– Все! – улыбнулась и легла к нему.

И правда, все прошло. Как не бывало.

– Спасибо тебе, ангел мой! Спасибо!

– Легче стало?

– Да.

– Ну и хорошо.

Ужас, мучивший Лешего, ушел, и ему захотелось поговорить – он так долго об этом молчал:

– Знаешь, что меня больнее всего ударило?

– Обман?

– Обман, ложь – да, но главное… Главное, что я ради этой лжи… от любимой женщины отказался! От тебя!

– Но ты же не знал, что кругом обман!

– Не знал. Хотя мог бы и догадаться. Мне Татьяна все время намекала, а я только злился. Все хотелось правее всех быть. Нет, каков идиот, а?

– Перестань, ну что ты.

– Ты знаешь, я ведь в деревне-то почему прижился? Мне с людьми страшно было, а там нет никого. Я спасался.

– Ты людей боялся?

– Да нет, я себя боялся. Я ведь и пить начал поэтому, и машину продал.

– Машину?

– Ну да. Ты думала, из-за денег? Да что я, работы бы не нашел? Нет. Я же… Я два раза чуть не разбился.

– Господи!

– Первый раз нечаянно, просто… дорожная ситуация. А второй… А, ладно, что вспоминать. Подумал – третий раз последним будет. И продал от греха подальше. И тебя не искал тоже поэтому. Думал: зачем я тебе такой? Хотя три раза звонил.

– Ты мне звонил? Когда?

– Да из запоя вышел и стал звонить. Первый раз никто не ответил, второй раз – ты подошла, но, видно, с мамой совсем плохо было, ты даже не поняла, кто это, только кричала: «Вадим, Вадим!» А в третий раз он трубку снял. Ну, я подумал: «Значит, не судьба».

– Не судьба. Теперь я понимаю, почему ты тогда в деревне никак не решался. А я-то думала! Вот дура! Я ведь тоже тогда загадала – пришла к тебе поговорить, а у тебя замок на двери, я тоже подумала: «Не судьба». Дальше – омут…

– Марин, а как ты думаешь… не повторится? Не страшно тебе со мной?

– Тебе же со мной не страшно? Мы вместе – это счастье. А повторится – не повторится: кто ж знает? Я дальнего будущего не вижу. Так, чуть-чуть.

– А вот ты сказала: «Любой может убить» И… ты? Можешь?

– Могу. Лёш, да я за тебя, за нашего ребенка – любому горло перегрызу.

Марина поцеловала его – с той же страстью, с какой только что произнесла эти слова, вышедшие не из сердца, не из рассудка, а из самой темной глубины подсознания, из той природной, звериной сердцевины, что прячется до поры до времени в каждом из человеческих существ. Которую так трудно избыть до конца, как ни старайся, как ни вымывай ее светом Любви… И оба словно упали друг в друга, спасая себя, освобождая от страха, стыда и чувства вины, – упали и взлетели, поднимаясь все выше, туда, где в слепящей бездне света женский голос, полный страсти, пел: «Ты мой коханый! Ты мой повелитель!», а мужской голос, искрящийся от восторга, ликовал: «О, повтори, повтори, Марина!»

Алексей очень тяжело переживал Маринину беременность, особенно первые месяцы, когда у нее начался страшный токсикоз: она ходила зеленая, ничего не ела, ее тошнило от запаха масляной краски и пинена, так что Лёшка не мог работать дома. Потом Марина вспоминала это время с ужасом, не веря, что они все выжили: она совершенно не справлялась с собой – гормональная перестройка разладила ее внутреннюю «машинку», и Марину то и дело «зашкаливало» так, что Лёшка всерьез раздумывал, а не завести ли металлическую посуду – фарфоровая то и дело билась.

К счастью, еще в начале июня произошло событие, которого оба ждали с некоторым трепетом, но в результате получилось так, что новая забота отвлекла Лёшку от переживаний по поводу Марины: Стелла привезла Риту к бабушке Ларисе. Леший так нервничал, идя туда, что Марине пришлось после метро усадить его на первую попавшуюся скамейку, чтобы успокоить.

– А вдруг она меня забыла, Марин?

– Ну как же забыла? Ты что? Конечно, помнит.

Рита помнила. Ей было около трех, когда папа уехал и больше никогда не вернулся. Она долго жила то у бабушки, то у мамы: у Стеллы была сложная личная жизнь, и Рита ей мешала. Никто ничего ребенку не объяснил – уехал папа в командировку, и все. Мама только кричала: «Отстань, всю душу вынула!» Бабушка в ответ на ее постоянные вопросы: «А когда папа приедет?» – мрачно отвечала: «Когда рак на горе свиснет».

И маленькая Рита выдумала себе сказочную историю о том, что папа уехал в ко-ман-ди-ров-ку сражаться со страшным волшебником, а тот его заколдовал, и папа теперь спит в пещере, пещера – глубоко в горе, а сторожит пещеру страшный рак, но надо подарить ему свисток: рак свистнет, папа проснется, и все будет хорошо. У нее как раз был такой глиняный свисток-крокодил – дуешь ему в хвост, а он очень громко свистит, пронзительно. Поэтому она все время носила крокодила с собой, на всякий случай. Но вдруг оказалось, что папа вовсе даже и не в командировке: у него теперь другая семья, сказала мама.

– Почему?

– Так вышло.

– Он на нас обиделся?

– Не приставай. – Мама, как всегда, сердилась. Она все время сердилась.

Рита вспомнила и папу, и бабушку Ларису, которая сразу заплакала над ней, сунув вкусную ватрушку с корицей:

– Кушай, дитятко! Как выросла-то, не узнать!

Заплакала и Марина, увидев, как Леший рухнул на колени, а Ритка кинулась к нему на шею: «Папа!» Некоторое время Лёшка разрывался между Ритой и Мариной, пытаясь еще как-то работать – после деревни его просто разбирал творческий зуд. Но с работой получалось плохо, и Марина хорошо понимала Лешего: ему все время хотелось проводить с Ритой. Он задаривал ее игрушками и нарядами, водил в зоопарк и цирк. Кончилось тем, что почти каждый день Рита проводила у Лёшки с Мариной, и даже пару раз ночевала: Марина укладывала ее с собой, а Лёшка спал на кухне. К Марине девочка относилась сначала настороженно и страшно ревновала к отцу: «Это мой папа!»

– Конечно, твой, – спокойно отвечала Марина. – Но я его тоже люблю. Давай мы будем любить его вместе?

Рита никак не могла помнить ту случайную встречу на выставке, но увидев однажды янтарные бусы, тут же схватила и прижала к себе.

– Рита, отдай бусы Марине, это не игрушка.

– Лёш, да пусть поиграет, ничего.

Но Рита, надувшись, швырнула бусы на стол. Марина все приглядывалась к ней, пытаясь представить, что совсем скоро у нее тоже появится маленькая девочка – конечно, девочка! Она же обещала Лешему. Рита была хорошенькая, но совсем не похожа на мать – Марина ловила себя на том, что ищет в ней следы сходства с Лёшкой, которым и неоткуда было взяться. Очевидно, Рита пошла в своего отца: светло-русые волосы, зеленые глаза, чуть раскосые, как у кошки, и капризный рот.

Марина пыталась с ней заниматься, чтобы дать Лёшке время на работу, но получалось плохо: рисовать Рита не любила, а когда Марина читала ей книжки, девочка быстро отвлекалась. Телевизор, мультики и куклы – вот что ей нравилось. Сама Марина начала читать еще до школы, и ей казалось удивительным, что девочка семи лет даже не пытается научиться. Но потом она заметила, что, играя, Рита все время что-то выдумывает и бормочет себе под нос, разговаривая с куклами. Марина послушала, а потом сказала:

– Какие замечательные истории ты сочиняешь! Хочешь, мы с тобой их запишем и сделаем книжку? С рисунками? И папе подарим?

– Я не умею…

– А я тебя научу!

И дело пошло на лад: Марина стала учить Риту читать и писать – но все двигалось очень медленно, поэтому текст историй Марина писала сама, а Рита с увлечением рисовала картинки. Марина на работе сшила листы специальной машинкой, и Рита, высунув от усердия язык, под ее руководством написала кривоватыми печатными буквами фломастером на первом развороте: «Для папы», а на обложке: «Риткины сказки», «Москва» и год издания, все по-настоящему! На заднюю обложку Марина приклеила Ритину фотографию, под которой были «сведения об авторе». Лёшка, когда увидел, чуть не заплакал от умиления. Эта книжка заняла у них весь июнь, и Рита постепенно привязалась к Марине, а потом как-то увидела, что Марину тошнит в ванной, и напугалась:

– Ты заболела, да?

Бабушку Жанну часто тошнило, когда она перебирала с водочкой, и Рита боялась такого ее состояния, которое называлось «бабушка заболела». Марина успокоила девочку и, превозмогая тошноту, долго рассказывала, что у нее в животе растет маленький ребеночек, родится он в феврале, и будет у Риты сестренка. Рита слушала, вытаращив глаза – Марина поняла, что ни мама, ни бабушка Жанна с ней почти не разговаривали и не занимались, так что она росла, словно сорняк придорожный, как горько сказала Лариса Львовна. Теперь Рита ходила за Мариной хвостиком, смотрела ей в рот, а Марина с тоской думала, как они все переживут разлуку?

В конце августа приехала Стелла, чтобы забрать Риту – вроде бы у нее в Штатах все сложилось. Марина чуть не вывернулась наизнанку, сначала убеждая Лёшку повидаться и помириться со Стеллой, а потом успокаивая Риту, которой она долго рассказывала, как ей повезло и какая интересная жизнь ее ждет, полная приключений:

– Ты такая богатая девочка! Смотри: у тебя целых два папы! И две мамы: можно, я буду тебе тоже немножко мамой?

Рита обняла ее за шею и засопела в ухо, Марина чувствовала, как мокрые ресницы девочки щекочут ей щеку.

– Маленький мой, мы с папой будем тебе письма присылать. Ты уже умеешь читать и писать, а скоро совсем хорошо научишься. Будешь вести дневник, все запишешь, все свои истории и приключения, а потом мы вместе почитаем, ладно? Ты же обязательно к нам в гости приедешь. И мы к тебе приедем.

Марина уговаривала девочку, а у самой сердце разрывалось, так не хотелось отпускать: уж если здесь Стелла не занималась дочерью, что же будет в Америке? В Рите было столько намешано темного и светлого, и Марина могла бы помочь ей выправиться, а Стелла превратит дочь в свое подобие.

Прощание вышло душераздирающим, хотя взрослые и бодрились. Леший приехал из Шереметева совершенно черный от горя и страшно напился. Марина понимала, как ему тяжело, поэтому не сказала ни слова, а утром помогла прийти в себя. Леший всегда любил выпить в хорошей компании, но сильно напивался на Марининой памяти всего пару раз. «С кем не бывает», – думала она. Марина теперь знала, что после развода Леший какое-то время пил по-черному, но не могла даже представить, что это такое в реальности.

Сейчас, когда у нее обострилась чувствительность к запахам, она стала замечать, что от него чуть ли не каждый день пахнет спиртным, хотя внешне Лёшка был вроде такой же, как всегда. Потом пару раз, придя с работы, находила его набравшимся, но не сильно, а уезжая по делам, он возвращался иной раз очень даже «хорошим». Марина маялась, не зная, что делать: то ей казалось, что она преувеличивает, то – дело плохо. Она не хотела расстраивать Ларису Львовну, поэтому решила посоветоваться с Татьяной – та ахнула:

– Вот черт! Марин, он развязал!

– Что значит – развязал?

– То и значит. Я ж тебе рассказывала, как он пил? Потом раз – и завязал. А теперь вот снова. Надо меры принимать. Хочешь, я с ним поговорю?

– Нет, я сама должна. Тань, а как он завязал, не знаешь? Почему?

– Он рассказывал. Однажды проснулся на чердаке чужого дома – как попал туда, не помнил, время – полпятого утра. Голова трещит. Потом опомнился слегка, вспомнил, что вроде сумка была, спортивная такая, через плечо. А там деньги – за картины получил. Чуть не тысяча баксов, не считая рублей. По тем временам – это огромные деньги! А потом спустился вниз, оглянулся – оказывается, совсем рядом с домом, не дошел немножко. Пошел, смотрит: на газоне что-то лежит. Подошел – его сумка! И ничего не пропало, ни копейки, документы, ключи – все на месте! После этого и завязал.

– Надо же, прямо чудо…

– Марин, только ты чуда не жди. Действуй!

– Действуй! А как?

– Слушай, у тебя же такие способности. Ты по-своему попробуй. Как это… Закодировать, вот. Вдруг получится?

– Тань, я понятия не имею, как это делать. Да сейчас у меня и вообще все как-то разладилось из-за беременности.

– Ну, смотри. А то меня зови, я ему мозги прочищу.

Пока Марина думала, каким образом прочищать Лешему мозги, он катился все дальше, и в один прекрасный день, уйдя из дому субботним утром, вернулся в полвторого ночи – его привели два неизвестных Марине приятеля, чуть потверже, чем Лёшка, стоявшие на ногах. Куртку ей еще удалось с него снять, а дальше Леший просто сполз по стенке и улегся на коврике под вешалкой. Марина смотрела на него с тоской – поднять его она бы не смогла ни за что, поэтому принесла ему диванную подушку под голову, стащила ботинки, распустила ремень джинсов и накрыла пледом.

Она долго лежала без сна, предаваясь горьким размышлениям, потом все-таки заснула. Утром просто ушла из дому, перешагнув через спящего Лёшку. Сначала покаталась на троллейбусе по Садовому кольцу, как всегда любила, а потом поехала в гости к свекрови. Ларисе Львовне Марина не стала жаловаться, а сказала, что Алексей покрывает лаком картины, и она уехала, потому что не переносит запаха.