Марина, отставив блюдо с закусками, полезла целовать Лешего, который уже улыбался:

– Маринка! Не заводи меня! А то выпить не дает, неудобно, а это удобно!

– Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось.

Валерия долго водила их по трехэтажному дому как по музею – стиль был выдержан везде: плавно стекающие лестницы с ажурными перилами, зеркала неправильной формы, изысканные люстры, камины, наборный паркет и ковры – все с теми же ирисами. Интерьеры, в отличие от времени подлинного модерна, не были перегружены – много встроенных шкафов пряталось за зеркалами и стенными панелями.

Если на первых двух этажах мебель в основном была новодельной или стилизованной, то на третьем царил антиквариат – Гюстав Бови, Галле, Тиффани, Майоль, Лалик. Лёшка узнал два шкафа и пару кресел, которые в свое время реставрировал для Валерии: собственно, они так и познакомились, только потом выяснилось, что мастер еще и хороший художник. На половину Анатолия они только заглянули – там никакого модерна не было и в помине:

– Толя не любит все эти финтифлюшки. Он просил чего-нибудь попрочнее. Так что, сами видите – сплошная сталь и черное дерево. Мрачновато, но ему нравится.

Третий этаж был меньше по площади: жилые помещения башенок заканчивались на втором, выше превращаясь в застекленные лоджии. В картинную галерею Валерия их не повела – завтра, завтра! А то слишком много впечатлений. У Марины действительно слегка кружилась голова, и Лёшка увел ее в парк, где они долго бродили, разглядывая со всех сторон дом, в котором уже кое-где горел свет, и одна из башенок сияла витражами, как волшебная шкатулка.

В парке нашлись еще постройки, не все законченные: гараж, небольшой домик неизвестного назначения, оранжерея, беседки. На детской площадке, расцвеченной разноцветными фонариками, обнаружились Наташа со Стёпочкой – Марина тут же кинулась играть с малышом, а Лёшка попытался завязать светскую беседу с Наташей, но та только улыбалась и отвечала на его осторожные расспросы односложно – вышколенная.

Наконец приехали Аркаша с Юлечкой – миниатюрной юной женщиной, которая бережно прикрывала руками свой огромный живот и смотрела на Аркашу влюбленными глазами. Она явно боялась Валерии и вообще очень робела, так что Леший, конечно же, умилился, а Марина тотчас распростерла крылья и кинулась опекать такое трогательное существо, но Юлечка, похоже, Марину боялась тоже.

Ждали Анатолия. Стол был накрыт в зимнем саду:

– У нас сегодня все просто, по-семейному, – сказала Валерия.

Лёшка только хмыкнул. Валерия отдавала последние указания горничной, Лёшка беседовал с Аркашей, Марина пыталась разговорить Юлечку, как вдруг низкий и какой-то густой голос произнес:

– О, какая компания! Дорогая, почему ты не предупредила, что у нас прием, я надел бы смокинг. Ничего, что я в пижаме?

Марина оглянулась, успев краем глаза заметить, как и без того бледная Юлечка совсем позеленела – это появился Анатолий. Он был даже выше Лёшки, а уж в плечах точно шире. Совершенно невозможно было понять, сколько ему лет: если Валерия ослепляла блеском, то Анатолий был неприступен, как бронированный сейф. Он был в офисном костюме, но галстук держал в руке.

– Шуточки у него, однако, – прошептал Лёшка Марине. – В пижаме!

– Как умеет, так и шутит.

– Толя! Наконец-то! – Валерия поцеловала его в щеку. – Мы заждались. Ты помнишь Алексея? А это Марина, его жена.

Марина храбро протянула руку, но Анатолий, чуть усмехнувшись одними глазами, повернул Маринину руку ладошкой вниз и поцеловал. Уже коснувшись губами ее кожи, он на секунду поднял глаза и встретился с ней взглядом. И тут же отошел, а Марина растерянно заморгала: ей показалось, что он провел большим пальцем по ее ладони – движение очень интимное. И этот взгляд в упор…

Анатолий нисколько не походил на дамского угодника и производил действительно несколько устрашающее впечатление: крупный, тяжелый и медлительный, не слишком красивый – внешность самая простая, но ощущение таящейся в нем опасной мощи было впечатляющим. Леший сразу же напрягся, и Марина подумала: если бы они с Анатолием были псами или волками, уже оскалили бы клыки. Ей казалось, она даже слышит приглушенное рычание: два доминирующих самца встретились нос к носу.

– Лёшка! – дернула она Лешего за рукав, потом встала перед ним и заглянула в глаза. – Уймись! Он тебе не соперник. Он зверь другой породы. Ты – волк или медведь, а он… он – тигр!

– Тигр… саблезубый, – проворчал Лёшка, но слегка расслабился.

После ужина мужчины остались в своей компании, Юлечка отправилась отдыхать, а Марину Валерия повела к себе. Марина подозревала, что Лёшка тоже с удовольствием отправился бы в «апартаменты»: и о чем они, такие разные, будут разговаривать за коньяком?!

– Ты молодец, – сказала Валерия. – Очень сильно продвинулась с нашей первой встречи. Я думала, придется много работать с тобой, а ты сама справилась.

– Да, так уж вышло, как-то неожиданно. Но еще не все получается.

– Твой дар растет быстрее тебя. Ты должна научиться управлять собой, понимаешь? Своей силой. Я могу помочь немножко, если хочешь. Если доверяешь.

– Вы же мне помогли – тогда, в галерее, да?

– Вроде бы мы с тобой перешли на «ты»?

Это был странный разговор, потому что велся на нескольких уровнях сразу – и словами и без слов. Они сидели в спальне у Валерии – прямо на полу, на пушистом ковре, между ними на плоской медной тарелке горела красная свеча. Валерия сняла все свои браслеты и держала Марину за руки. Обе закрыли глаза. Валерия ее вела – словно из комнаты с резким неоновым светом Марина уходила в темноту летнего вечера, полного звезд, аромата ночных цветов, дыхания земли, растворялась в этих звездах, в бесконечной и вечной тьме с редкими вспыхивающими огоньками. Вдруг она ощутила свое тело как продолжение этой бесконечности, как маленькую ее часть, маленькую и одновременно огромную. Что-то внутри Марины двигалось, шевелилось, мерцало, проплывало, суетилось, а извне лился ровный свет, под которым все перестраивалось и настраивалось, обретая гармонию.

Когда Марина ушла, Валерия еще постояла посреди комнаты, размышляя о чем-то, потом печально вздохнула. Расчесав тяжелую волну волос, она переоделась в шелковый темно-лиловый халат и отправилась к мужу. Она шла, рассеянно улыбаясь своим мыслям, а внизу, на первых ступеньках лестницы второго этажа, замерла няня Наташа, провожая ее напряженным взглядом. Когда Валерия скрылась из виду, Наташа выдохнула, повернулась и побежала к себе в комнату: слава Богу, не заметила! Но Валерия замечала все. Анатолий сидел перед монитором. Увидев жену, улыбнулся и встал:

– Дорогая! В честь чего такой подарок?

– Так, захотелось. – Валерия сбросила халат и взяла его за руку. – Пойдем?

– Сейчас, только позвоню. – Он протянул руку к телефону, но Валерия покачала головой: – Не надо. Она и так не придет.

Анатолий раздевался, глядя на лежащую в постели обнаженную Валерию, и – как всегда! – дивился ее невероятному блистательному совершенству. Спустя полчаса, окончательно придя в себя, он тихо сказал ей:

– Спасибо! Это было потрясающе. Если не знать, то можно подумать, что…

– Ничего не изменилось, я все та же.

Оба долго молчали, потом Валерия спросила еле слышно:

– Она тебе понравилась?

– Да.

Это «да» упало как камень в колодец их тяжкого молчания и кануло на дно. Прошло еще несколько минут, и Валерия горько произнесла:

– Понравилась, вижу. Сильно. Если тебе это нужно, то… Но мне бы в этот раз не хотелось. Не стоит разбивать такую пару. Они мне нужны, оба. Очень нужны. Идеальное сочетание. Лучше мне уже не найти.

– А ты что думаешь, получилось бы? В этот раз? Ты что, не видишь – тут ничего не выйдет? Ну да, этого ты как раз и не видишь. Они же любят друг друга! Любят! Они… они живые. Настоящие.

Анатолий встал и ушел в душ, долго стоял там, подставив лицо под жесткие струи воды, у которой почему-то был соленый привкус. Вернулся – Валерия лежала в той же позе, словно окаменела. Он вздохнул и опять прилег рядом, укрывая ее одеялом и обнимая:

– Ну, перестань. У нас все по-старому, все хорошо. Я с тобой! Я же дал слово.

– Я испугалась, что ты…

– Я понял. Бедная моя девочка!

– Спасибо, милый. Когда ты так говоришь, мне кажется, я… почти… что-то чувствую. Может, хочешь еще раз? Или Наташу позову?

Он засмеялся:

– Нет, не надо. Иди, все хорошо. Спи спокойно.

Но сам не спал до утра.

А Леший почти заснул, когда вернулась Марина. Ее переполняла энергия – просто искры сыпались!

– Где ты была так долго? – спросил он, зевая. – Я тут задремал без тебя.

– Вот она я. Ты так и будешь спать? А ты разве не хочешь?

– Да что-то я… как-то…

– Ничего себе! – засмеялась Марина, обнимая его. – И картинка на потолке не вдохновляет?

– Марин, я тут не могу. Прости.

– Ты – и не можешь? Почему?

– Ну… В чужом доме и все такое…

– Лёш, да мы же одни, никого вокруг, они все в другом крыле.

– Ты знаешь, – признался Леший, – я Валерию как-то побаиваюсь: посмотрит – просто рентгеном просветит. А сейчас мне кажется, что она нас и с другого конца дома видит.

– Сквозь стены? Да нужны мы ей!

– Правда, Марин! Не могу. Не включается что-то.

– Да ну-у! Я так не играю…

– Но ты же можешь предпринять кое-что, а?

– Начинается!

– Эх, никто меня тут не лю-убит, все меня просто ненавидю-ут…

– Запел, Матроскин! Ну ладно, ладно, что там у тебя не включается! Только ты не рассчитывай, что я буду все время так делать.

– Нет? А я-то надеялся! Так хорошо – лежишь себе, отдыхаешь, не утомляешься…

– Так вот почему тебе это нравится!

– А ты думала!

– Лентяй!

– Спасение утопающих, между прочим, – бормотал Леший, пока Марина прокладывала дорожку из поцелуев: подбородок, шея, ключицы, грудь, живот, – дело рук самих утопающих… ай!

Она его укусила. Потом, внутренне вздохнув, спустилась пониже. И ведь нравится это некоторым, а? Нет, мужчинам – понятно, почему нравится. А вот женщинам?.. И скулы болят.

В эту ночь ей приснился странный сон: сквозь кружевные занавески в окно заглянула луна, озарив ирисы и лилии призрачным голубоватым светом, стены комнаты-бонбоньерки вдруг растаяли, и стало видно какую-то металлическую арматуру в форме сетки. «Да это же клетка!» – подумала во сне Марина. А потом чья-то белоснежная рука, звеня браслетами, набросила на клетку темное покрывало… Утром она об этом и не вспомнила.

После завтрака Виктор свозил Марину с Лёшкой в Кострому – посмотреть город, после чего их ждало еще одно испытание в виде торжественного обеда: должны были прибыть три или четыре гостя с женами, какие-то местные чиновники и бизнесмены. Лёшка немного волновался, а Марина сама удивлялась, что нисколько не робеет:

– Мне даже интересно!

Избавившись от страха, она так искренне шла всем навстречу, так доброжелательно и внимательно слушала, так улыбалась, что словно светилась, и к ней тянулись, даже не сознавая этого: Лёшка с улыбкой наблюдал, как одна из чиновниц, неприступная с виду дама со сложной прической, на глазах теряла свою неприступность и уже хихикала о чем-то с Мариной, прикрываясь ладошкой – кольца так и сверкали. «Она тут самая живая, – думал Леший, – самая естественная! Моя женщина…» Любуясь Мариной, он совершенно не замечал, что некоторые из присутствующих дам заглядываются на него самого. Среди деловых людей в костюмах, в ботинках ручной работы и с «Ролексами» на запястьях, Леший в своих неизменных голубых джинсах и любимом бордовом джемпере смотрелся как настоящий волк на выставке пластмассовых игрушек – высокий, поджарый, с гривой черных жестких волос, так и пышущий энергией и сдержанной мужской силой.

Валерия развлекала гостей, показывая им свою коллекцию картин. К удивлению Марины, там, кроме семейного портрета, была еще пара Лёшкиных натюрмортов: на деревянном выщербленном столе охапка полевых цветов, букетик из веточек земляники с ягодами и большой подберезовик, на другой картине – тот же стол с большой бутылкой зеленовато-мутного самогона, граненым стаканом и соленым огурцом на щербатом блюдечке. Из всех уже виденных Мариной Лёшкиных работ эти натюрморты были лучшими. Она сразу узнала и стол, и даже блюдечко – все деревенское, Афанасьевское.

– Писал и про тебя думал, – сказал Леший ей на ухо. – Помнишь, как ты огурцом подавилась? На выставке?

– А ты потешался надо мной!

– Марин, да я умилялся, ты что!

Валерия представила художника гостям, а попутно – Марина прекрасно это чувствовала! – мысленно подталкивала зрителей к решению заказать картину. Первой сдалась дама со сложной прической, она тоже захотела большой семейный портрет, только никак не могла сосчитать, сколько же их всего:

– Шестеро? Или нет, подожди… Сбилась! Еще же Ниночка родила недавно.