– Но давайте сделаем так. Вы оставите свой номер телефона, и как только я попаду на дачу, то перезвоню вам.

В трубке послышалось невнятное сопение. Было не ясно, то ли Алексей удовлетворен ответом, то ли все-таки он желал услышать что-то более конкретное, что позволило бы ему сиюминутно разрешить его вопрос.

– Хорошо. Диктую: 953…

– Еще раз, Алексей…

– Синицын. Спасибо. Буду очень ждать вашего звонка.

– До свидания.

– До свидания.

Оба положили трубки. Перед Ириной на небольшом столике лежал листочек с номером телефона. А ведь и то поразительный вопрос! Ирина встрепенулась от вялых раздумий, ее озадачила новая мысль – откуда этот самый Алексей взял их номер телефона?

«Да наверняка нашел в старых справочниках» – успокоила она себя не подозревая, что все было гораздо проще и ловко сделано нечаянным случаем.

Леша нашел номер телефона, когда искал в документах паспорт деда. Номер телефона Филиновых был записан на половинке тетрадного клетчатого листа. По листочку было видно, что он пролежал спрессованным между кипкой бумаг много лет. Один его краешек мохрился, виднелись тонкие бумажные волоски. Видимо листочек просто разорвали пополам и с одного края это сделали неровно, от чего создавалось ощущение минувшей спешки. Кто-то много лет назад торопился, но чувствовалось это еще и сейчас.

Леша немного повертел в руках листок, и его посетила нелогичная, но разумная мысль. Может быть, когда дед уходил из дома, он прихватил с собой свой паспорт? Зачем ему нужен был паспорт, не поддавалось объяснению. Вся логика и здравый смысл заканчивались на том, как вообще больной лежачий дед мог добраться до своего родного дома. Это не возможно было просто вот взять и объяснить. А уж зачем ему, если он все-таки его взял, понадобился паспорт?.. Только будучи самим дедом можно было, да и то частично, ответить на этот вопрос.

– Привет, мам, – захлопнулась дверь, и из прихожей послышался голос Нины, – что сегодня у тебя на ужин. Я ужасно проголодалась.

– Капусту потушила. Как дела? – вышла встречать дочь Ирина Сергеевна.

– Хорошо. Только есть очень хочу.

– Пошли. Скоро отец должен подойти.

Нина доедала ужин, когда пришел с работы ее папа. Обув тапочки и помыв руки, он прошел на кухню. Через несколько минут на уютной кухонке завязался таковой разговор:

– Дим, когда мы сможем на дачу съездить? – четко выдала вопрос Ирина.

Дима и Нина переглянулись. Прозвучал совершенно не типичный для их мамы в самом начале зимы, то есть не календарной зимы, а погодной, вопрос.

– Ир, а зачем тебе на дачу?

– Я хотела куртки взять постирать, забрать банки с солянкой и помидорами.

– Ну, в выходной съездим, если тебе нужно, – ответил Дима, внимательно вглядываясь жене в лицо.

Нина так же, как и Дима, внимательно смотрела на маму. У той было такое выражение лица, когда человек, начиная разговор, заходит издалека, припасая либо новость, либо свое главное заявление чуть на потом. Порою, он делает так потому, что элементарно боится, зная наперед, что вызовет своими словами негодование. Но в данном случае Ирина не боялась реакции мужа и дочери на свои дальнейшие слова, а наоборот была в легком предвкушении их предстоящего удивления. Она еще сама была в некотором недоумении и ей нетерпелось переложить на близких часть своих эмоций.

– Мне-то нужно… Я еще вот что вам не сказала.

Нина отхлебнула чая и поставила кружку на стол, Дима проглотил прожеванную капусту и осторожно положил новую порцию в рот.

– Перед тем как тебе прийти, – Ирина выразительно посмотрела на Нину, – зазвонил домашний телефон. Я взяла трубку…

Ирина Сергеевна во всех подробностях и, не забывая искусно вписывать в пересказ свое мнение и свои эмоции, всё передала своим домочадцам.

– И это ты из-за чужого паспорта рвешься на дачу? – с иронией проговорила Нина.

Она была чрезвычайно рада, что обнаружилась какая-никакая новость о Леше, протянулась слабенькая, но все же ниточка к его загадочной для Нины жизни. Нина не могла и не пыталась понять причину своей радости. Возможно, она была просто успокоена тем, что где-то в городе продолжает жить и работать этот человек, что он похоронил деда, но живет дальше. Или же сами слова, что звонил Леша магическим образом приподняли Нине и без того хорошее настроение.

Можно сказать только одно – та радость, что волнительных огонечком вспыхнула у Нины внутри, на данный момент относилась к той радости, которая неясно по каким причинам возникает у человека и вызывает нечаянную улыбку на душе. Такая радость, родная сестра той радости, что появляется совершенно неожиданно и по любой причине: пошел на улице дождь, послышались знакомые шаги в прихожей, узнал, что твоя соседка купила холодильник или просто увидел деревянный табурет или тарелку с супом или же без супа. Только тут было одно маленькое, но существенное различие – Нина ждала, что каким-нибудь чудом, но ей доведется услышать что-нибудь про Лешу. Что, собственно, и случилось. Странным образом, но случилось.

– Нин! – возмутилась Ирина Сергеевна, – я же сказала, что мне там нужно. Просто говорю какая-то ерунда ей Богу с этими, как их Синициными.

– Да, – согласился Дима, – купили дачу давно, а проблемы только сейчас всплывают.

– Вот что ты начинаешь! – встревожилась Ирина, – еще проблем нам не хватало! Я тебя уверяю, никакого паспорта у нас на даче нет. И куда он там у них вообще делся…

Ирина Сергеевна высказывалась в пренебрежительном тоне, по коему можно было понять, ее не только не волнует, что там, как она сказала у них, происходит, но она даже начинала как-то свысока смотреть на семью Леши. Будто в чем-то их праведно обвиняла. Праведно, то есть она живет правильно, как и все, а они!.. Они ведут себя просто невообразимо неприлично. Неприлично, то есть не вписываются в рамки общепринятых Нининой мамой норм поведения.

– Мам, ты так говоришь, будто этот Леша всё специально подстроил, – не удержалась Нина.

Ее неприятным образом задели мамины слова, стало немного обидно за Лешу, но больше все-таки за маму. От нее Нина не ожидала приступа бессердечия и злости к ни в чем не виноватым людям.

– Я так не говорила и не имела даже этого ввиду. И не надо на меня так смотреть.

– Я нормально на тебя смотрю. Просто не понимаю, почему ты так разозлилась. Если ты все равно собиралась съездить в ближайшее время на дачу. Посмотришь ты там паспорт и отзвонишься, что его там нет. И всё! От тебя же больше ничего и не требуется. И никто больше тебя беспокоить не будет.

– Ты меня сейчас учить собираешься! – ухмыльнулась Ирина Сергеевна. У нее не осталось и грамма хорошего настроения. Какое-то сплошное расстройство всё больше растекалось у нее на душе.

– Мам, да ты сейчас издеваешься надо мной! Мне дороже мое спокойствие, чем тебе слово поперек сказать.

– Ах так! Да это ты издеваешься! Тебе уже столько лет, а ты… ты хуже любого подроста!

У Нины вдруг замаячили на глазах слезы, совершенно выбивавшие ее из равновесия. Но она взяла себя в руки и было уже хотела высказать еще одну приведшую бы к полнейшей ссоре фразу, как Дима, который терпеливо, отложив тарелку с едой в сторону, выслушивал своих жену и дочь, громко, но задумчиво уставившись в сторону, произнес:

– И как вам только не надоело ругаться из-за ерунды! – его спокойный голос, которым он не спеша выговорил сию простую истину легко и быстро добрался до сердец Ирины и Нины.

Дима поднял глаза и сначала изучающе поразглядывал Ирину, потом Нину. У обоих на лицах отражались недоумение и затаенная обида.

– Вам больше поговорить не о чем? Или, я все никак не пойму, вам доставляет удовольствие портить друг другу, да и окружающим тоже, жизнь?

– Пап. Я, наверное, лучше пойду. Ты же знаешь, что ближайшие два часа к маме лучше не подходить.

Ирина Сергеевна метнула острый взгляд на Нину, но промолчала.

– Иди. Подожди, Сашке позвони. Он почему-то никак до тебя не дозвониться.

– У меня телефон сел. Я позвоню ему, когда приду. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – крикнул Дима дочери, что была уже в прихожей.

– Мам, спасибо большое за ужин! – громко сказала Нина. Она избегала взгляда матери и потому только одевшись из прихожей смогла ей ответить.

– На здоровье! – выходя из кухни, произнесла Ирина.

– Пока! – крикнула Нина и дверь за ней захлопнулась в тот самый момент, когда Ирина Сергеевна оказалась в прихожей.

– Ну что она за человек? – с неким материнским отчаянием медленно заходя на кухню, взмолилась Ирина.

– Нормальный она человек. Тебя, уж Ир без обид, тоже подарком назвать сложно.

– И чего ж ты тогда на мне женился? – не сердясь, но не в силах промолчать, произнесла она.

– Ир! – одернул ее Дима, наконец-то доев остывший ужин и наливая в кружку чай, – я вам вообще искренне удивляюсь! Развели скандал на пустом месте. Ведь совершенно из неоткуда!..

– Дим, – начала жаловаться Ирина, – она ведь ведет себя как маленький ребенок. Но при этом старается меня учить. Будто я ничего сама не вижу и не понимаю. Пусть на своей работе всех учит, как бумаги правильно вести. А я все-таки ее мать. Я беспокоюсь за нее. А она так себя ведет…

Мысли Ирины прошли ломанными тропами и замкнулись в кривой круг. Желание понять, а лучше наставить на путь истинный Нину боролись в Ирине, даря ей полное смятение и открывая чувство собственной вины за прорехи в воспитании дочери. Ирина серьезно была уверена в том, что чего-то не додала Нине и как-то не так ее воспитала. Под Иринины стандарты правильного поведения и отношения к жизни Нина давно уже не вписывалась.

– Ирин, опять все к одному. Отстань ты от нее и от ее работы тоже.

– Да хорошая у нее работа! Я рада, что у нее такая работа. Но у нее везде одна работа и если не работа так развлечения. А ты, – Ирина перешла в нападение, – ты, Димочка, вечно ей потакаешь! Вечно за нее заступаешься. А вот когда ей будет пятьдесят лет и еще неизвестно будем ли к тому времени мы с тобою живы, она останется одна. Вот!.. Вот до чего доведет ее твоя жалость. Ниночка знает, что ей нужно. Ниночка молодец! Ниночка свое не упустит! Ниночка!.. – передразнивала Ирина своего мужа.

– Ты от меня чего хочешь? – завсегда спокойный Дима начинал терять терпение.

Ирина обладала исключительным умением – быстро выводить мужа из себя. Так быстро тратить нервы в разговоре с кем-нибудь еще у него просто не получалось. Но это была его Иринка. Что же тут поделаешь?

– Я?.. Чтобы ты как-то переубедил свою дочь. Что-нибудь жизненное, путное вбил ей в голову.

– Я не меньше твоего желаю ей счастья. Но выходить замуж только из-за того, что вдруг она останется под старость одна, я ей никогда не посоветую.

– Она бы хоть ребенка родила что ли… – вздыхая, прошелестела Ирина и решила, так как толку не было никакого, отстать от Димы. Она нехотя встала и ушла в зал, в надежде, что телевизор разгонит ее мрачные мысли. Дима стал без аппетита, какой уж тут аппетит, пить чай с конфетами.

А Нина…

А Нина тем временем почти дошла до своей квартиры. Она всю дорогу пыталась прогнать липкий наволок размолвки с мамой, но никак не могла. Ее всё цепляло и задевало в словах матери, которые она прокручивала в голове. Всё не давало ей покоя. А самое главное – Нина ясно понимала, что папа прав и, на пустом месте возник глупый раздор.

Самым же главным, что бесконечно ее ранило и всегда, хоть то был тысячный или милионный раз, словно впервые касалось души и обжигало ее, было твердое мамино мнение. Нина никак не могла спокойно относится к словам матери, даже к ее мыслям, которые, несомненно, были красноречивее слов и ясно отражались на ее лице, что Нина слишком много придает времени развлечениям жизни и в пустую тратит свое время. Время – в большом смысле этого слова. Время – это свои годы, ни день, ни один вечер и несколько часов, а свою жизнь. От того и возникали следующие выводы, что Нина еще совсем, полностью не выросла, что она… вот – большой ребенок. Так сейчас принято говорить про тех людей, что не задумываются о чем-то серьезном и всю жизнь прибывают в праздном или близком к этому состоянии.

Но это было совершенно не так! И зря Ирина Сергеевна считала, что у Нины кроме работы и отдыха нет ничего больше в голове. Нина, как раз-таки, и была самым настоящим взрослым человеком. Она смотрела на вещи не предвзято, она не пыталась сделать из себя то, чем не являлась, как это зачастую делают подростки (честно сказать и многие взрослые, переходя из подросткового возраста во взрослую жизнь, забывают снять маскарадные маски юности и продолжают в них свое гордое шествие и дальше по жизни). Нина старалась быть отзывчивым человеком, дарить любовь своим близким и зря не держать обид. И уж кому, как не ее маме не знать, что возникни какая необходимость в посторонней помощи, Нина всегда окажется тут, как тут. Ну а то, что Нина держала многих знакомых людей на определенной от себя дистанции, это исключительно лишь от того, чтобы они не наглели и не насаждали Нинину жизнь ненужными советами или опять-таки ненужным своим обществом.