Она затряслась, видимо, очень реально представив "вышку". - Короче, сказал он, - я следователь по делу об убийстве Алексея Радоиванова и ограблении Полины Петровны Найдиной, а также попытке убийства той же Полины Петровны. И это не все. В деле ограбление вашего мужа, Юрия Федоровича Гордеева, даже не его лично, а ограбление фирмы, где президент - Сергей Иванович Макеев. Ну как? Знакомые все лица? А сейчас мы вам представимся: Касьян Гордианович Лужнев, Степан Аркадьевич Сотников. Московский Уголовный Розыск.

Кика была полностью уничтожена: краска с ресниц слезла, растеклась по щекам черными бороздами, губы тряслись, глаза покраснели от хлынувших вмиг слез, - и при этих темных волосах она выглядела сейчас старухой. Это была не та кокетливая девочка-женщина, которая улыбалась с фотографического портрета ему на его московской кухне. ... Чего ей не хватало? Ну, не любила она Юрашу, ладно, так любовников было невпроворот! Деньги Юраша давал ей всегда! Ну, обокрала бы его чуток, в конце концов, по-семейному, что ли... Так нет же!

Он вдруг понял: она заполняла свою пустоту, свое внутреннее, не заполненное ничем пространство.

Свое холодное сердце она хотела согреть чужой пролитой кровью и чужими горючими слезами.

Примерно так он и сказал ей, добавив, что она пустой шарик, сдувшийся.

Она не рыдала уже, а только всхлипывала, сжимаясь, как от ударов, от его слов, - никто никогда не осмеливался ей такое сказать.

Касьяну ни капли не было её жалко: если бы мог, если бы... он бы её избил.

Очухался Стас, охая, привстал и тут же опять упал на пол.

Степа поднял его, тряханул и усадил на диванчик.

Быстро же скукожился Стас! Впрочем, как и его подруга.

Касьян решил идти без экивоков - напрямую, он сказал. - Александра Константиновна (ее особо раздражало это длинное "пожилое" обращение, её всю перекашивало. Ешь, паскуда, думал Касьян), а теперь вы отдадите нам деньги вашего мужа, я не прав, - деньги фирмы, казенные, которые вы присвоили путем грабежа. И никаких возражений, - предупредил он и поднял руку, видя, что она что-то рвется сказать, - молчите, слова вашего пока не требуется. После будете говорить и рассказывать, и объяснять. Суду. А сейчас - деньги сюда, быстро. Не захотите сами отдать, добровольно, - возьмем сами, и тогда дела у нас с вами пойдут другие. Ну?

Она вдруг в бешенстве и безумии вскочила со стула и трясущимися руками стала рыться в большой дорожной сумке, вывалила какие-то платья, кофты, и отовсюду сыпались пачки долларов...

Стас приподнялся с трудом со своего ложа и удивленно протянул. - Ну-у, су-ука... Я ведь так и не знал, сколько она урвала!..

Касьян спокойно собрал все вывалившиеся пачки (Кика уже плюхнулась на стул и закрыла лицо руками), освободил сумку от шмоток и аккуратно, пачку к пачке, быстро пересчитав, сложил доллары обратно.

А она, отняв руки от искаженного злобой лица, истерично завизжала: хватайте! Хапайте! Думаете, я так и поверила, что вы их отдадите! Ага! Щас! Подавитесь!.. - Вам легче от того, что вы меня посчитали таким же ворюгой, как и вы? Легче? Ну и отлично. Рад услужить пожилой даме.

Касьян издевался над нею, а она аж рычала от ненависти, бешенства и бессилия.

Стас вдруг стал ныть. - Как же мы?.. У нас же ни копейки не осталось... - А вы думаете, вам они будут нужны? - удивился как бы Касьян. - Вы не имеете права нас брать, - приободрился вдруг Стас. - Мы вас брать и не собираемся, это сделают сейчас другие, сказал Касьян, несколько блефуя, но очень ему хотелось напугать ещё эту поганую парочку живоглотов. - Мы с вами прощаемся. Оставляем вас наедине. Как говорится, друг с другом, и каждого со своей совестью... Но, к сожалению, - или к вашему счастью, - её у вас нет.

И они со Степой ушли. Но поехал к Хайгелю один Касьян, Степа остался "смотрящим".

Они решали с Хайгелем организационные вопросы и пили кофе с тостами (целый день - голодом!). В кабинет заглянул дежурный, увидел незнакомца и поманил Хайгеля выйти.

Того не было минут десять, когда же он вошел снова, у него было странное выражение лица.

Он сказал: звонил Степан. Выстрелы в бунгало. - Едем, - сказал Касьян, - сдается мне...

Но что ему сдается, он не сообщил.

Они вошли в бунгало.

В комнате, у самой двери, лежал бездыханный Стас - помочь ему уже было нельзя. И застрелила его, конечно, Кика, из маленького дамского пистолета ( где он у неё был? Касьян, прпозднясь, посетовал на себя - не осмотрел дамочку, а ведь могло получиться худо, если бы она спроворилась...).

И сама она безжизненно обвисла в кресле, у правой руки валялся тот револьверчик, а из раздробленного пулей виска уже густеющим потоком шла кровь. - Ну, вот и конец истории, - сказал Касьян в никуда. - Недолго же я видел мадам живой. А мне так хотелось суда! Справедливого и нелицеприятного. Она оказалась трусливее и злее. Покончила все разом. И Стаса не оставила без себя на этом свете. Уж он-то бы зубами, а вгрызся в жизнь, любую, даже в тюрьме.

ЭПИЛОГ.

Начнем с Юрия Федоровича.

Он в частной неврологической клинике, куда устроил его старый друг Серый, Сергей Иванович, деньги которому Юрка вернул.

Пишет мемуары о своей жизни с Сашенькой.

О том, что такой, какою она предстала в своих зрелых годах, её сделали мужчины, эти исчадия, исковеркав все ростки доброго и красивого, что прорастало у Сашеньки в юности...

Дескать, в молодости она была невиннейшим существом - полевым цветком среди душистых трав. Мы, мужчины, виновны в том, что с ней произошло - вот фундаментальный постулат рукописи Юрия Федоровича.

Такая всепоглощающая любовь в столь неказистом теле и смешном облике! Увы, в этом всегдашний жизненный парадокс. В красавицах и красавцах редко сыщешь (а мы все ищем!) великое чувство, схватившее Юрия Федоровича за горло на всю жизнь.

Такое добровольное любовное сумасшествие поселяется, обычно - или часто, в некрасивой и неэстетичной особи...

Возможно, природа таким образом просит прощения за свою невнимательность? Ну, что бы ей - Великой и Всемогущей! - создавать красавцев и красавиц с мощным потенциалом любви и доброты!

А так... Ни одна живая душа не волнуется о Юрии Федоровиче.

Нет, ждет его некая Елена Михайловна, вполне обычная, ничем не замечательная женщина.

Лина, наконец, вышла из больницы, и, как сказал доктор, вполне здоровая, насколько можно быть здоровой после физической и душевной травмы такой силы.

Она выглядела нормальной, но не говорила и как бы ничего не слышала. То есть, не то, чтобы она потеряла слух и голос... Нет. Просто она отвечала на вопросы (не все) очень односложно: да. нет...

Лина оглохла "избирательно", и это тоже говорило за то, что она вполне нормальна и не говорит, потому что не хочет.

Касьян, который после всей этой скандальной истории продолжал с ними общаться и даже подружился, как ни странно, - вот вам и "связи темных дельцов и полиции"! - говорил, что не надо её трогать, она сама решит, когда ей заговорить и стать, если не прежней, то близкой к тому.

О гибели Стаса ей сказал Касьян ещё в больнице - сделал это специально, по правилу "клин-клином", но так не получилось, она не проявила никаких эмоций, только в глазах мелькнула будто молния.

В общем, она жила растительной, почти, жизнью потухшая, вялая, замкнувшаяся в себе. О чем она думала, - а что думала, это заметно было каждому, - никто не знал, но все ждали, когда она придет окончательно в себя.

И это произошло. По "вине" того же Доброхотова, который вдруг появился у них и прямо потребовал свидания с Линой.

Ирина и Вальдемар Петрович (В.Н. остался им, перечеркнув этим прошлую свою жизнь) всполошились, не знали, как себя держать с ним, что гворить и пускать ли вообще к Лине. Ирина позвонила касьяну, - она держала его за домашнего оракула, - что скажет касьян, то и есть истина. Касьян четко сказал: "Пусть встречаются, нечего держать её в колбе"... Лина и Доброхотов встретились, он попросил Ирину оставить их вдвоем, чему та не обрадовалась, но делать нечего - вышла. И после этго Лина неожиданно переменилась, у неё появилась некторая живость во взгляде и она вдруг сказала, что хочет выпить рюмку водки.

Ирина вне себя от радости кубарем понеслась за водкой...

Выпив (Ирина тоже с ней выпила), Лина вдруг разрыдалась и долго рыдала, ничем её нельзя было успокоить. Ирина опять позвонила Касьяну, на что тот опять сказал: пусть рыдает...

И уже при затухающих всхлипах Лина сказала, что Доброхотов сказал, что сейчас прилично зарабатывает и теперь вроде бы не беден и делает ей предложение... - Какое? - глупо спросила Ирина, ни сном, ни духом не предполагая, что предложение самое банальное, а она было подумала о каком-нибудь новом деле и хотела уже встать на дыбарики. А когда поняла, тоже прослезилась и спросила: ну и как ты?

Лина посмотрела на неё почти прежними своими изумрудными глазами и ответила, - я согласилась.

Ирина поперхнулась, но, сделав вид, что очень рада, спросила еще, - а ты к нему как-то относишься?.. - Как-то отношусь, - усмехнулась Лина, - но самое удивительное, что он в меня влюблен... И обещает мне жизнь без потрясений... Он устроился в какую-то фирму переводчиком и очень неплохо зарабатывает. И связи у нас с ним настолько давние и трудные. что, думается, лучшего мне ничего не найти. Все-таки я - душевный инвалид, Ира, и если человек берется оберегать меня и со мной возиться, то мне ли отказываться.

Это была прежняя Лина.

И Ирина, со вздохом облегчения и какого-то сожаления, согласилась, что она права.

Они с Доброхотовым стали жить в лининой квартире, откуда, наконец, съехали американцы.

Лина как-то постепенно стала уходить с горизонта "бамбинари", как называл их Касьян... Но ничего не поделаешь, - так повернулась жизнь.

Зато к бамбинистам довольно плотно прилипла Мила, Людмила Алексеевна, которая полюбила когда-то Стаса, а теперь обожала их всех, и все время порывалась серьезно о чем-то поговорить с Ириной и Вальдемаром.

Но В.Н. был в сумеречном состоянии души после всего, что произошло, и ни о чем не хотел ни с кем говорить.

Вальдемар Петрович все же "раскололся" Касьяну.

И правильно сделал, потому что Касьян и раньше все видел и понимал. Да и странное было несоответствие между истинными задачами клуба и вполне приличными, даже совестливыми людьми, которые клубом ведали...

Клуб закрыли.

В.Н. клялся и божился, что никогда ни за что не будет иметь дела с подобным... На него нашло затмение, когда он стал вдруг обладателем теткиных денег, до этого момента живя жизнью серенькой мышки.

Ирина и В.Н. придумали новое: "Дом для одиноких сердец" - недорогую гостиницу для одиноких людей.

Касьян, конечно, всласть поржал над мелодрамой, заключенной в названии, но против ничего не имел.

Ирина и В.Н. решили, что это будет дом, типа частного пансиона, недорогого, с длительным проживанием одиноких людей, оказавшихся в стеснительном или экстремальном состоянии.

А здесь они могли снять комнату, иметь обед, ужин, видеосалон, те же оставшиеся от "БАМБИНО", настольные игры, танцевальный зальчик и даже своего композитора, певца и руководителя рок-группы "ЛИ-НА". Мальчики никуда не разбежались, хотя им было предложено, если они хотят, уйти и забыть навеки о несчастливом Клубе. Но ни Саша, ни Игорек, ни Витюша не захотели уходить. Витюша уже смог приобрести некоторые инструменты, и они создали свою небольшую рок-поп-группу, на любой вкус.

Жили каждый у себя, но по-прежнему почти все время проводили в клубе, - то есть в "Доме одиноких сердец"

Ни о каких прежних услугах и речи не было.

Как говорят, на огонек, заглянула Олик, чему В.Н. обрадовался до сердцебиения. Он давно уже понял, что Клуб сыграл в его жизни странно двойственную роль: принес многие печали и вылечил от тайной нечистой страстишки. Но странно вылечил: секс перестал для него существовать вообще. Его вполне устраивал душевный покой и вечерние тихие беседы с Ириной.

Поэтому его "сердцебиение" по поводу Олика было, как бы это сказать, последним всплеском.

И хорошо - Олик пришла сказать, что выходит замуж за Касьяна, который, в конце концов, - решился.

КОНЕЦ