– Ты его сильно любил. Я это сразу поняла. Ну, тогда…

– Да, у дедушкиного дома, – нечаянно вырвалось у Леши, – то есть у вас на даче. Просто… Не важно.

– Ничего страшного. Я вот родительскую квартиру домом называю, а в которой сейчас живу просто квартирой, – сказав это, Нина почувствовала разницу. Квартира родителей была и ее квартирой, а их дача уже давно не была дедушкиным домом. У Нины всё было в настоящем, а Леша мог лишь оглядываться на прошлое.

– Да, – просто так сказал Леша, – у тебя сейчас выходные, новогодние праздники?

– Да. А у тебя разве нет? – удивилась Нина.

– У меня нет. Я по графику работаю. Вот, скоро уже собираться надо, – сообщил Леша.

– Что ж, тогда не буду задерживать тебя. Удачи. Пока.

– Пока, – недоумевающе и как-то разочаровано произнес Леша.

Он хотел еще немножко, хотя бы минуту поговорить. Он чувствовал, что ему это необходимо. Но Нина уже завершила разговор и отключила телефон. Очень быстро пролетел момент завершения. Леша не успел ничего толком и сообразить.

А Нина была очень рада, что Леша ей позвонил. Этот звонок был отличным началом, приближающегося к середине, дня. Хотелось бесконечно улыбаться. И она, положив телефон на подоконник, улыбаясь, еще с минуту смотрела в окно, где всё, чуть притаившись, даже снег пошел редкий и мелкий, ожидало сильной метели. А потом, продолжая улыбаться, направилась на кухню завтракать.

Она никогда не отвлекала человека от работы. И если Леше сейчас нужно было идти, то Нина не могла его задерживать. Всё было очень просто, хотя Леша того и предположить не мог. И маята, в свете которой уже стало неважно на работу ему сейчас или нет, заполнила его изнутри, не собиралась от него отставать и на весь день стала его спутником.

На следующий день Леша проснулся с чувством, что все идет как обычно и наступило самое обыкновенное повседневное, совсем ничем неприметное и даже несколько неинтересное от своей же повседневности утро. Но стоило ему повернутся с боку на бок, как в его голове что-то, будто тоже каким-то образом перевернулось, и опять некая неловкость и неопределенность, время от времени приводившие его мысли к Нине, основательно расположились в его голове. И чтобы Леша не делал, в какие дела не окунал себя и, как не насмешила его Ритка своим новым экстравагантным, до нелепости вульгарным к ее молодому лицу цветом волос, он так или иначе свел все свои многочисленные, неясные, путанные мысли к одной короткой и достаточно четкой – он решил еще раз позвонить Нине и убедить себя. А в чем убедить, это должно было решиться во время предстоящего разговора. После сего решения надоевшая маята сделала шаг назад, но не ушла. Появилось ощущение спокойствия.


***

Нина вышла из кинотеатра и, не успев для себя решить, понравился ей фильм или нет, невольно окунулась в вечерний густой снегопад. Зима, в этом году выдалась богатой и щедрой на снег. Она сыпала его на землю и тихим бесконечно красивым потоком, и бушевала беспросветными вьюгами, и в морозном воздухе, и во влажном, размягченном оттепелью кружились снежинки, и днем, и ночью… Снег шел и шел. Казалось, там, наверху, его бесконечные запасы. И без отдыха, нескончаемо, он может падать и падать на землю, превратить город в один большой сугроб, всё засыпать, даже самые высокие многоэтажки вместе с крышами…

И сквозь снегопад и суетившиеся же в нем потоки людей до Нины долетел крайне восторженный яркими всполохами девичий смех.Стараясь ни с кем не столкнуться и уйдя в сторону от центрального входа в кинотеатр, Нина невольно попыталась найти источник искреннего веселья. Зачем это ей нужно было? Что она хотела?

И перестав вертеть по сторонам головой, Нина самым неожиданным образом увидела девушку, что секунды назад так громко смеялась. Сейчас она не заливалась звонким смехом, а что-то – Нина почему-то никак не могла разобрать что – говорила своему молодому человеку. Но говорила же непреднамеренно громко и излучая, при каждом произнесенном слове, откровенные эмоции радости. И кажется, парень ей что-то отвечал, тихо и коротко. И только что полный беспечных, наслоившихся друг на дружку сумбурных эмоций голос девушки, взял совершенно иные ноты. В одно мгновение, словно то был мастерски сыгранный дубль в кино, голос пронзили непонимание, разочарование, отчаяние и, наконец, злоба. И все они были не менее искренними, чем предшествующая им радость.

Нине не удалось разобрать ни единого слова из чужого диалога, только красноречивый голос до нее доносился, не удалось даже мельком взглянуть на лица молодых людей, только их силуэты сквозь монотонно плывущие в противоположенных направлениях кучки народа и шедшую рябью стену снега – вот, что удалось ей выхватить из случившейся сцены чьей-то жизни.

Что-то проговорив в негодовании, девушка сорвалась с места и быстро-быстро стала уходить, парень, чуть помедлив, может, растерялся, а может, ждал некоего чуда, направился за ней.

И приключенческий фильм с элементами романтики, только что просмотренный, улетучился из Нининой памяти, а двое молодых людей вызвали счастливую улыбку на ее лице. И пусть было понятно, что девушка поругалась с парнем, но Нина радовалась совершенно не этому. Собственно она была и не способна радоваться большому или маленькому несчастью совершенно незнакомых ей людей. Она, если уж подумать, вообще неясно чему обрадовалась. И как бы между прочим подумала, что неплохо бы было сейчас зайти и перекусить какой-нибудь пироженкой в каком-нибудь кафе. Все ее существо так и тянуло посидеть в небольшом кафе и никуда не спеша выпить кофе и съесть очень вкусное пирожное. С родни детскому капризу было ее желание, все пропитанное некоторой легкостью, сиюминутностью, с требованием исполниться прямо сейчас, но абсолютно без всякой спешки.

И Нина, припоминая, что где-то здесь, рядом с кинотеатром на соседней улице должно быть подходящее для нее заведение, направилась на его поиски. Она удивилась себе, когда немного заплуталась и не сразу смогла найти кафе. Но обрадовалась, когда, зайдя в него и усевшись за столик у окна получила то, что сейчас и хотела: за окном совсем сгустился вечер, снег все продолжал идти, а на деревянной поверхности столика вскоре оказалась чашечка с ароматно пахнущим кофе и бисквитное, с кремом и кусочками ягод клубники пирожное.Она сидела и по маленькому кусочку отправляла в рот пирожное, изредка делая глоток кофе, и практически безотрывно смотря в окно…

– Девушка, я могу сделать так, что Вы тут же перестанете грустить.

Снежные хлопья медленно опускались на уже заваленную сугробамиземлю, не спеша пролетая, будто прокрадываясь, у самых оконных стекол,и заглядываличерез них внутрь кафе.То были самые любопытные снежинки.

Тут Нина с некоторым запозданием взглянула на подсевшего за ее столик молодого человека. Тот выглядел весьма самоуверенным, но ни грамма симпатии не вызвал у Нины. Его здесь присутствие ровным счетом не вызвало никакой реакции у Нины, только легкое раздражение.

– Знаете, что?.. – Нина остановила себя и перефразировала свою мысль дальше, так, – если Вы не оставляете сейчас же меня в покое, то я вызову полицию и грустить тогда придется Вам, – сказала она крайне спокойно. Но сила убеждения впроизнесенных еюсловах, ставила глухую огородительную стену возле Нины, пробивать которую незнакомый человек и в мыслях своих не попытался.

Он лишь, недовольно почесав рыжеватую длинную щетину на подбородке и все прекрасно поняв (на глупого человека он был похож меньше всего) с рисованной тяжестью поднялся из-за столика.

– Извините… – буркнул он и ушел к барной стойке.А почти ж то про себя добавил к своему извинению пару неблагозвучных, но красноречивых слов, в сердцах охарактеризовав ими Нину. И если бы Нине привелось их услышать, то в конечном итоге она бы смогла испортить вечер и молодому человеку и в первую очередь себе самой. Но этого не случилось.

Нина, как бы подводя некую завершительную черту, бегло взглянула на него, оставшись где-то там довольной собой и недовольной молодым человеком в плотно облегающих джинсах и с рыжеватой щетиной. К сему неполному образу добавлялась наглость, которой Нина мысленно наградила незнакомца.

«Не очень приятный тип. Чем-то на хипстера похож…» – подумала она. И неожиданно вспомнила, что у нее в сумочке лежит телефон.

«С беззвучки забыла снять.» – доставая его, подумала она. И прежде чем увидеть пропущенные, подумала, что надо бы позвонить Леше Синицыну. Ей захотелось ему позвонить. То есть не внезапно захотелось, а эта мысль уже сидела в ней практически с того самого часа, когда снежным утром, Леша позвонил ей. А сейчас она просто почувствовала, что можно позвонить, что нужно позвонить именно сейчас.

Перезвонив маме, и сказав, что еще не знает, придет она сегодня к ним или нет, Нина почти набрала номер Алексея и… задумалась. Вот только чувствовала, что непременно позвонит. Но к ощущениям правильности действия присоединились мысли – разумные, логичные и холодноватые.

«А правильно ли я поступаю? А хорошо ли будет сейчас взять и позвонить ему? Может, я его сейчас отвлеку от чего-то? Или может… может…»

Краем глаза взглянув на мужчину с рыжей щетиной, что сейчас о чем-то болтал с барменом, Нина вдруг наполнилась уверенности и принялась звонить Леше. До крайности ненастоящим и словно бы инопланетным показался ей молодой человек за барной стойкой – он отталкивал от себя, и каким-то уже своим, определенно близким и притягивающим к себе увиделся Леша. Леша, которого она видела, как и того человека за барной стойкой один раз в жизни, и который сам того не ведая, подтолкнул Нину к сему звонку.

– Да, – и мучительная маята исчезла в небытие, остались лишь снег за стеклом машины, темнота салона и поднесенный к уху телефон.

– Здравствуй, Алексей!.. Я не от чего не отвлекаю? – Нина водила пальцем по деревянной поверхности стола, повторяя природный рисунок.

– Нет, нет!.. Я вот с работы домой уже еду, на Савельевской на минуту остановился.

– Уж не рядом ли с кинотеатром? – не замечая, что ее улыбка зажглась еще ярче, удивилась Нина.

– Да в принципе я от него совсем недалеко…

– Я тоже тут недалеко. На… не знаю, как улица называется, но до кинотеатра тут рукой подать, – и, чувствуя, что ее слушают, – я в кафе сижу.

– Здорово, молодец! А ты… одна что ли сидишь? – спросил Леша. Этот вывод напросился у него сам собой, потому как сиди Нина в компании с кем-нибудь, вряд ли тогда она стала ему звонить.

– Да. Вот собираюсь уходить.

– Может тогда встретимся, – пребывая на волне некоего энтузиазма, легко, от того и не поверив себе, предложил Леша.

– Я сейчас к кинотеатру подойду.

Снег поутих, и лишь редкие снежинки растерянно кружились в воздухе. До кинотеатра Нина дошла

быстро, но Леша уже ждал ее. И увидев ее, скромно заулыбался.

«Самый обычный человек…» – подумалось Нине, запомнилось, что так подумалось и она, приближаясь к Леше, заулыбалась ему в ответ.

– Привет! – сказав, Леша почувствовал, что волнение неожиданно и как-то разом, захватило его.

– Привет! – с удовольствием ответила Нина. Ей было радостно и несколько необычно. Состояние предвкушения чего-то необычного начиналось у нее еще тогда, когда она отправилась на поиски кафе. Но она ни тогда, ни сейчас не придала этому значения. Разве только подметила про себя, что вечер сегодня какой-то чудный, другой. И может всему виною был шикарный снегопад?..

– Нет!.. – замотала головой Нина, увидев, что Леша обернулся и посмотрел на кинотеатр, – я там уже была. Там ничего особо интересного.

– И в кафе ты уже была, – добавил Леша, растерявшись. Он был неописуемо рад видеть Нину рядом, но совсем не знал, чего сейчас делать дальше. Он попал в то положение, когда вдруг исполняется то, о чем по-настоящему мечтаешь. И с ним случилась одна из возможным реакций на исполненную мечту.Конечно, он мог тут же начать воплощать в жизнь свои робкие фантазии, к чему располагала встреча, или же, что могло быть теоритически, но данная ситуация исключала сей вариант – вдруг пожалеть, что вышло так, как он и хотел. Но Леша оказался где-то посередине этих двух противоположенных вариантов. К тому, что он был бесконечно рад и Нининому звонку и так легко сложившейся их встрече, он начинал нервничать и злиться на себя, что стоит сейчас и ничего не может, не то что сделать, а сказать ничего толкового и то у него не получается. А злость на самого себя в данном случае, если ее вовремя не остановить, может подвести к разочарованию в самом себе.

Леша стоял и продолжал улыбаться, смотря на Нину. Нина отвечала ему тем же, но с каждой проплывшей мимо секундой, ее все больше начинал разбирать смех. Так весело и совсем не по-взрослому, но серьезно. Серьезно до какой-то странной степени, будто дело касается вопроса планетарного масштаба. Но эта серьезность была спрятана так глубоко, что ее оба едва ли могли ощутить. И эта же серьезность невидимо как бы связывала их, скрепляла неясно, когда точно, произошедшую между ними симпатию.