессор Дейл: «Можешь заскочить и забрать тесты для завтрашнего занятия, ну, и поработать завтра вместо меня?»

Будучи его помощником, я вполне могу провести одно или два занятия. Но он никогда раньше меня об этом не просил. Обычно, он все сам контролировал и появлялся на занятиях каждое утро.

Что-то не так. Он был таким отстраненным с тех пор, как мы порвали.

Я завязываю волосы в хвостик и надеваю узкие джинсы и длинный пурпурный свитер. Проносясь по ступенькам крыльца моего дома, я беспокойно думаю о том, с чем мне предстоит встретиться, когда я войду в квартиру Хьюстона.

Я стучу костяшками пальцев по деревянной двери. Проходит несколько минут, но ответа нет. Я начинаю сильнее нервничать. На этот раз я стучусь немного громче. Ничего.

Кручу дверную ручку. Не заперто. Должна ли я входить? Возможно, что-то случилось. Когда я вхожу внутрь замечаю, что жалюзи опущены, и внутри достаточно темно.

— Хьюстон? — кричу я.

Ничего.

Облако пылинок кружит вокруг свечи, мерцающей вдали. Я иду к ней.

На полу, между диваном и журнальным столиком, сидит Хьюстон. По деревянному полу разбросаны какие-то бумаги и фотографии.

Наполовину пустая бутылка бурбона стоит за фотографией, которую я не могу разглядеть.

— Хьюстон?

Его налитые кровью глаза смотрят на меня. В руке зажат голубой плюшевый мишка.

— Уходи, — его хриплый голос треснул на последнем слоге. Черт возьми, вот сейчас я прям возьму и уйду. Этот мужчина для меня все. Я не уйду. Когда опускаюсь, чтобы сесть рядом с ним, то ощущаю исходящий от него запах бурбона и… отчаяния.

— Хьюстон, поговори со мной, пожалуйста, — уговариваю его я.

— Бери все, что нужно для занятия, и проваливай отсюда.

Я ни за что не уйду. Его слова меня не убедят. Очевидно, что их причиной является боль. Я двигаюсь ближе. Мое сердце стучит, когда я скольжу глазами по фотографиям, разбросанным по полу.

С фотографии мне улыбается маленький мальчик с темными волосами и глазами, такими же, как у Хьюстона. Мои глаза сфокусированы на нем. Мои трясущиеся пальцы хватают фотографию, и я подношу ее ближе. О, Боже.

Я хватаю еще одну, и еще одну, отчаянно пытаясь соединить воедино куски прошлого Хьюстона. На одной изображена счастливая семья. На другой тот же ребенок сидит на плечах Хьюстона. На третьей маленький мальчик со стоящим перед ним тортом на день рождения и темноволосая женщина, целующая его в щеку. Фотография за фотографией рассказывает мне историю жизни Хьюстона.

— Дженнифер, — шепчет он.

— Прости.

— Вот на этой фотографии изображена Дженнифер. Моя бывшая жена, — он указывает на фотографию в моей руке.

— Ох, — я смотрю на фотографию, вижу женщину с ребенком. У нее короткие темные волосы. Очевидно, что она счастлива.

— Знаешь, на что это похоже?

Я испускаю долгий вздох.

— Что именно? — спрашиваю я мягко.

— Потерять часть себя.

Слеза скатывается по моей щеке.

— Это твой сын?

Он кивает. Мое сердце разрывается от болезненного всхлипа, слетающего с его губ.

— Что с ним случилось? — спрашиваю я, и меня пугает то, что он ответит.

Он сильнее сжимает плюшевого медведя, его глаза поднимаются на меня.

— Он мертв.

С этими словами он вскакивает на ноги, практически падая в процессе. Его пьяное состояние не помогает ему во время ходьбы, и он спотыкается, направляясь по коридору.

Я откладываю фотографии и устремляюсь за ним.

— Хьюстон?

Чёрт. Он потерял ребенка. До того как вошла в его дверь, мне больше всего хотелось, чтобы он смог мне открыться. Теперь я не уверена, что смогу справиться с правдой.

Он останавливается, поспешно оборачиваясь. Его глаза горят, а слезы, струйками стекающие по щекам, не помогают погасить бушующее в душе пламя.

— Что? Разве не этого ты хотела, а, Марли? Ты хотела знать правду. Ты хотела, чтобы я тебе открылся? Чтобы обнажил свою душу?

Ненависть в его голосе потрясает, ошеломляет меня до глубины души. Он хватает меня за плечи. Когда я качаю головой туда-сюда, то мои слезы льются таким же потоком, как и его.

Он падает на колени, обхватив мои ноги своими руками, его гнев превращается в печаль. Он плачет, я опускаюсь на пол. Мои пальцы пробегают по его густым волосам, утешая его, а он плачет еще сильнее. Затем я обхватываю его своими руками, его голова утыкается в мою грудь. Мы сидим так некоторое время. Никто из нас не отстраняется. Он держит меня так сильно, и это заставляет меня так же крепко к нему прижиматься.