Потом же у Саши начали подниматься нервы, когда он улавливал краем уха, что Оля Вике или Дане опять сказала что-то не совсем хорошее про Нину или Нина бросало какую-нибудь неловкую фразу дома у родителей про Олю.

Но в дальнейшем, не смотря на всю напряженность отношений Нины и Оли, Оля все ж таки с трудом и большой неохотой, но отпускала дочку с тетей на дачу. В конце концов, она была уверена в Нине, как в ответственном и при всех их противоречиях, здравомыслящем человеке. А еще с неохотой и даже пытаясь утаить от себя сей факт, Оля замечала, что после дачи Вика становилась более спокойно и какой-то более взрослой, меньше озоровала и капризничала. И что же было несколько удивительно временами производила впечатление, что старшая это она – Вика, а не ее брат Даня.


Первое декабря наступило торжественно и безоговорочно.

Леша проснувшись, но, не успев еще открыть глаза, вновь ощутил это странное и настойчивое вчерашнее чувство. Но сегодня оно будто бы стало чуточку другим, всё прокрасилось светом и засияло изнутри. И вдруг отпала вчерашняя суетливость, что стучалась в окна, колобродилапорывами ветра по улицам и опустевшим садам и не давала спать серьезному Бобику. Утром же воцарилось решительное спокойствие.

Лёша открыл глаза. Оказывается, сияло не что-то где-то внутри, а непосредственно здесь снаружи – вся комната пропиталась таким белым, можно сказать торжественно-праздничным светом. Лёша лежал и никак не мог понять, от чего же, почему так светло? Давно не было так светло. Электрический свет, каким бы белым он не был, не давал такого удивительного ощущения чего-то нового.

«Что-то все-таки произошло!» – решительно подумал Лёша и встал с кровати, тут же оглянувшись, не разбудил ли он своими резкими движениями Нину. Но она крепко спала с мирным выражением лица. В соседней комнате было так же тихо – Глеб с Викой тоже еще спали.

Лёша, теперь уже четко контролируя свои действия, без лишнего шума, но с неясным нетерпением, подошел к окну. Ловко и аккуратно занырнув под штору, он замер. И тут же, вот прямо мгновенно, понял, о чем ему вчера шептал сырой вечер и чего он – Лёша – ждал.

Зима!.. Самая настоящая! Каким-то неясным образом Лёша еще вчера знал, что утром она придет, и ждал ее. Оперевшись руками о подоконник, Лёша понял, что ждал зимы. И теперь, когда она пришла, при Леше осталось лишь радостно-волнительное чувство, а ожидание же, что вчера было таким настойчивым, растворилось в ушедшей ночи.

Если бы Лёша увидел себя со стороны, то он бы наверняка засмущался. Взрослый человек, а сколько было в нем искренней радости и энтузиазма, когда он быстро собравшись, буквально выбежал на крыльцо и оказался одним из первых, кто увидел самое начало зимы.Еще не тронутый ни шагами человека, ни какого-то зверя – собаки или мыши, ни сметенный ветром в барханы и ни согретый, начавший подтаивать от оттепели снег. Вот он ночью выпал и тихо лежал ровным белоснежным покровом, будто привыкал, что он теперь здесь на земле, а не в пушистых серых облаках на небе. И вот эта его ничем не защищенная робость чувствовалась в застывшем воздухе. И Лёша, как быстро выбежав на крыльцо, так же быстро остановился на нем. Он просто смотрел на все вокруг и нечто легкое и прекрасное переполняло его и хотелось вот так, в полной тишине наступившего утра просто постоять, ничего не делая, почти не шевелясь и ни о чем, в сущности, не думая.

Лёша не знал, что Нина, еще ночью напоив водой Глеба и уложив его обратно спать, выглянула в окно. А там, в это время, то тихо, то вдруг подгоняемый ветром, сыпал снег. Лёша всего этого не знал, но это было и неважно.

Постояв еще немного на крыльце, Лёша не спеша обошел весь участок, немного побродил. Все было в снегу. Пришла зима, и календарная, и настоящая.

Вернувшись в дом, он налил в чайник воды, но не стал его включать. Чайник был электрический, довольно старый и шумный, и своим шумом мог разбудить Нину или Глеба. Вика же никак не реагировала на разные звуки и, если спала, то уж кипящий-то чайник, да еще и в другой комнате, ее точно не мог потревожить. И Лёша, взяв в руки книгу, что оказалась почему-то лежащей на полу, стал перелистывать страницы и ждать всеобщего пробуждения.

Лёша находился на предпоследней странице детской книжки, читая, выученные наизусть, сказки, как услышал еле уловимое движение. Можно сказать, он больше почувствовал, нежели на самом деле что-то услышал. Это было такое тонкое чутье, которое просыпается в тот тихий час, когда всё и все спят, а ты не спишь и неожиданно можешь поймать момент чьего пробуждения.

Лёша положил книжку на стол, включил чайник и пошел в комнату.

Крепко ухватившись маленькими ручонками за перекладину кроватки, радостно и бодро встречая новый день, стоял Глеб и ясными серыми глазками изучал комнату. По ребенку можно было сразу сказать, что он выспался и набрался за ночь новых сил. И как раз вот распределением своих новых возможностей Глеб и был занят. Он только что проснулся, но уже вовсю с увлеченным видом искал себе интересное занятие. Углядев, что в комнату не спеша прокрадывается папа, Глеб и до того не шумно себя ведший, притих настолько, что Леша, еще с порога увидев сына сразу же понял чего тот сейчас же, стоит ему только сделать шаг вперед или как-то – жестами, мимикой – дать понять Глебу, что он его видит и тот тут же вскрикнет, издаст искренний и пронзительный вопль радости. Леша замер на месте, думая, что же ему делать. Глеб в томительном ожидании, серьезный и задумчивый, с нетерпением ждал, когда же наконец можно будет заулыбаться и обрадоваться папе. Когда же, когда, наконец, папа его заметит, когда перестанет играть с ним, с самого утра, в прядки. И только было Леша собрался развить дальше застывшее положение, прислонив указательный палец к губам и сказав ш-ш-ш-ш…, как с крыши с гулким шумом скатился пласт свежевыпавшего снега. Глеб вздрогнул и, резко повернув голову, всем своим вниманием с широко распахнутыми, испуганными глазенками, стал выискивать то, что же могло послужить источником странного шума. Леша воспользовался моментом и вошел в комнату. Он взял Глеба на руки и, тем самым успокоив его, осторожно вышел из комнаты. Но, оказавшись в безопасности – у папы на руках – Глеб продолжал, не моргая, смотреть на зашторенное окно. Источник непонятного звука так и притягивал к себе ребенка, прельщал детскую любознательность своей неизвестностью. А Леша, придя на кухню, подошел с Глебом к окну и стал ему показывать все исключительно новое и интересное, все – целый неизведанный мир, что создался снегом и назывался зимой. И кто был больше увлечен из них двоих, сказать было сложно. Глеб был восхищен самой настоящей детской радостью, что вспыхнула у него при встрече с новым миром. А Леша был восхищен той радостью, что озаряла лицо Глеба. И ничего умилительнее и приятнее с утра, чем тихонечко подсматривать за Лешей с Глебом, просто нельзя было придумать. Впрочем, Нина и не пыталась. Она, стараясь оставаться как можно дольше незамеченной, стояла в коридоре, немного в тени и, улыбаясь, с не загруженной еще повседневными или просто посторонними мыслями головой, впитывала в себя чистый позитив и получала от того настоящую радость.

Во время завтрака на кухню вошла несколько заспанная Вика. Она будто почувствовала, что всё самое интересное может произойти без нее и выгнала себя из кровати. Она успела поймать взглядом в окне свежевыпавший снег, но еще никак не могла себя заставить с полагающимися по сему поводу эмоциями оценить увиденное. Растрепанная, словно сова, которую растормошили в полдень, она на секунду остановилась в метре от стола и, разглядев свободный стул, с облечением и некоторой усталостью тяжело опустилась на него. Глебу все ее манипуляции показались донельзя смешными и, он залился звонким веселым смехом. Вика недовольно поморщилась, слишком громким ей показался смех брата.


После завтрака все четверо собрались и вышли к дому. Легкий морозец еще держался в тени дома и деревьев, но на солнышке снег уже становился мокрым и, из него можно было начинать лепить снеговиков. Этим и занялся Леша с Викой. Глеб же стоял, прижавшись к маминой ноге и своими большими глазами, затаив дыхание внимательно наблюдал за папой и сестренкой. Нина, радуясь прекрасному дню, успевала наблюдать и за Глебом и за Лешей с Викой, перебрасываясь с Лешей короткими фразами о чем-то простом и житейском и даже ненароком в разговоре у них вспомнилось, как совсем недавно крестили Глеба. И так вышло, что крестины прошли в той самой церкви, на которую Нина завороженно смотрела тогда на свидании с Лешей. Ирина Сергеевна настояла, чтобы Глеба крестили именно там.

За разговором, детским смехом и повседневным шумом, коим сопровождается каждый день, никто не слышал, как в саду с яблоней кусками падает снег. В течение полудня он весь облетит с веток. А вечером, в синих сумерках, яблони будут чернеть своими изящными силуэтами на фоне снега. Это будет очень красиво. И возможно будет мороз, а может быть снежные облака вновь пройдутся по дачному поселку и его окрестностям снегопадом.


Вместо 18 главы и эпилога, кратко и содержательно.


Прошло два года со снежного первого декабря. Ничего особенно нового с того времени не произошло. Жизнь Нины и близких ей людей шла вперед ровно и без сильных потрясений. Брать в расчет сезонные простуды и завсегдатае неизвестно откуда-то возникающие неурядицы на работе не стоит.

Но оговориться, что Нина с Лешей купили себе машину, чтобы ездить на дачу все-таки нужно. Обновили своего железного коня и Нинины родители. Глядя на своих родственников мысль сменить автомобиль и купить что-нибудь поинтереснее возникала и у Саши. Главным образом к этой мысли его, как бы незаметно, подводила Оля.

Взаимоотношения Ирины Сергеевны и Леши были на зависть дружескими и даже теплыми. В редких ссорах, что порою возникали между Ниной и Лешей, Ирина Сергеевна зачастую заступалась за Лешу, каждый раз тем самым приводя Нину в состояние отчаянного непонимания и пропитанной негативом ревности. Впрочем, их ссоры не носили серьезного характера. И Леша с Ниной по-тихому ото всех мирились. Нина даже находила некоторое удовольствие в примирении с мужем. Ее то ли радовало, что у них вновь все хорошо, то ли сам процесс примирения вызывал в ней целую палитру разноцветных чувств. Такая несколько мазохистская склонность – поругаться, испытать чувство вины, некоторой неполноценности, помаяться, перебрать в голове кучу разных суетных, по большей части пустоватых, мыслей, а потом враз взять и пребыть в искреннем наслаждении от примирения. Такая игра на контрасте ощущений.

С Мартой Андреевной Нина не перестала общаться. Иногда они созванивались, редко Нина заходила к ней в гости. Их странное знакомство, когда вдруг выпадал случай о нем вспомнить, всегда вызывало у Нины толику удивления и улыбку на лице. Нине нравилась Марта Андреевна, она невольно вызывала в ней чувство уважения к себе. Что-то светлое поселялось у Нины в душе после общения с Мартой Андреевной. Это никак нельзя было пропустить мимо и не заметить.

Без внимания так же не получалось оставить и дни, в которые Леша по стечению тех или иных обстоятельств виделся со своей матерью. Для него каждая встреча была словно каким-то испытанием. Ульяна не могла побыть рядом с сыном, поговорить с ним и не оставить у него в душе тихую опустошенность. Леша сам того не осознавая всегда ожидал от матери нечто другого, с никуда не уходящей со временем наивностью смотрел он на нее. Умом понимал, что мать кардинально изменилась, но спокойно, без ущерба для своей психики и настроения воспринимать их встречи не мог. И потому, когда он приходил домой задумчивый, несколько потерянный, с заторможенной реакцией на происходящее вокруг него движение, Нина сразу догадывалась, в чем тут собственно дело.

Комнату в общежитии Леша пробовал сдавать. Но пока искались жильцы, неожиданно в общежитие с небольшой сумкой пожитков нагрянула Ульяна. Она, жалуясь, но как-то расплывчато, невнятно объяснила Лёше, что поругалась с Костей – о котором Леша толком так ничего и не знал – и теперь какое время будет жить здесь. В общем, Леша оставил эту идею. В последствие же, Ульяна еще пару раз приходила пожить в общежитие, как она говорила у себя. А какой кавардак мог случиться, если бы Леша все-таки сдал комнату, сложно было представить.

Леша давно перестал понимать свою мать. Одно он только видел по ней, она очень привязалась к девочке Ксюше и оставлять ее, бросать, не собиралась. О Глебе Ульяна интересовалась каждый раз, когда только встречалась с Лешей, но делала это быстро. То есть вот так – спросила, как бы уточняя, все ли хорошо, и услышав положительный ответ, тут же уводила разговор в иное русло.Нину, как казалось Лёше, она невзлюбила с первого взгляда. И в том была частичная правда.


***

Самым потрясающим событием (в смысле, что все были нехорошо удивлены) спустя этих два года стало Нинино неожиданное заявление о разводе. Ирина Сергеевна так вообще разразилась скандалом и, пребывая в полнейшем негодовании, разругалась с дочерью. Ирина демонстративно не разговаривала с ней, и намеренно выказывала свое дружелюбие по отношению к Лёше. Нину это дико раздражало. А Леша находился в таком непонятном состоянии, что сказать конкретно, что творилось у него на душе, было нельзя. Он вроде бы был и как обычно спокоен, но сделался менее улыбчивым и более задумчивым. Искорки счастья, что последниелета поселились в его глазах, больше не сияли. Они потухли и вместо себя оставили лишь надежду, которую Леша тщательно скрывал, но которая так и рвалась наружу.