Мэг Кэбот - Каблук Маноло

На меня вдруг накатило душевное волнение, словно между нами протянулась какая-то ниточка. Мы стояли практически на том же самом месте, где я вчера отчаянно колотила Брендона Старка, пока тот запихивал меня в лимузин.

– Спасибо за заботу, – проговорила я. – Мы ведь практически не знакомы.

– После того, что случилось в тот день в «Старке», я бы так не говорил, – возразил Габриель. – Здорово ты нас напугала! Зря ты так со своим здоровьем, Никки!

Я не улавливала ход мысли Луны. О чем это он?

– Со здоровьем?

Габриель замялся, словно сомневался, стоит ли продолжать. Затем взял мою руку и, пристально глядя своими пронзительно синими глазами, произнес:

– Ты такая красивая, умная... Скажи, зачем тебе понадобилось портить жизнь наркотиками и алкоголем?

При этих словах у меня глаза на лоб полезли.

– Что?!

– Твой официальный диагноз – гипогликемия, типа сахара в крови мало, или как там еще? Ах да – истощение, – продолжал Габриель. – Только я все видел в тот день. Помнишь, Никки? Если честно, я уже и не надеялся, что ты выкарабкаешься: лежала там как мертвая и ни на что не реагировала.

Просто нет слов! Послушать Габриеля, так Никки Ховард провалялась в больнице целый месяц потому, что ее лечили от наркомании? Выходит, не он один так думает? О боже! Какой стыд! Мое лицо залила яркая краска. С другой стороны, почему я должна беспокоиться из-за домыслов о Никки Ховард? Я-то здесь при чем? Хотя нет, погодите. Как раз при чем.

– Но я не...

Габриель отрицательно покачал головой.

– Не нужно оправдываться. – Он ласково прикоснулся к моей руке. – Я знаю, как нелегко быть все время на виду, постоянно слышать о себе какие-то сплетни... Меня радует одно – здесь тебе наконец-то смогут помочь.

– Но...

– Все будет хорошо! – убежденно произнес Габриель, направляясь к лифтам. – Молодец, что решилась продолжить лечение. Представляю, как сейчас обрадуются твои родители. Может, хоть теперь мне простят то, что я тайком пробрался к тебе тогда ночью, – с озорной улыбкой заметил он.

В полном изумлении я с Кози на руках последовала за ним в лифт.

– Так вот про...

– Недаром ведь говорят, Никки, что признание проблемы – первый шаг на пути к ее решению, – с улыбкой поучал Габриель.

Не улыбнуться в ответ было просто выше моих сил. Ох, и зачем я только это сделала? Ведь улыбка Никки Ховард начисто лишала всех парней способности соображать. И Габриеля тоже. Двери лифта закрылись, наверное, с минуту назад, а он так и стоял без движения и пялился на меня, как под гипнозом. Боже, как тупо.

– Какой этаж-то? – нарушила тишину я.

– Ох, прости, задумался. – Выйдя наконец-то из ступора, Габриель нажал кнопку четвертого этажа.

Не успела я ответить что-нибудь вроде «я никогда в жизни не притрагивалась к наркотикам», как мы приехали. Около дверей лифта дежурил мощный охранник, который тут же заявил категорическим тоном:

– Так, ребята, извините, но сюда нельзя. – И тут же воскликнул: – Ты?

– Вроде того, – ответила я, все еще пунцовая от возмущения. Наркотики! Алкоголь! Господи, за что? – Где мои родители?

Примчались мама с папой со своими бесконечными «где ты была?» и «мы чуть не умерли со страху», обнимая и ругая меня одновременно. Все происходило именно так неловко, как я и предполагала. Рядом суетился доктор Холкомб, нервно покусывая дужку очков. Прибежала доктор Хиггинс (та, что с пучком).

Теперь ее прическа меньше всего напоминала пучок: всклокоченные волосы торчали во все стороны. Видимо, с тех пор, как я исчезла, у нее не было времени даже причесаться. Представляю, какой бедлам здесь творился!

Как же теперь выкручиваться? Сдавать Лулу с Брендоном я не собиралась – они искренне хотели как лучше. С другой стороны, что-то надо отвечать на вопросы родителей.

И тут Габриель Луна разом разрешил все проблемы, громко заявив:

– Она оказалась у себя дома.

Доктор Холкомб надел очки и поинтересовался:

– Простите, а вы вообще кто?

В этот момент из-за угла появилась Фрида с поникшей головой. При виде меня улыбка озарила ее лицо. А потом Фрида заметила Габриеля. Улыбку как ветром сдуло, и она, задыхаясь, закричала:

– Габриель Луна!

– Так это Габриель Луна? – театральным шепотом спросила мама у папы. – Он тут недавно интересовался, можно ли навестить Никки Ховард.

– Я видела этого молодого человека в ее палате, – вставила доктор Хиггинс. – Он еще розы принес!

Услышав последние слова доктора Хиггинс, Фрида одарила меня взглядом, которым запросто можно было заморозить кипяток.

– Так он тебе розы принес, да?

– Розы предназначались Никки Ховард, – уточнила я, прекрасно понимая, куда она клонит.

– Минуточку, – вмешалась мама. – Тот самый Габриель Луна, который выступал на открытии «Старка»?

– Да, – подтвердил Габриель, протягивая руку, чтобы поздороваться с моими родителями. – Здравствуйте! К сожалению, не успел представиться во время нашей предыдущей встречи, так как вы меня даже на порог не пустили. Приятно познакомиться.

Мама, как загипнотизированная, пожала ему руку, пробормотав при этом:

– Очень приятно.

Затем папа протянул ему руку со словами:

– Куда вы сбежали с моей дочерью?

– Габриель помог мне вернуться в больницу, – вступилась я за него. – Не буду долго рассказывать... короче, я не по своей воле покинула больницу, а он меня спас.

Луна улыбнулся мне в знак благодарности. Я ответила ему тем же. Несмотря на то что Габриель считал Никки наркоманкой, правила вежливости все-таки никто не отменял.

– Ну что же, – приторно улыбнулся доктор Холкомб, – в таком случае мы вам очень и очень обязаны, мистер Луна.

– Ну что вы, не стоит, – ответил Габриель. – Хотя должен вам признаться...

Однако доктору Холкомбу было уже не до признаний Луны.

– Фрида, – бесцеремонно перебил он Габриеля, – проводи мистера Луну в буфет, перекусите там чего-нибудь. Мне нужно переговорить с твоими родителями и сестрой. Хорошо?

Фрида тут же перестала буравить меня тяжелым взглядом и с обожанием взглянула на Габриеля. Ее зрачки при этом практически превратились в два сердечка, прямо как в мультиках.

– Конечно, – с неожиданным придыханием произнесла Фрида, взяв Габриеля за руку. – Пойдем, я провожу, – проворковала она.

Я еле сдержалась, чтобы не пнуть ее: вот идиотка! Ну почему Фрида всегда ведет себя – прямо неудобно говорить – по-девчачьи! Впрочем, приобщившись к таинству поцелуев, я поняла, что вряд ли вправе ее винить.

– Тогда, наверное, до свидания, – сказал Габриель, пока Фрида тащила к лифту. – Увидимся.

– Пока! – Я помахала рукой.

Фрида уволокла Габриеля за угол, и он скрылся из вида. Для меня, видимо, навсегда.

Не успела я осознать, что Фрида до неприличия втрескалась в английского певца, как послышался мамин удивленный возглас:

– Боже, у тебя под курткой собака!

– Это собака Никки Ховард, – пояснила я.

– А у тебя-то она как оказалась? – изумился папа.

– Очень просто. Знаете, с чего все началось? Я тут недавно обнаружила, что кто-то запихнул мои мозги в тело Никки Ховард.

Доктор Холкомб сразу занервничал и распахнул дверь ближайшего кабинета, предлагая продолжить разговор там.

– Давайте сядем и спокойно поговорим.

– Вы совершенно правы. – Входя в кабинет, я гордо подняла голову. – Нам действительно есть о чем поговорить.

– Пойми меня правильно, – начал доктор Холкомб, усаживаясь за огромный стол красного дерева. – Хирургическое вмешательство было единственной возможностью спасти твою жизнь, Эмерсон.

– Ясно, – кивнула я. – Только вряд ли вы пересаживаете мозги всем кому ни попадя. Как это мне повезло стать первой?

Доктор Холкомб закашлялся.

– Стойте! Выходит, я не первая?

– Конечно, нет. Уж поверь мне на слово, – рассмеялся доктор Холкомб. – Безусловно, самая молодая, но никак не первая.

– Но... как же так? Несколько месяцев назад показывали документальный фильм про нейротрансплантацию. Там сказали, что людей пока не оперируют.

– Это по официальной версии, – заметил доктор Холкомб. – Ни один из наших пациентов не пожелал обнародовать результаты операции. Хотя, как ни странно...

– Ни один из пациентов? То есть вы хотите сказать, что провели не одну операцию?

– Естественно, – кивнул доктор Холкомб. – Процедура отработана. Мы уже несколько лет практикуем такие операции. Хотя это чрезвычайно дорого, и поэтому мало кто может себе это позволить. Что касается твоего случая, то с травмами такой тяжести не выживают в принципе. Однако по чистой случайности жизнеспособное донорское тело оказалось в нашем распоряжении в то же время, когда у тебя остановилось сердце.

– Жизнеспособное донорское тело? – повторила я. Слова не шли с языка. – Вы о Никки Ховард? Как же так можно? Это ведь человек, в конце концов.

– Доктор Холкомб все понимает, Эм, – вставила мама.

Мы с родителями сидели на кожаных стульях напротив стола доктора Холкомба. Неподалеку от нас на диванчике устроились мистер Филлипс – юрист из «Старк энтерпрайзиз» – и доктор Хиггинс.

– А какое отношение имеет к моей операции «Старк энтерпрайзиз»? – спросила я.

На что мистер Филлипс ответил:

– Вы находитесь под опекой Института неврологии и нейрохирургии Старка – одного из подразделений больницы «Манхэттен дженерал». «Старк энтерпрайзиз» – основной учредитель института, единственное в мире медицинское учреждение, где проводится нейротрансгтлантация. Естественно, «Старк энтерпрайзиз» не афиширует существование института или свою с ним связь по некоторым, так сказать, этическим причинам.

– То есть для того, чтобы достать тело для пересадки, – догадалась я, – достаточно объявить, что в этом организме погиб мозг. И тогда – пожалуйста! – донорский материал готов.

– Ну, как-то так. Правда, в сильно упрощенном виде, – подтвердил мистер Филлипс.

– Эмерсон, – вступила доктор Хиггинс, – дело в том, что Никки Ховард страдала редкой формой врожденного порока мозга, о котором никто не подозревал. Жить с аневризмой – все равно что на пороховой бочке – может рвануть в любой момент. Так вышло, что у Никки произошло кровоизлияние в мозг практически в то же время, когда на тебя упал экран. В связи с растущими беспорядками администрация гипермаркета «Старк» распорядилась, чтобы в день открытия, помимо бригады «скорой помощи», дежурили еще и реаниматологи. Именно поэтому вы с Никки сразу же попали в руки квалифицированных врачей, которые сумели доставить вас до больницы живыми. Однако в больнице выяснилось, что шансов на выживание у вас не было. По крайней мере, по отдельности.

У папы заблестели глаза. Я никогда не видела, чтобы он плакал (разве что во время просмотра «Отчаянного ремонта» по ТВ).

– Когда мы приехали, ты была жива только благодаря специальной аппаратуре. Мы фактически уже прощались с тобой.

– А потом появился доктор Холкомб, – продолжила мама, у которой тоже стояли слезы в глазах. – Осмотрев тебя, он сказал, что, в принципе, можно попробовать тебя спасти. Хотя риск огромный. И возможно, будут осложнения.

– Например, проснуться в чужом теле? Такое осложнение ты имела в виду?

– Да, ты теперь совсем другой человек, Эм. Но только снаружи. Изнутри ты осталась та же самая. Вот поэтому доктор Холкомб и его коллеги не советовали нам сразу же посвящать тебя в подробности лечения. И так слишком много всего произошло. Нужно время, чтобы ты привыкла к своему новому состоянию.

Неужели это происходит со мной?

– Послушайте, – проговорила я, стараясь не разреветься. Как могли мои родители пойти на такое? Почему они согласились на операцию? – Это неправильно. Вы не имеете права так поступать. Извращение какое-то!

– А теперь, дорогая моя, послушай-ка меня, – раздраженно сказал доктор Холкомб. – О каком извращении ты говоришь, позволь узнать? Тысячам людей ежегодно ставят официальный диагноз – смерть мозга. А у тысячи других оказываются нежизнеспособные тела. Что плохого в том, чтобы дать человеку единственный шанс выжить? Кроме того, – добавил он уже более спокойно, – тебе вообще, по-моему, грех жаловаться. Я превратил тебя из смертельно раненной девочки в супермодель! Да многие девчонки просто душу бы отдали (причем буквально!), чтобы оказаться на твоем месте!

Конечно, во время операции доктор Холкомб своими руками вытащил мои мозги из тела Эмерсон Уоттс и аккуратно поместил их в тело Никки Ховард, пришив каждый нерв, но он меня совершенно не знал.