– Марин? – позвала ее Татьяна.

– Тань, все хорошо. Я справлюсь. Мне, правда, нужно с ним поговорить.

– Ну ладно, я рядом буду. – И отошла, ворча: – И что их принесло. Как нарочно. – А потом вдруг подумала: «А может, Маринка так специально подгадала? Может, знала, что они придут?»

– Олег?

– Вы в порядке?

– Да, нормально.

Трудно ему, видела Марина: так же, как отец, не умеет разговоры разговаривать. И нет в нем ничего, кроме неловкости, смущения, раскаяния, горечи и… И что-то еще?

– Олег, не надо ничего говорить. Все хорошо, живите спокойно. Просто я очень любила вашего отца. Потом разлюбила. А он смириться не мог.

– Я понял.

– И вы так на него похожи!

– Даже слишком, – буркнул он.

И тут-то Марина наконец разглядела, что там еще. Надо же! Что ж так все повторяется-то!

– Олег, посмотрите на меня! Пожалуйста.

Тот поднял глаза, и Марина его уже не отпустила.

– Олег, вы похожи, да! Очень. Но вы – не ваш отец. И вы должны сами сделать свой выбор.

– Вы… о чем?

– Это трудно, я знаю. Кому-то будет очень больно. Но если не сделать, плохо будет всем. Вам только нужно понять, кто из этих двух женщин для вас важнее. Мне кажется, что вы понимаете.

– Вы! Как вы?.. Откуда вы узнали? Я никому… Никто не знает. – Он оглянулся на мать. – Никто!

– Но вы-то знаете? И знаете, что делать. Так делайте! Если вам будет помощь нужна, я помогу. Всегда. Вы же… его сын.

И сказала Дымарику, смотрящему на нее глазами своего сына:

– Я отпускаю тебя, Вадим. Я простила. Прости и ты меня. – Марина поднялась на цыпочки и поцеловала Олега. – Пойдем, Тань.

Они пошли к выходу, а Олег смотрел вслед, разинув рот: что это было? Он не слышал, как зовет мать; забыл, что эта странная женщина каким-то непостижимым образом узнала про его тайный роман, мучительный вдвойне оттого, что он повторял отцовские ошибки, ступив в ту же колею обмана. Но то, что случилось сейчас! Она же… Она разговаривала… с отцом! Олег совершенно отчетливо ощущал его присутствие, так, словно отец стоял рядом – реальный, живой, настоящий. Что же это было?

Марина оглянулась и помахала: прощай, Дымарик!

И он помахал в ответ: прощай…

Марина сама была потрясена тем, что произошло на кладбище, а уж что говорить о Татьяне, хотя она уже успела убедиться в Марининых способностях. Но теперь уверилась, что подруга способна на все. Впервые Татьяна поняла, на что способна Марина, 25 января, когда подруга приехала к ней на Татьянин день. Никого больше не звали, потому что Серёга, как выразилась Танька, «куксился»:

– Да кто его знает, продуло, что ли. Сказали – межреберная невралгия. Не дает уколы делать, а таблетки плохо помогают…

Серёга, обмотанный пуховым платком, выглядел и правда неважно, но бодрился.

– Давайте я попробую боль снять, – сказала Марина. – Серёж, можно я посмотрю?

– Что ты будешь смотреть? – испугался Серёга.

– Да не бойся, я умею. – Марина положила ему руку на спину. – Здесь болит? Или где?

– Нет… Ой! Вот-вот!

– Странно… – Марина видела какой-то сбой, но совсем не там, где показывал Сергей. Она закрыла глаза и сосредоточилась, медленно водя рукой по Серёжиному телу, а Танька смотрела в полном изумлении. Вот здесь! Вот оно.

– Это не невралгия.

– А что?

– Это камень. Почечная колика, – медленно произнесла Марина. Эти слова сами возникли у нее в голове бегущей строкой.

– Точно! – воскликнула Татьяна. – Камень пошел! Говорила я тебе, не пей столько пива, оно мочегонное!

– Тань, вызывай «скорую». У него температура поднимается.

– «Скорую»? – Серёжка тут же впал в панику, но Татьяна уже набирала номер.

Она уехала с Серёгой, а Марина с Лёшкой остались с мальчишками и развлекали их целый вечер, пока не вернулась измученная Татьяна: она добилась, чтобы сразу сделали УЗИ, и диагноз Марины подтвердился.

– Еще пара дней и мог почку потерять, представляешь! Ой, если бы не ты!

С Серёжкой все обошлось: на следующий день ему дробили камень, Татьяна целую неделю пасла его в больнице, заставляя ходить по лестнице, чтобы вышли мелкие осколки, и он долго еще пересказывал всем желающим подробности своих больничных мучений. Так что Татьяна сразу поверила в сверхъестественные способности Марины, как та ни убеждала, что все получилось случайно. Леший только посмеивался.

В мае Алексей собрался съездить в деревню – по большой воде. Оставленные там картины не давали ему покоя. Марина обрадовалась: она не знала, как и сподвигнуть Лёшку на это, а ей обязательно нужно было в Афанасьево. Это была очень сильная внутренняя устремленность: должна ехать, и все. Но тут встал на дыбы Алексей, и это привело к такому мощному «кризису жанра», что последствия отзывались еще очень долго.

Марина давно уже поняла, что Лёшка вовсе не плюшевый мишка: он терпел, сколько мог, а потом мгновенно взрывался, хотя отходил быстро, но мириться не очень умел, и ей приходилось брать это на себя. Когда Марина попросилась с ним в деревню, Леший сначала уговаривал: «Ну, зачем? Мне-то туда неприятно возвращаться, а тебе? Я только заберу картины, что тогда оставил, и все». Потом стал раздражаться: «Нет, ты скажи – зачем это тебе, а? Давно ты по ночам не кричала?!» И, наконец, взвился: «Нет, я сказал!» Хлопнул дверью и ушел на кухню, где долго рычал и грохотал посудой. Не иначе, разбил что-нибудь, подумала Марина, не тронувшись с дивана, где она сидела, обняв подушку. Лёшка побушевал и вернулся, встав мрачно в дверях. Марина молчала, только смотрела на него смеющимся русалочьим взглядом. Потом повела бровью – и он пошел к ней, как магнитом притянутый. Вот чертова баба! Сел рядом, поцеловал в висок: «Прости!» Марина ловко перебралась к нему на колени, запустила руку в жесткие волосы – а взгляд все такой же: чуть лукавый, с нежной насмешкой. И Леший понял, что совершенно беззащитен перед этим слабым, прекрасным и непостижимым существом.

– Что ж ты меня совсем не боишься-то, а?

– А чего мне тебя бояться?

– Я сам себя иной раз боюсь.

– А я не боюсь. Ты так хорош был: глаза сверкают, брови сдвинул, прямо Зевс-громовержец: «Нет – я сказал!»

– Ну ладно тебе…

– Лёшечка, ты не бойся, все будет хорошо. Мне, правда, очень надо туда вернуться, честное слово! Иначе конца этому не будет. Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! С бантиком!

– Вот просто веревки ты из меня вьешь! Смотри какая! Сильная стала, да? Справилась со мной! Не боится она ничего…

А Марине так понравилась эта игра с Лёшкой – ее возбуждало острое чувство опасности, притягивала пробуждающаяся в нем мощная сила, опьяняла собственная власть над тем яростным, мужским, первобытным, что вскипало в нем ключом. Так маленький дерзкий котенок играет с огромным добродушным псом, хотя тот может одним движением лапы переломить хребет, – наскакивает, бьет когтистой лапкой, кусает острыми зубками, пока пес, озлясь, не начнет раздраженно скалить клыки, и тогда ластится, лижет мохнатую морду, бодается пушистой головой.

Через пару дней Лёшка опять попался в ловушку – Марина, доведя его чуть не до белого каления, одним лишь взглядом заставила забыть обо всем на свете. Но в другой раз он догадался, в чем дело, свирепо прижал ее к дверце шкафа и рявкнул: «Не смей мной манипулировать!» – да так, что у нее зазвенело в ушах. В ванной он долго лил на макушку холодную воду из-под крана, потом достал из холодильника бутылку с остатками недопитой водки, хлебнул прямо из горла, сел, положив голову на руки, и мрачно задумался. В квартире стояла такая космическая тишина, словно их с Мариной не существовало в природе, и за окном – одна гулкая пустота. Посидел, послушал тишину, встал и осторожно заглянул к Марине: она лежала на полу у шкафа, съежившись в комочек, и не шевелилась. Чувствуя, как ледяной струей вползает в сердце ужас, Лёшка подошел – почему-то на цыпочках. Тихо позвал – она не откликнулась, присел, положил руку на тонкое горло, нащупывая пульс, и сразу же услышал нервное биение. Слава богу!

– Марин, что с тобой? Тебе плохо? Ты упала, ударилась?

Она молчала. Леший с трудом повернул ее – вся белая, глаза закрыты… Да что ж такое-то, а?! Поднял, отнес на диван – она и там свернулась опять калачиком.

– Я «скорую» вызову!

Открыв наконец глаза, Марина с трудом произнесла:

– Не надо… «скорую». Валерии… позвони.

Валерия приехала минут через сорок, и все это время Лёшка просидел, держа Марину за руку. Она так и не пошевелилась, только один раз прошептала:

– Не бойся… все… нормально.

Нормально!

– Ну, что у вас тут за кризис? – Валерия была как всегда величественно спокойна. Лёшка рассказал, как сумел. Увидев Марину, Валерия спросила:

– И давно она так?

– Почти час!

– Ладно. Алексей, вы идите, все будет хорошо.

Он целую вечность простоял у окна, глядя, как темнеет небо, и постепенно зажигаются фонари. Зарядил мелкий дождь. Мокрые машины то дружно ехали, то также дружно замирали у светофора, а потом опять ехали в разные стороны, одни с желтыми огоньками, другие – с красными. Леший смотрел и думал: вот идет дождь… вот идет дождь… вот… И вздрогнул, услышав голос Валерии:

– Давайте-ка мы чаю, что ли, попьем.

Налив ей чаю, сел напротив, посмотрел исподлобья взглядом побитой собаки. Валерия накрыла его руку узкой ладонью, и тогда он стал смотреть на тонкие блестящие браслеты, перепутавшиеся на запястье.

– Алексей, не надо волноваться! Ничего страшного не произошло. Все будет хорошо, сейчас она спит, а проснется утром как новая.

– Что с ней?

– Она вам сама все расскажет.

– Скажите сейчас!

– Она слегка заигралась. Не справилась. Понимаете, сейчас ее дар больше нее самой. Она как ребенок с опасным оружием – опасным и для нее, и для других. Но Марина быстро учится, экспериментирует – не всегда удачно.

– А я – подопытный кролик.

– Нет-нет, это не так! Марина вас любит. Очень. Вы с ней нашли друг друга. Вы – пара, понимаете?

– Но почему нам так трудно?

– Алексей, но вы же только узнаете друг друга! Приспосабливаетесь. Вытаскиваете друг друга из болота. То один увязнет, то другой. И вы оба – очень непростые.

– Это уж точно…

– У Марины – дар, с которым она не знает, как обращаться. У вас – свой дар.

– У меня?

– Конечно! Вы стали видеть по-другому и стремительно растете. И раз уж я здесь, хотела бы посмотреть, что у вас есть нового, хорошо?

– А как же Марина?

– Ничего, она спит.

Провожая Валерию, Лёшка не выдержал и спросил:

– Она в деревню со мной хочет ехать, а я боюсь. Справится она, как вы думаете?

– Это туда, где она?..

– Да.

Валерия подумала:

– С этим – справится. Ничего, она сильная. Не бойтесь.

Леший вернулся к Марине – та еще спала, лежа на боку. Рука свесилась вниз, рот слегка приоткрыт… Горе мое… Осторожно вытащил из-под нее покрывало с одеялом, потом, подумав, раздел – она так и не проснулась. Лег сам, вздохнул горько, почему-то чувствуя себя сиротой, и Марина тут же прильнула к нему, обняла горячей рукой и засопела, как ребенок – такая живая, теплая, сонная и беззащитная, что он чуть не заплакал от нежности. Утром ему приснилось, что на щеку села бабочка, другая – на губы. Всплывая из глубины сна, понял – это Марина его целует, чуть прикасаясь нежными губами. А когда открыл глаза, она лежала, уткнувшись ему в грудь. Погладил по спине – потянулась, как кошка.

– Привет!

– Привет…

– Как ты?

– Все хорошо…

– Как ты меня напугала!

– Я знаю.

И быстрым нежным шепотом – как будто те же бабочки полетели, шурша крылышками: «Прости-прости-прости-прости-прости!»

– Что это было? С тобой.

– Со мной?.. Наказание это было.

– Наказание? Да за что?

– Ты знаешь, за что. За то, что пыталась тобой управлять… против твоей воли. И даже не это главное. За то, что мне это… понравилось. За то, что силу свою на баловство тратила, на собственное удовольствие. А ее вообще нельзя на себя тратить.

– Тебе понравилось?

– Да. Мне понравилась власть. Меня это заводило, понимаешь? То, что ты – такой сильный, а мне подчиняешься. Вот. Теперь ты знаешь. А мне стыдно.

Леший нахмурился: «А ведь я могу это понять. Да, власть… власть возбуждает, это верно!» Вспомнил, какое бывало наслаждение, когда Марина, сначала притворно сопротивляясь – да так сильно, что порой он с трудом справлялся, боясь причинить ей боль – вдруг отдавалась ему в полную власть, признавая свое поражение. Да, это он понял: охотник и добыча, а когда добыча крупная, это еще слаще, но казалось, что это такое специфически мужское переживание, а выходит – нет, это общее…

– А кто же тебя… наказывал?

– Я сама.

– Сама?!

– Когда ты мне в лицо это бросил, про манипулирование, я как очнулась. Знаешь, как ребенок, который занят чем-то нехорошим – и знает это, но продолжает. А взрослый подошел, увидел – и подзатыльник ему. Только и ребенок, и взрослый – все я. Меня как ударило: что же я делаю! И сломалась. Как будто рухнула внутрь себя. А встать не могу. Восстановиться. Все, сил нет. Я бы, наверно, сама постепенно справилась, но не сразу. Долго. А Валерия меня подняла быстро, помогла.