Майлз послушно прочел документ. Потом посмотрел на своего шурина. В глазах его Гарет прочел невысказанный вопрос.

— Скоро я узнаю, где скрывается Мод, — устало сообщил Гарет. — И как только мне станет известно, где она, поеду за ней. Но нет никакого смысла носиться по всей округе, поднимая переполох, пока я не узнаю точного ее местонахождения.

— Разумеется, ты прав, — отвечал Майлз. — Но как… насчет Миранды?

— Она сама выбрала свою судьбу, — ответил Гарет резче, чем ему бы хотелось. — Она вольна оставаться там, где захочет. Принуждать я ее не буду.

— О да! — пылко вмешалась в их разговор Имоджин. — Теперь девушка нам бы только мешала. Она сыграла свою роль, и ей за это заплатили. Все так, как с ней договаривались.

— Простите меня, — сказал Гарет, направляясь к двери. — У меня дела в городе. Я не буду обедать дома.


Он верхом пустился через Лондонский мост, потом в Саутуорк, кишевший притонами. У него было только одно желание — напиться до бесчувствия и забыться в объятиях какой-нибудь шлюхи… или даже нескольких. Напиться ему удалось, но чем больше он пил, тем отвратительнее ему казались окружающие его женщины. Он смотрел на их развратные лица, а перед глазами стояло ясное личико Миранды.

Перед самым рассветом Гарет ехал по мосту обратно — он подкупил сторожа, и тот отворил для него калитку до восхода солнца, что было запрещено. Граф пьяно покачивался в седле, смутно сознавая, что представляет собой прекрасную добычу для воров. В голове мутилось от выпитого, он так устал, что еле держался в седле.

Ему и раньше случалось возвращаться домой в подобном состоянии, в тот час, когда рассвет еще не наступил и петухи не завели своей песни, когда душа дремлет, голова отуманена выпитым вином, а руки и ноги настолько отяжелели, что ими и двинуть, кажется, невозможно, и каждый мускул налился свинцовой усталостью, столь сильной, что никакому сну невозможно ее прогнать. И часто, возвращаясь домой, он находил спальню пустой и гадал, с кем в эту ночь делит ложе его жена: валяется ли на соломе в какой-нибудь убогой лачуге или дарит поцелуи первому попавшемуся нищему в придорожной канаве?

Шарлотта. Его жена… его любовь. О да, он любил Шарлотту всем сердцем. Должно быть, его всегда пленяли вульгарные, пошлые женщины. Пожалуй, ему в них это нравилось. Гарет рассмеялся, да так бурно, что чуть не свалился с лошади. Склонность к пошлым женщинам. Мэри согласилась бы с таким мнением. Спотыкаясь, он побрел к дому, все еще продолжая посмеиваться.

Гарет, шатаясь, поднялся по лестнице, не замечая, какой при этом производит шум в объятом сном доме, ввалился в свою спальню и с грохотом захлопнул за собой дверь. Он не позаботился раздеться, только сбросил сапоги и упал на кровать.

Ему показалось, что он тонет в толстом перьевом матрасе, опускается все ниже и ниже, погружаясь в тяжелый глубокий сон, в бездну, куда, как ему казалось, его манила Шарлотта.


Услышав, как хлопнула дверь в комнату Гарета, Имоджин села в постели. Она уставилась в темноту, прислушиваясь, не донесется ли до нее еще какой-нибудь звук, но в доме царила тишина. Она слышала, как ее брат, спотыкаясь и натыкаясь на стены, прошел по коридору, и вспомнила о многих подобных ночах. Сколько бессонных ночей провела она, дожидаясь возвращения Гарета и вглядываясь в темноту! Сколько раз она вслушивалась в его неровную, шаткую походку, и сердце ее мучительно билось, и она всем существом тянулась к нему! Ей хотелось успокоить и исцелить его, и душа ее наполнялась ненавистью к женщине, которая исковеркала его жизнь.

Но что случилось теперь? Почему это произошло опять? Неужели все начнется сначала? Ведь все так удачно сложилось! Ее брат стал самим собой после того, как вернулся из Франции. Он снова казался ей сильным, решительным, в его жизни появилась цель, и Имоджин позволила себе поверить, что демоны больше не терзают его.

Но звук неверных шагов в коридоре, хлопанье двери наполнили ее ужасом и ощущением беспомощности. Она отбросила одеяло и встала. Ее пеньюар висел на спинке кровати. Она набросила его и, не отдавая себе отчета в том, что делает, оправила ночной чепец, предохранявший тугие завитки ее кудрей и не позволявший волосам спутаться за ночь. Потом едва слышно открыла дверь своей спальни. Лампа, укрепленная на стене в каменном подсвечнике, горела неровно. Из-за сквозняка пламя ее металось, трепетало и отбрасывало тени, готовое погаснуть в любой миг и погрузить длинный коридор во тьму.

Она осторожно двинулась по коридору. У двери Гарета она остановилась. Прижалась ухом и прислушалась. Сначала она не услышала ничего, и к ней вернулась было надежда… но потом уловила столь знакомые ей звуки. Бессвязные слова, тяжелое дыхание.

Имоджин открыла дверь, как делала много раз до этого, и проскользнула внутрь, тихонько прикрыв ее за собой. Ночные кошмары Гарета были известны ей одной. Это была одна из тайн, которую она разделяла с ним.

— Шарлотта!..

Это имя он выкрикнул громко и отчаянно. Тотчас же Га-рет сел в постели. Глаза его были широко раскрыты и смотрели в темноту. Но Имоджин знала, что он спит. Она бросилась к его постели. По лицу его струился пот, будто его снедала лихорадка, рубашка вся взмокла.

— Гарет… Гарет… проснись!

Она обняла его, прижала к своей груди и принялась баюкать, как маленького мальчика.

— Проснись, Гарет! Это всего лишь сон!

Медленно выражение ужаса сходило с его лица, но кошмар все еще не отпускал его.

— Боже милостивый, — пробормотал он, поворачивая голову и видя сестру.

Она все еще держала его за руку. Глаза ее смотрели на него с фанатичной любовью, неизменной в течение всей его жизни, с того самого момента, как он себя помнил.

— Боже милосердный! Имоджин! — повторил он, снова падая на подушки и мягко высвобождая свою руку из руки сестры. Он отер влажной ладонью взмокшее от пота лицо и лежал теперь, глядя в потолок, стараясь собраться с силами. Голова его была ясной.

«Это верх пошлости!» И он снова принялся смеяться. Может быть, он все еще немного пьян, но этот неудержимый смех был вполне трезвой реакцией на правду.

— Гарет, прекрати! — Имоджин склонилась над ним — лицо ее было изможденным, глаза полны тревоги. Веселье его было странным и пугающим, и она не знала, что с этим делать. — Почему ты смеешься?

— Принеси мне бренди, Имоджин. — Он снова сел на постели. — Нет причины для беспокойства, сестра. Я в своем уме… По правде говоря, — добавил он со смехом, — возможно, я впервые по-настоящему в своем уме за все эти годы.

— Не понимаю, что ты хочешь сказать. — Имоджин принесла ему бутылку. — Тебя снова мучил кошмар. И снова в нем была Шарлотта.

— Да, — тихо ответил Гарет, сползая с постели на пол, — но я твердо верю, Имоджин, что это было в последний раз.

Он поставил на стол нетронутую бутылку бренди.

Имоджин смотрела на него с огромным беспокойством.

Она не поверила ему, и ее посетила мысль, что, возможно, брат по-настоящему помешался. Она заговорила страстно, убежденно, пытаясь заставить его принять факты, которые помогли бы ему примириться с реальностью.

— Я всегда заботилась о тебе, всегда старалась, чтобы тебе было лучше, Гарет. Я понимала, что с Шарлоттой надо что-то делать…

— Имоджин, достаточно!

Голос Гарета хлестнул ее, как бич. Но она продолжала:

— Что-то надо было делать. Я сделала это ради тебя, брат.

Слова ее лились бездумно и неудержимо, и теперь Гарет уже не пытался ее остановить. Он слишком долго избегал правды, и теперь настало время узнать ее, принять эту правду и собственную вину. Пока он этого не сделает, он не сможет начать свою жизнь заново.

— Шарлотта не подходила тебе. Она всегда была пьяна и готова отдаться каждому, на кого положила глаз. Она смеялась над тобой и этим бедным юным де Вером. Она погубила его так же, как тебя. Она стояла тогда у окна, пьяная, и качалась. Достаточно было чуть-чуть подтолкнуть ее… и все… совсем чуть-чуть. — Имоджин подняла на него глаза. Они дико сверкали. — Она была не для тебя, Гарет. Она не годилась тебе в жены.

— Знаю, — ответил он спокойно. — И всегда знал.

— Все, — продолжала Имоджин сквозь слезы, — все это было ради тебя, Гарет.

— Знаю, — повторил он, обнимая сестру. — И я люблю тебя за это, Имоджин. Но пора с этим покончить.

Гарет держал сестру в объятиях, пока ее слезы не иссякли, потом отвел Имоджин в ее комнату и помог ей лечь в постель. Он знал, что за внезапный бурный всплеск чувств она будет расплачиваться жесточайшей головной болью, но в конце концов ей станет легче, как бывало всегда.

Он знал свою сестру, пожалуй, лучше, чем она его, думал Гарет, возвращаясь в свою спальню.

Теперь ему больше не хотелось спать. Не хотелось пить бренди. Он знал, что наконец пришло долгожданное освобождение. В первый раз за столь долгое время он понял, что ему нужно для счастья, и знал, что готов пожертвовать ради этого всем.

«Я любила вас…»

Неужели все потеряно? Неужели он так сильно ранил эту любящую открытую душу, что теперь все безвозвратно ушло? Неужели она не захочет поверить, что он тоже любил ее?

Глава 24

— Ты что-нибудь помнишь об этой ночи? — спросила Мод. Она сидела на берегу реки, прислонившись к стволу дерева, и хрустела большим зеленым яблоком.

— Нет. — Миранда бросила огрызок яблока в реку и смотрела, как вокруг брошенного ею огрызка расходятся круги по воде. — А ты?

Мод покачала головой:

— Нет, я вообще ничего не помню о Франции. Первые мои детские воспоминания связаны с Имоджин и Бертой. — Она наморщила свой маленький носик. — Не слишком обнадеживает. Да?

Миранда хихикнула. В последнее время она редко смеялась, и при звуке ее смеха Мод села, обхватив руками колени. Она знала, что в рассказанной ей истории было что-то, во что Миранда, ее сестра-близнец, не посвятила ее. И оттого, что от нее скрыли нечто, она чувствовала себя несчастной.

— Ты уверена, что хочешь вернуться в свою труппу?

— Да, конечно, — ответила Миранда не задумываясь. — Ведь это моя семья.

Миранда сорвала маргаритку и бросила в поток. Потом принялась наблюдать, как течение крутит и уносит цветок прочь.

— Но…

— Не надо, Мод. — Миранда вскочила. — Пойдем. Солнце уже поднялось высоко, а нам надо сегодня добраться до Эшфорда.

Она свистнула, подзывая Чипа, и маленькая мордочка вынырнула из листьев у них над головой.

Мод тоже поднялась на ноги и протянула руку обезьянке. Зверек прыгнул сначала ей на плечо, а потом на землю.

— Как мы будем добираться до Эшфорда? — спросила Мод, идя за Мирандой. Она пока еще не могла привыкнуть к широким юбкам без фижм и с трудом поспевала за Мирандой, даже после двух дней путешествия. Привыкшая скитаться Миранда шагала легко и свободно. — Мы ведь не будем идти пешком всю дорогу, а?

Она догнала сестру, остановившуюся на краю поля.

Миранда, казалось, задумалась над вопросом Мод. Она посмотрела вверх, на безоблачное небо, синее, как ее глаза.

— Сегодня отличный день для пешей прогулки.

— Но до Эшфорда еще мили и мили пути. Мы ведь только что вышли из Мейдстона! — захныкала Мод, потом, заметив улыбку Миранды, умолкла. — Нехорошо дразниться.

— Ты говоришь так только потому, что не привыкла ходить пешком, — заметила Миранда, перелезая через изгородь на проселочную дорогу.

— Вот именно, — сказала Мод. — Я ведь никогда не бродяжничала, как ты. Мне тяжело.

— Хорошо, подождем здесь и попросим первого же возчика подвезти нас, — сказала Миранда.

— Почему бы нам не отправиться в гостиницу и не нанять двуколку или хоть какую-нибудь повозку? Тогда мы смогли бы передвигаться значительно быстрее. Это лучше, чем просить кого попало подвезти нас. Ведь деньги есть.

Миранда нахмурилась. Как объяснить Мод, что она вовсе не спешит в Фолкстон? Ей и себе-то самой было трудно признаться в этом.

— Я люблю путешествовать не спеша, — протянула она. — Есть особая прелесть в том, что не знаешь, кто и куда сможет тебя подвезти дальше. Или кого встретишь на дороге.

Мод не ответила, она только бросила на сестру быстрый проницательный взгляд.

— После того как мы найдем твою семью и объясним им все, ты можешь вернуться со мной в Лондон.

— Я не гожусь для такой жизни, — ответила Миранда, выходя на середину дороги и начиная яростно размахивать руками, чтобы привлечь внимание человека, правящего фургоном, груженным сеном. — Это все сходило, пока длилось недолго и пока было похоже на игру. Но теперь, когда ты собралась выйти замуж за Генриха… — Она не закончила фразу, потому что ей надо было окликнуть возчика. — Можете немного подвезти нас по дороге в Эшфорд, сэр?

— Да, миль пять нам будет по пути, — приветливо ответил человек, делая знак, чтобы девушки забирались в фургон. — Прыгайте!

— Благодарю вас, сэр. — Миранда ловко прыгнула в фургон и, перегнувшись через бортик, протянула руку Мод. Чип не замедлил присоединиться к ним. Возчик уставился на обезьянку, потом пожал плечами, натянул вожжи, и лошади тронулись.