В одном месте они пересекли глубокую впадину, словно расщепившую дорогу и прилегающие к ней земли, насколько хватало глаз.

– Дьявольский овраг. Это так называется, – сказал брат Уиллибранд, и паломники принялись в ужасе креститься, хотя монах сообщил, что овраг – дело рук язычников, вырывших его для защиты.

Въехав в Ньюмаркет, бен Иосиф направил лошадей в сторону еврейской улицы, где жили все евреи города и не только потому, что сами этого хотели, а еще и из-за христиан, не желавших, чтобы они селились по соседству.


– После всего, что вы сделали, для меня, величайшее удовольствие предложить вам ужин и кров на ночь, – пригласил он паломников, пока они мялись в нерешительности в самом начале улицы, которая была отмечена шестиконечной звездой на ближайшем доме и надписью на незнакомом языке.

Паломники зароптали, со страхом глядя на символ чужой веры. Они уже поняли, что еврейский лекарь – хороший человек. Разве он не лечил их от всяких болячек во время пути? Разве маленький Уолтер не окреп от капель, хотя видно было, что чудо все равно требуется? И все-таки полностью отдать себя во власть людей, которые, как говорят, творят колдовство на крови христианских мальчиков, для них было непросто.

– Мы не хотим быть вам в тягость, – наконец не выдержал брат Томас. – Лучше нам переночевать у монахов-августинцев. Тут недалеко.

Паломники закивали и завздыхали с облегчением, услыхав учтивую отговорку монаха.

Старый еврей огорчился, хотя ничего другого не ждал, и беспомощно пожал плечами.

– Что же, прощайте и спасибо вам за вашу доброту, а я помолюсь, чтобы Господь оберег вас от опасности.

Неожиданно Джоанна услышала голос Ричарда Кингслира.

– Подожди, мудрый лекарь. Для меня большая честь воспользоваться твоим гостеприимством. Завтра на рассвете я буду ждать у монастыря.

– Я тоже, мистер бен Иосиф, – с удивлением услышала Джоанна свой голос, – если вы думаете, что мы не помешаем.

– Помешаете? – Вениамин бен Иосиф расплылся в блаженной улыбке, от которой на его лице появилось еще больше морщин. – Вся моя семья почтет за честь, а я с удовольствием покажу моей жене Деборе, сыну Аарону и дочери Мириам храбрых англичан, спасших мне жизнь.

Паломники молча смотрели, как удаляются вслед за евреем юный лорд и юная леди, молились за их безопасность и ругали их за глупость, ибо они сами не ведали, что творили, когда решили рискнуть своей жизнью и спасением своих душ, отдавшись в руки людей, молящихся дьяволу и колдующих на человеческой крови.

Дом Вениамина бен Иосифа стоял посередине извилистой узкой улочки и был победнее соседских, но такой же просторный и уютный внутри. Когда красный экипаж въехал во дворик, из двухэтажного здания выскочила тоненькая черноволосая девушка, а за ней такой же черноволосый юноша.

– Папа, папа! – не могла дождаться дочь, когда бен Иосиф, покряхтывая от боли, выйдет из экипажа. – Папа, тебя ранили! – еще громче закричала она, увидев позеленевшие синяки и поджившие царапины у него на лице.

– Мириам, сердечко мое, со мной все в порядке, а вот ты совсем забыла о приличиях. Со мной гости. Аарон...

Мальчик, увидав знатных англичан, в растерянности попятился.

– Язычники, папа? – испуганно пролепетал он, и Джоанна внезапно поняла, что значит быть отверженным меньшинством, поэтому она, не дожидаясь, ласково улыбнулась ему, хотя он все так же моргал глазами и шептал, что надо позвать мать.

Вскоре на пороге появилась невысокая женщина со счастливой улыбкой на лице, слегка поблекшей, когда она увидела следы избиения на лице мужа. Однако лекарь и ее уверил, что все обойдется, и улыбка опять засверкала, как прежде. Одета она была в переливчатое парчовое платье, а седеющие волосы покрывала вуаль.

– Дебора, ангел мой, как хорошо снова быть дома! Позволь представить тебе лорда Ричарда Кингслира и леди Джоанну Хокингем. Они спасли мне жизнь. Вместе с другими паломниками им завтра предстоит продолжить путь на север. Дебора, ты должна сказать им спасибо.

Жена лекаря не заставила себя ждать.

– Приветствую вас, милорд и миледи, сияла она улыбкой. – Сердечно благодарю вас и буду вечно за вас молиться.

– Жена, они сегодня ночуют у нас, – сказал бен Иосиф. – За то, что они сделали для меня, это самое малое, чем я могу отплатить им.

– Конечно, конечно, проходите в дом. Аарон, пригляди за лошадьми. Мириам, приготовь комнату для гостей.

– Ахем, – вмешался Вениамин, – да они не муж и жена, Дебора, только едут вместе. Милорд займет комнату Аарона, а Аарон может поспать в зале, если вас это устроит, милорд.

Ричард согласно кивнул, игриво взглядывая на Джоанну, которая вся зарделась от слов Деборы.

Внутри в доме бен Иосифа было уютно и гораздо чище, чем в обыкновенном доме, потому что на полах везде лежали настоящие ковры, а не плетенки из камыша, и собаки не разбрасывали всюду кости. Стены были свежепобелены, а в окнах красиво блестело в лучах заходящего солнца цветное стекло.

Дебора поставила на стол аппетитно приготовленного цыпленка с фруктами и овощами, совершенно не знакомыми Джоанне и тем не менее очень вкусными. После ужина Мириам убрала со стола, то и дело бросая любопытные взгляды на господ, приведенных отцом в дом.

Джоанна решила, что девочка красива, хотя и необычной для англичанок красотой. Дебора тоже еще была привлекательна, несмотря на годы, и с первого взгляда было ясно, что она обожает своего просвещенного супруга. Перехватив множество любовных взглядов, которыми старый лекарь одарил жену, пока она накрывала на стол, Джоанна поняла, что он тоже любит ее.

После ужина, пока Ричард ходил проверить, все ли в порядке с лошадьми, Дебора усадила Джоанну возле камина, и вскоре она уже рассказала ей не только о сражении с разбойниками, но и вообще о паломничестве.

– Вы очень храбрая девушка, – заметила Дебора. – Вот мне бы очень хотелось повидать Иерусалим, помолиться у Храмовой стены, но я боюсь ехать без Вениамина. Ах, забыла, с вами же сэр Ричард, – воскликнула она, не замечая изменившегося выражения на лице Джоанны. – Вы очень красивая пара. Он ваш жених, леди Джоанна?

Джоанна чуть не подавилась вином, которое потихоньку потягивала из оловянной чаши.

– Нет, – ответила она. – Он мне не жених.

Ей не хотелось говорить об этом. Бен Иосиф наверняка расскажет жене все, что знает, после их отъезда.

Взгляд еврейки не упустил ничего, и Джоанна опять вспомнила о Габриэле, однако Дебора была слишком хорошо воспитана, чтобы приставать с вопросами.

– Красивое платье, – перевела разговор на более безопасную тему Джоанна. Переливчатая ткань выгодно оттеняла смуглую красоту еврейки и черные сияющие глаза.

Дебора поблагодарила ее улыбкой, сказав, что брат привез ей ткань из Византии.

Обе женщины обернулись, когда в комнату вошли Ричард и бен Иосиф.

– Ваш конь немножко порезал себе ногу, но не бойтесь. Господин бен Иосиф был так великодушен, что положил какую-то мазь от нагноения, и говорит, завтра все будет в порядке, – произнес Ричард.

– Господин бен Иосиф, опять я у вас в долгу, – проговорила Джоанна и поглядела на Ричарда. – Но он не хромал, милорд.

Она чувствовала себя виноватой, что не доглядела за конем, погруженная в собственные заботы.

– Ничего страшного не случилось, не мучайтесь, он вправду не хромал, – успокоил ее Ричард. – Если вам от этого будет легче, я еще схожу к нему ночью.

Джоанна кивнула, не слушая, что говорит ей лекарь о коне, которого с удовольствием ей уступит, если Робин совсем обезножит.

Она засмотрелась в глубокие озера Ричардовых глаз, и на несколько мгновений они оба забыли, что не одни в комнате. Ричард молча задал вопрос, и Джоанна молча ответила ему.

15

Дебора настояла на том, чтобы принесли в комнату Джоанны большое деревянное корыто, потом она, ее дочь и служанка натаскали горячей воды, потому что, как заявила Дебора, ей ли не знать, что больше всего на свете Джоанне хочется вымыться после долгой дороги. Еще одно корыто она приказала отнести в комнату милорда, а сама открыла склянку и вылила в воду немножко сладко пахнущей жидкости.

Словно она знала, что задумала Джоанна.

Глаза Ричарда сказали ей: «Приходи ночью в конюшню», – так ясно, как будто он произнес это вслух. Однако, пока дом не затих, Джоанна лежала в постели и мучилась в нерешительности. Пуховая перина была удивительно мягкой и самой удобной из всех, на каких она когда-либо спала, но сейчас это не имело значения. Что перина, что гвозди = Джоанне было все равно.

Она помолвлена с честным рыцарем и, чтобы изменить ему с Ричардом Кингслиром, надо быть чудовищем. И все-таки, если она сейчас усмирит свое сердце, то потом долгие годы будет мучиться, представляя себе, что могло бы быть. Она не настолько глупа и знает, Ричард не будет говорить с ней ни о коне, ни даже об их чувствах, потому что страсть застилала ему глаза. Если она все-таки не решится пойти на конюшню, такой ночи больше не будет.

Она любит его. Джоанна знала, что полюбила его с самого первого взгляда в большом зале Виндзорского дворца. Знала, что он совратил ее сестру и тем серьезно осложнил себе дорогу к ее сердцу, пока не появился рядом с ней в минуту опасности и не спас ее и еврея.

Конечно, Ричард виноват перед Алисией, однако Джоанне в первый раз пришло в голову, что ее сестра тоже несет ответственность за свои поступки. Алисия сделала свой выбор, и теперь ей предстоит сделать свой. Один раз Алисия обманула своего мужа или много раз наставляла ему рога, как говорит Ричард, это неважно, она все равно виновата.

Ричард искупил свои грехи, отвоевав на Востоке и проведя целый год во дворце султана как заложник. Он возмужал в страданиях, которые изменили его нрав, научили его думать и сострадать.

Отныне Джоанна отказывалась считать его убийцей сестры. Ее все еще жгло изнутри желание выведать у него тайну смерти Алисии, но теперь это уже не имело отношения к ее любви. Если будет необходимость, она пешком доберется до Уолсингема, но сегодня тень Алисии должна исчезнуть.

Что бы ни случилось, эта ночь принадлежит ей. Не надо ни о чем думать, тем более о Годфри. Что ж, она скажет ему, что уже не девица. А потом сможет пойти с ним под венец? Вытерпеть его ярость в первую брачную ночь? Прожить с ним всю жизнь? Нет. И тем не менее она должна, потому что они обручены и нет ничего священнее связавших их клятв. Она обо всем расскажет Годфри перед свадьбой, и, если он откажется жениться на ней, Церковь его не осудит. А если не откажется? Как быть тогда? Как жить с ним, отдав сердце другому? Джоанна лежала, устремив взгляд в потолок и прислушиваясь к ночным звукам за закрытыми ставнями: к перекличке сторожей, обходящих улицы Ньюмаркета, к песне соловья в саду бен Иосифа, к крикам хозяина соседнего дома, ругавшегося с женой.

В доме уже с час как воцарилась тишина. «Может, Ричард заснул и не пойдет на конюшню? А что мне делать? Ждать, когда заскрипят половицы?»Или не ждать? Когда лекарь с женой отправились в свою спальню, старая лестница пела на все лады, но ведь они не Ричард, который умеет ходить по-кошачьи бесшумно.

Вот тут-то до нее и донесся звук открываемой двери. Потом чья-то нога ступила на первую ступеньку лестницы. И все.

Джоанна подождала минут пять, после чего взяла свечу, которая горела возле ее кровати, и на цыпочках направилась к лестнице.


Утомленная ласками мужа, Дебора уже засыпала, когда услыхала чьи-то шаги на лестнице. Она тотчас вспомнила, как барон говорил леди Джоанне, что ночью еще раз осмотрит ее коня. Через несколько минут опять раздались шаги, и Дебора села в постели.

– Муж... Вроде это леди Джоанна идет вниз!

Задремавший было Вениамин зевнул.

– Ну и что?

– Как это что? Ты же сам сказал, что они не женаты.

Вениамин хмыкнул и обнял жену за талию.

– Добрая женушка, давай оставим их в покое. Если сегодня что-нибудь и случится, то это не сегодня задумано и, может быть, спасет их от худшего несчастья. Ложись-ка обратно, жена, и давай спать.


Аарон спал возле затухающего камина в зале. Он повернулся с боку на бок и что-то сонно пробормотал, когда открыл глаза и с удивлением увидел Джоанну, подходившую к двери. Однако он тут же опять закрыл глаза. Через несколько мгновений Джоанна уже стояла возле конюшни и толкала дверь.

Внутри было темно и слышно лишь мерное сонное дыхание лошадей и коровы. Прикрывая огонек свечи от нечаянного сквозняка, Джоанна осторожно двинулась внутрь, не удержавшись от испуганного крика, когда у нее по ноге пробежала мышь.

Она отыскала Робина, и конь тихонько заржал, стоило ей протянуть руку, чтобы погладить его.

И вот ее уже обнимают, поворачивают, целуют так, что кровь вспыхивает огнем, а колени подгибаются от слабости.