В итоге, таким образом, именно Гевер, по мысли автора и его героя Акивы, несет ответственность за появление в нашем мире легендарного потомка Махлат – Че Гевары – одного из самых страшных убийц ХХ века, бывшего поистине порождением преисподней…

Безусловно, на этом круг идей, заложенных в рассказе «Бесы в синагоге», не исчерпывается, однако большая часть этих идей практически закрыта для широкого не только нееврейского, но и еврейского читателя, так как требует более глубокого знакомства и с еврейской мистикой, и с еврейской литературой.


На перемене

В этом рассказе, как, впрочем, и в большинстве произведений Якова Шехтера, современная реальность тесно переплетена с еврейской историей, мистикой и фольклором.

В зачине рассказа Шехтер воссоздает типичную атмосферу в синагоге между послеполуденной молитвой (минхой) и молитвой вечерней (мааривом). Первую во многих синагогах читают обычно незадолго до захода солнца, а вторую – сразу после появления на небе первых звезд. Таким образом, между двумя молитвами проходит 20–25 минут, которые большинство прихожан в синагоге и в самом деле проводят за досужими разговорами или размышлениями о смысле тех или иных мест Священного Писания – идти домой, чтобы через 5–10 минут снова вернуться в синагогу, просто не имеет смысла.

Но, как легко заметить, это время приходится на сумерки, то есть на совершенно особый период времени суток, называемом на иврите «эрев». Обычно слово это переводится как «вечер», но это – не совсем точный перевод. На самом деле правильнее было бы перевести «эрев» как «сумерки», а если уж делать с этого слова кальку на русский язык, то оно должно звучать как «время смешения», ибо происходит от глагола «леитарэв» – «смешиваться». Сумерки – это и в самом деле, с точки зрения иудаизма, время смешения тьмы и света, кажущегося и реального, правды и вымысла.

Шехтер отнюдь не случайно избирает для своего рассказа этот час суток – поди разберись в неясном свете «сумерек», кто из героев, высказывая свое мнение по поводу рассказа собеседника, прав, а кто ошибается, да и является ли сам этот рассказ самой что ни на есть правдой, или просто притчей, либо красивой сказкой с поучительным концом.

Словом, писатель, вслушиваясь в рассказы завсегдатаев синагоги «Ноам алихот», занимает роль стороннего наблюдателя, предлагая читателю выбрать те ответы на заданные загадки, которые ему больше по душе.

К примеру, читатель должен сам решить, действительно ли молитва реб Вульфа на могиле великого раввина Йосефа Каро в мгновение ока «ретроактивно», то есть «задним числом», изменила действительность, превратив никому не нужную старую деву в счастливую невесту, или же реб Вульф все это себе попросту вообразил, а девушка была обручена уже в тот момент, когда пришла на могилу? Или что именно спасло от рака героя Войны Судного дня – страстное заступничество перед Богом его друзей или современная медицина? И в самом ли деле в «пляжной истории» имело место чудо «воскрешения из мертвых» или санитар «скорой помощи» просто поспешил с констатацией смерти авреха?

Но несомненно одно: сверхидею этого рассказа составляет один из центральных вопросов еврейской философии – о том, способен ли человек силой своей молитвы или своими поступками изменить действительность, упросить Всевышнего отменить уже, казалось бы, вынесенный Им приговор или «зачесть» в качестве уплаты за грехи прежние заслуги самого грешника или близких ему людей?

Точнее, ответ на этот вопрос в иудаизме давно известен, и две истории из этого рассказа – о больном раком командире и утонувшем аврехе – лишь иллюстрируют этот ответ: да, возможен.

С этой точки зрения наиболее поучительной предстает как раз история об аврехе, написанная вполне в духе прозы религиозных еврейских писателей. Нет никакого сомнения, что в тот момент, когда один из аврехов смеется над своими товарищами, спорящими на пляже о Талмуде, то есть продолжающими и здесь учить Тору, он совершает, с точки зрения иудаизма, страшный грех. Ведь изучение Торы – главная задача и смысл жизни любого еврея, и каждый еврей должен заниматься этим денно и нощно. Шехтер не говорит, кто именно из аврехов начал тонуть, однако, по канонам уже упомянутой выше литературной традиции, это должен быть как раз тот самый аврех, который согрешил, выразив сомнение по поводу целесообразности изучения Торы на пляжном песочке.

Санитар констатирует его смерть, но в этот самый момент один из его товарищей выражает готовность отдать за его воскрешение свою заслугу целого года изучения Торы. И награда за эту заповедь оказывается такова, что на глазах у толпы происходит величайшее из чудес – самое настоящее чудо воскрешения из мертвых.

Вопрос, который ставит история реб Вульфа, куда более сложен: а может ли страстная, искренняя молитва, да еще и сказанная в особом месте изменить действительность «ретроактивно», так сказать, «задним числом», то есть сделать так, чтобы желаемое событие не просто произошло, а произошло… в прошлом?

Тут надо отметить, что еврейская практика молитвы на могилах великих праведников не имеет ничего общего с культом поклонения мертвым и верой в то, что их души могут выступить в качестве посредников между живыми людьми и Богом. Не вдаваясь сейчас в тонкости Каббалы – тайного еврейского мистического учения, – скажу лишь, что иудаизм рассматривает такие могилы как места, где открываются особые каналы связи с Богом, толща, отделяющая человека от Небес, утончается и просьбы, ранее застревавшие в ней, могут достигнуть Всевышнего. Поэтому религиозные евреи (особенно представители различных направлений хасидизма) часто отправляются на могилы великих мудрецов, раввинов и праведников, чтобы вознести Творцу молитву с вполне конкретными просьбами – ниспослать выздоровление от тяжелой болезни, помочь найти жениха, родить ребенка и т. д.

Именно с такой просьбой – помочь ему в изучении книги «Шулхан Арух» отправляется реб Вульф на могилу ее автора – великого законоучителя Йосефа Каро. Там он сталкивается с явно засидевшейся в девках некрасивой девушкой и от всего сердца желает ей выйти замуж. А затем с изумлением узнает, что девушка уже обручена – возможно, потому, что его молитва оказалась настолько действенной, что… изменила прошлое. Но ведь существует и другое объяснение: просьба реб Вульфа была вообще излишней.

Какой из этих двух ответов является правильным, читатель, как уже было сказано, должен решить для себя сам.

Основную же часть рассказа составляет мастерски выписанная история некого раввина Овадьи с острова Кубы, посвященная разбору, по сути дела, все того же вопроса: насколько своими поступками мы в состоянии менять действительность и как далеко простирается личная ответственность каждого еврея за его проступки? И рассказываемая автором история призвана убедить читателя, что не только вольные, но и невольные грехи могут в итоге отразиться как на жизни самого человека, так и на жизни многих поколений его потомков.

В сущности, перед нами – одна из множества имеющихся в еврейском фольклоре историй о том, что невозвращенный долг тяжким грузом повисает на совести человека и последствия такого проступка могут преследовать его не только в нашем мире, но и после смерти. Трактат «Пиркей авот» («Поучения отцов») говорит по этому поводу: поскольку все в этом мире, включая и всю имеющуюся наличность, принадлежит Творцу, то человек, одалживающий деньги у своего ближнего, как бы берет их взаймы у самого Бога. Именно Всевышний, а не кто-либо другой, является истинным Кредитором. И если должник не вернет взятую ссуду при жизни, то Творец, во-первых, найдет способ вознаграждения заимодавца за потерянные им деньги, а, во-вторых, в любом случае, тем или иным путем взыщет их с должника. Пусть не в этом, а в следующем перевоплощении, пусть не с него, а с его потомков…

В новелле Шехтера наказанием за невыплаченный долг становится ранняя смерть глав нескольких поколений большого купеческого рода, причем никто не может понять, за что именно эти праведные и благочестивые люди наказываются столь страшным образом. Такая же судьба должна постигнуть и самого раввина Овадью, но являющийся ему во сне предок упорно подсказывает, где следует искать причину этого бедствия. И в конце концов героя новеллы осеняет необходимое решение: он открывает старые гроссбухи и обнаруживает в них запись о неуплаченном долге. Тут-то выясняется, что вернуть старый долг рав Овадия может очень просто – выдав замуж дочь за потомка того самого португальца, у которого его предок одалживал деньги. И, разумеется, дав за дочерью богатое приданое. Таким образом, в новелле реализуется еще один принцип иудаизма, согласно которому Бог, посылая болезнь, всегда одновременно посылает и лекарство от этой болезни и нужно лишь понять, где спрятаны заветный пузырек или «облатка» с «таблетками».

И, наконец, безусловно, к каждому еврею обращены заключительные слова письма раввина Овадьи, звучащие, как последние аккорды блестяще сыгранной пьесы:

«…Жернова моей мельницы затихают, Всевышний благословил меня, словно Авраама, отца нашего, доброй старостью, и близок день, когда я предстану перед Судом праведным. Будущее меня страшит, беспрестанные сомнения терзают мою душу: был ли я достаточно усерден в изучении Закона и выполнении заповедей? Прошу вас, молитесь о моей доле в будущем мире, потому что Б-г благосклонен к вашим молитвам…

Ваш друг, преданный вам душой и сердцем, в слезах пишущий эти строки».

Теперь, с учетом всего вышесказанного, понятно, почему рава Овадью страшит будущее и почему он непрестанно спрашивает себя, был ли он достаточно усерден в изучении Торы и выполнении заповедей. Ведь даже невольный, неосознанный, порожденный простым невежеством или ленью (то есть недостаточным усердием в изучении Закона и выполнении заповедей) поступок может самым прискорбным образом отразиться и на дальнейшей судьбе собственной души рава Овадьи, и на судьбе его потомков. И уже не расслабившиеся в промежуток между минхой и мааривом прихожане синагоги «Ноам алихот», а живший за много веков до них на другом конце света раввин напоминает читателям о великой силе еврейской молитвы.

Рассказ завершается окончанием «времени смешения» и возвращением героев к реальности, но финал его построен так, что приводит к заключению: нет в нашем материальном мире ничего более реального, чем молитва, слова которой ангелы вплетают «в сияющую корону Всевышнего»…


Рош Римон

В этом рассказе мы вновь оказываемся в синагоге «Ноам алихот», среди знакомых нам уже героев, однако на этот раз Шехтер приглашает читателя побывать на самом обычном уроке по изучению Талмуда. Именно так он, как правило, и протекает: разбирая приводимую в Талмуде ситуацию и мнения мудрецов по ее поводу, участники обсуждения делятся своим видением данной проблемы и приводят в качестве доказательства различные истории из собственного жизненного опыта.

В данном случае Шехтер, вне сомнения, не случайно в качестве темы урока приводит известную талмудическую дилемму о том, как следует поступить мужчине в случае, если после свадьбы выяснилось, что его невеста, вопреки ожиданиям, не была девственницей. Закон Торы однозначен: при разводе супруг должен выплатить компенсацию жене, которую он взял девственницей, как минимум, двести золотых, но если он не был первым в ее жизни мужчиной, то сумма компенсации уменьшается вдвое.

В разбираемом случае жена потеряла девственность в результате изнасилования, но вот тут-то и возникает весьма щепетильная нравственная, юридическая и религиозная дилемма.

Если это изнасилование было совершено до помолвки, то есть заключения соглашения о будущем браке, то невеста была прекрасно осведомлена о том, что не является девственницей, и попросту решила обмануть своего будущего супруга.

Но если она была изнасилована после помолвки, то есть когда она, в соответствии с еврейским законом, уже обязалась хранить верность супругу, выходит, что в момент дачи этих обязательств она говорила правду и не ее вина, а ее беда, что они были нарушены…

Однако в рассказе эта талмудическая проблема переплетается с историей об изнасилованной жене коэна – потомка первосвященника Аарона, которым, согласно Торе, запрещено жить с изнасилованной женщиной. В сущности, автор довольно подробно раскрывает все связанные с этим преступлением (возможно, как выясняется, и не совершенным) коллизии, и добавить к этому нечего.

Но вот что любопытно: если коэн, о котором идет речь в рассказе, и в самом деле не хотел разводиться с женой, то в его интересах сохранить все происшедшее в тайне. И даже после того, как выяснилось, что она забеременела то ли от него, то ли от насильника, и он захотел обратиться за советом к раввину, это тоже не должно было стать достоянием общественности. А между тем, как верно замечает Нисим, история об изнасиловании жены коэна известна едва ли не всему городу.

И это означает, вероятно, что в самой этой истории заключен некий тайный поучительный смысл, не меньший, чем в истории о разводе с женой, которая не сумела сохранить девственность до свадьбы. Но какой?!