— Вы ведь собираетесь ехать в Лугано, да? — спросила она.
— Да, собираемся. Лучший способ избежать трагедии — вовремя предупредить. Мы думали уехать сразу после окончания обряда погребения.
— Найдите какой-нибудь предлог, чтобы уехать сегодня же. Через два часа отходит поезд на Брегенц… Прежде всего, похороны состоятся на двадцать четыре часа раньше, то есть завтра, а потом, на следующую ночь, Фриц увезет тело. Если учесть, что вас может подвести неудобное расписание и вы задержитесь на пересадке или, например, не сразу найдете графа Манфреди, выигрыш во времени мог бы оказаться недостаточным…
— Вы — само благоразумие! Но не могли бы вы помочь мне с предлогом? Я думаю сослаться на телеграмму, полученную из Венеции…
— Разумеется, вы можете на меня рассчитывать, но будьте уверены, что доказательств у вас никто и не потребует: новый великий князь вас ненавидит, а Таффельберг ненавидит еще сильнее. Они будут только рады, если вы уедете.
— Я тоже без них скучать не стану, а вам спасибо за то, что предупредили!
Через полтора часа после этого разговора, официально распрощавшись с хозяевами, которые приняли это с нескрываемым удовлетворением, Альдо и его «секретарь» выехали из Гогенбурга в той самой машине, которая их туда привезла. Теперь она доставила их на вокзал, откуда маленьким поездом, ходившим только до Лангенфельса и обратно, они отправились в Брегенц. Там переночевали, а наутро принялись пробираться к цели по запутанному лабиринту швейцарских железных дорог.
Назавтра, когда последние посетители разъезжались из замка, предоставляя близким в узком кругу совершить погребение великой княгини, лысый человечек в темно-серой шубе и с лицом, которое было бы вполне заурядным, если бы не его разбухший нос, попросил разрешения переговорить с фрейлиной покойной. Человечек выглядел крайне взволнованным и, оказавшись лицом к лицу с девушкой, тотчас рассыпался в извинениях и сожалениях:
— Мадемуазель, мне сообщили, что князь Морозини покинул замок еще вчера вечером. Не могли бы вы сказать мне, куда именно он уехал? Просто не знаю, как быть, если мне не удастся в самое ближайшее время его разыскать!
— Можно узнать, кто вы такой, сударь?
— О, прошу извинить меня за то, что я не представился, но я так потрясен, что начисто позабыл об этом: я его кузен, Доменико Панкальди. Совершенно необходимо, чтобы он как можно скорее вернулся домой, в Венецию!
— А что случилось?
— О, мадемуазель, случилась трагедия, страшная, чудовищная трагедия! Его поверенный был убит во время чрезвычайно дерзкого ограбления. И я должен как можно быстрее привезти домой господина Морозини!
— Но, поскольку вы знали, что он здесь, почему же вы не позвонили вместо того-, чтобы самому отправляться в путь? Ведь так было бы намного быстрее.
— Да ведь у вас телефон не работает. Он уже два дня как поврежден. Так что я вскочил в первый же поезд — и вот я здесь… Но где же князь, мадемуазель? Умоляю вас! Скажите мне, пожалуйста, ради бога скажите, где его найти!
Казалось, он вот-вот расплачется; впрочем, Хильда знала, что телефонная линия, соединявшая Гогенбург-Лангенфельс с остальным миром, действительно была повреждена…
— Но что дает вам основания предполагать, будто мне это известно?
— То обстоятельство, что вы с ним друзья. По крайней мере, так выходит по словам слуги, который меня к вам направил. И потому заклинаю вас, если вы действительно считаете князя своим другом, скажите мне, где я могу его найти. Венецианская полиция недоверчива и сурова. Она его уже ищет, и я даже не решаюсь представить себе, что произойдет, если его не найдут. Так сжальтесь же надо мной и ответьте, где он!
— Y него было дело в Лугано. Я думаю, что там вы сможете его застать…
Человечек так обрадовался, что чуть было не пал ниц к ногам девушки.
— О, благодарю вас!.. Благодарю от всего сердца, мадемуазель! Морозини тоже не преминет поблагодарить вас за то, что вы для него сделали! Вы просто-напросто спасли его! Вы проявили себя как истинный друг! А теперь мне надо поспешить на поезд. Я постараюсь уже из Брегенца дозвониться в несколько гостиниц…
— Думаю, это действительно лучшее решение. Счастливого пути, господин Панкальди!
Выбравшись на свежий воздух, фальшивый Доменико Панкальди, чье настоящее имя было Альфред Оллард и который в равной мере мог считаться как подданным его британского величества Георга V, так и его итальянского величества Виктора-Эммануила II, остановился и глубоко вдохнул этот и на самом деле свежий, чрезвычайно, даже слишком свежий, но такой живительный альпийский воздух. Все прошло как нельзя лучше, просто восхитительно удалось благодаря его исключительному актерскому таланту и благословенной способности плакать по желанию, которой природа, во всем остальном поскупившаяся, наградила его в виде компенсации. Впрочем, разыгрывать комедии было его излюбленным занятием, а то представление, которое он только что устроил для мадемуазель фон Винклеред, переполняло его восторгом. Он сожалел лишь об одном: о полном отсутствии публики, способной оценить его по достоинству, — в таком случае его наниматели могли бы обнаружить, какой выдающийся артист почтил их своим сотрудничеством .
Правда, этот приступ самодовольства вскоре прошел, вытесненный вставшей перед «артистом» проблемой: зачем бы это Морозини и его драгоценному археологу понадобилось отправляться в Лугано, если изумруды по-прежнему — он только что получил подтверждение этого — висели в ушах немецкой великой княгини, чей гроб закрыли всего несколько минут назад? И тотчас в его голове возник новый вопрос, вызвавший внезапную и сильнейшую тревогу: а что, если камни фальшивые? По крайней мере, это объяснение казалось логичным: решение навечно заточить в склепе такие великолепные драгоценности граничило с безумием даже в том случае, если появления грабителей могил опасаться не приходилось. А у кого хватило бы безрассудства на то, чтобы попытаться вскрыть могилу, находящуюся под тройной защитой: дверей склепа, дверей часовни и, наконец, должно быть, еще средневековых, но очень надежных укреплений замка Гогенбург? В таком случае можно было предположить, что этот чертов князь, так хорошо разбирающийся в старинных драгоценностях, сумел изготовить копии камней, вот только где и когда он мог бы это сделать? За ним и за его сообщником следили с тех самых пор, как они покинули Иерусалим, за ними следовали по пятам и пристально наблюдали ловко сменявшие друг друга агенты. Когда он был в Париже во время рождественских праздников? Да он и близко не подходил ни к одному ювелиру или хотя бы к кому-нибудь, кого можно было считать ремесленником-надомником. То же самое было в Англии с Видаль-Пеликорном. Ну и что дальше?
Вывод напрашивался сам собой: надо было отправляться в Лугано, и чем скорее, тем лучше. Наполнив свои просторные легкие изрядной порцией свежего воздуха, Альфред Оллард пустился бежать так быстро, как только позволяли ему его коротенькие ножки. Он спешил к маленькой гостинице в Лангенфельсе, где его дожидался товарищ по злоключениям, тот самый человек, которому так хорошо удавались своевременные повреждения телефонных линий…
Несмотря на то, что стояла зима, погода в Лугано была чудесная. Ласковое солнышко нежно поглаживало обрамленные аркадами улицы и дома, выстроенные в итальянском вкусе, отражалось в воде прекрасного озера и заливало сиянием склоны окружавших его величественных Итальянских Альп, сплошь заснеженных, кроме горы Сан-Сальваторе, до самой вершины поросшей лесом. Наши путешественники прибыли в Лугано среди ночи и потому в первые минуты вынуждены были довольствоваться теплом, ощущавшимся уже на террасе вокзала, за которой лишь угадывался расстилавшийся вокруг пленительный пейзаж. Но ближе к полудню, устроившись в запряженной парой лошадей коляске, которая должна была отвезти его на виллу «Клементина», где жил граф Манфреди, Альдо сумел ненадолго отвлечься от всех забот и насладиться прогулкой. Обсаженная деревьями набережная незаметно переходила в идущую вдоль озера дорогу, откуда видны были холмы, покрытые садами и виноградниками и сверкавшие на темном фоне каштановых лесов и орешника, словно драгоценные камни на бархате раскрытого футляра. Среди всего этого были рассыпаны прелестные деревушки и уединенные виллы.
Если жилище графа Манфреди, возвышавшееся над садами, уступами спускавшимися к самому озеру, было и не самым большим, то уж точно самым красивым и выделялось чистотой стиля: увенчанное фронтоном центральное строение с лоджией и расходящиеся от него два крыла с выстроившимися вдоль террас статуями. Перед фасадом пестрели узорные клумбы. Густая и плотная зелень великолепно оттеняла белизну и изящество здания.
Альдо заранее предупредил Альберто Манфреди о своем приезде, и тот как раз возвращался из сада, когда коляска с гостем остановилась у ступеней крыльца. Его радость при виде гостя была, несомненно, искренней, и Альдо ее разделял: его встречи с веронцем всегда доставляли удовольствие обоим. Манфреди в то время было около пятидесяти, но выглядел он лет на десять моложе, несмотря на роскошную седую шевелюру, спускавшуюся сзади на шею и так чудесно обрамлявшую его смуглое лицо с властными чертами. Впрочем, суровость черт смягчалась обаятельной улыбкой, озарявшей лицо не только блеском крепких белых зубов, но и сиянием больших серых глаз. Рукопожатие графа было крепким и надежным, и то же ощущение надежности исходило от всего его стройного мускулистого тела, которое безупречно облегал костюм из английской фланели.
— Вы и представить себе не можете, какую радость доставили мне своим приездом! — воскликнул он, взяв гостя за руку, чтобы ввести его в дом. — Я бы даже сказал, что вас послало само небо: я как раз собирался ехать в Венецию, чтобы попытаться вместе с вами подобрать подарок, который доставил бы удовольствие моей жене, у нее скоро День рождения…
— Все дело было в этом подарке? Вы хотели купить еще что-нибудь из бирюзы?
— Нет, мне нужен жемчуг. Анналина обожает жемчуг, и мне хотелось подарить ей что-нибудь очень красивое и, если возможно, обладающее историей…
— Буду ли я иметь честь засвидетельствовать ей свое почтение?
— Не сейчас. Она только что вместе с кухаркой отправилась за покупками. Вам ведь, наверное, известно, какая она великолепная хозяйка? Да, сейчас ее, к сожалению, нет дома, но это позволит нам спокойно поговорить…
Они вошли в маленькую гостиную, где солнце празднично играло в гранях старинного хрусталя, заполнявшего целую витрину и, казалось, окрашивало своим теплым светом золотистую бархатную обивку удобных кресел. Это была уютная комната, украшенная рождественскими розами, голубыми гиацинтами и белыми тюльпанами, и все здесь дышало покоем и счастьем. Каждая мелочь — забытый на спинке кресла муслиновый шарф, серебряная рамка с фотографией счастливой четы на прелестном бюро эпохи Людовика XV, раскрытая книга, придавленная на недочитанной странице парой очков, весело горевший в камине огонь — уверенно напоминала о мгновениях драгоценной близости, которую ближайшие события, возможно, поставят под удар.
Граф предложил Морозини что-нибудь выпить, но тот всем прочим напиткам предпочел кофе: слишком давно ему не приходилось пить кофе, действительно заслуживающий это название!
— Но, прежде чем мы займемся жемчугом, скажите мне, дорогой друг, что привело вас сюда. Не могу же я, в самом деле, предполагать, будто вы читаете мысли на расстоянии?
Конечно, нет, и я очень боюсь, дорогой граф, что стану для вас менее желанным гостем, как только вы узнаете, что привело меня в ваши края. Я приехал для того, чтобы предупредить вас об опасности, угрожающей вашему счастью. Потому что вы ведь счастливы, правда?
— Вполне счастлив! Бесконечно счастлив!.. Но вы меня пугаете… О какой опасности идет речь?
— Я думаю, вы помните великую княгиню Гогенбург-Лангенфельс?
— Федору? Несомненно, дорогой князь, вы ведь заранее знаете ответ на этот вопрос. Такую женщину, как она, забыть невозможно, даже если, кроме нее, в твоей жизни было немало других, но…
— Она только что скончалась в своем замке в Гогенбурге. Вместо того чтобы открыть традиционный новогодний бал, на который любезно пригласила и меня, она покончила жизнь самоубийством, приняв яд…
— Что вы говорите? Она покончила с собой? Федора?
— Да. И, я думаю, сделала это из любви к вам или, вернее, из мести: вы осмелились ее покинуть для того, чтобы жениться на другой.
Манфреди вскочил со своего кресла и принялся расхаживать по комнате.
— Я бросил ее для того, чтобы жениться? Вот уж чего не было, того не было! Я разорвал нашу связь, потому что совместная жизнь с этой женщиной стала совершенно невыносимой. Из уважения к памяти покойной я избавлю вас от подробностей, скажу только, что, не положи я этом) конец, она свела бы меня с ума. О, это было не так-то легко: она не допускала даже мысли о том, что от нее можно уйти, если не она сама это приказала. Похоже, она всегда первой уставала от затянувшихся отношений. На этот раз произошло обратное, но я больше не мог терпеть: я буквально задыхался!
"Изумруды пророка" отзывы
Отзывы читателей о книге "Изумруды пророка". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Изумруды пророка" друзьям в соцсетях.