– Секрет? – Ее сердце отчаянно заколотилось.

Бошан кивнул:

– В скором времени я ухожу из Сорбонны.

– Что?! – Нелли обомлела.

– Да, я знаю, это очень неожиданно. Даже для меня самого. Собственно, я принял это решение только недавно, когда болел этой ужасной ангиной.

– Но… Но как же так… Почему… – запинаясь, выговорила Нелли. – Вы хотите уехать из Парижа? – Она перестала что-либо соображать, только смутно чувствовала, что эта новость не сулит ей ничего хорошего.

Бошан покорно вздохнул:

– «Хочу» – не то слово! Если уж говорить начистоту, то я уезжаю не совсем по доброй воле. Я буду очень скучать по всем. Особенно с вами мне всегда работалось замечательно. О вас, мадемуазель Делакур, я, с позволения сказать, всегда был самого высокого мнения.

Нелли посмотрела на него удивленными глазами:

– Так почему же вы тогда уходите? Неужели здесь отказались продлить ваш контракт?

Для человека, который был вынужден уйти с работы, Бошан выглядел слишком бодрым и оживленным, подумала Нелли. До того оживленным, что это даже вызывало тревогу.

Профессор откашлялся:

– Если вы обещаете мне не проговориться об этом до Рождества, то я прямо сегодня скажу вам, в чем дело, – объявил он весело. – Я уезжаю в Болонью из-за любви.

– В Болонью? – Голова у Нелли пошла кругом. Даже не будучи математически одаренным человеком, тут легко было сложить два и два.

– В Болонью, – повторил Бошан. – Удивлены, да? – Он усмехнулся. – И если уж быть точным, то всем этим я обязан только вам или, вернее говоря, той маленькой собачке. – Профессор откинулся в кресле, и в глазах его появилось мечтательное выражение. – Помните, как вы тогда, в октябре, не смогли поехать на нью-йоркский конгресс из-за маленькой Лилы?

– Лулы, – машинально поправила Нелли, прежде чем окончательно перестала что-либо соображать.

И пока профессор с восторженно загоревшимися глазами рассказывал ей о своей великой любви, которая обрушилась на него нежданно-негаданно, как гроза, и даже обрисовал в общих чертах сияющую перспективу прекрасного будущего в качестве мужа белокурой итальянской преподавательницы с серебряными браслетами, Нелли с остановившимся взглядом пыталась удержаться от слез, которые вот-вот готовы были хлынуть у нее из глаз.

– Вы первая, кому я об этом рассказал, мадемуазель Делакур. Впрочем, что уж там! Можно я буду называть вас просто Нелли? Ну, вы же сами понимаете: мы с Изабеллой решили, что лучше пока подержать это дело в секрете, чтобы избежать ненужных разговоров на факультете. Сегодня в полдень я иду говорить с деканом. А на рождественском празднике мы обо всем объявим официально.

Бошан сиял от счастья. И только кончив говорить, обратил внимание, что его ассистентка вдруг побледнела.

– Нелли! Что это с вами? – Он испытующе поглядел на нее. – Никак вы плачете?

Нелли помотала головой и почувствовала, как стоявший в ушах тоненький звон усилился и превратился в бушующий ураган.

– Нет, нет! – заверила она его придушенным голосом. – Просто… просто я… так растрогалась…

– Ах, Нелли! Какое же вы сердечное существо! Мне кажется, я буду очень по вас скучать. – Профессор улыбался. Глядя на нее, он сам так растрогался, что готов был излить перед ней свою душу. – Но ведь это и впрямь весьма романтическая история?

Нелли встала с кресла на подкашивающихся ногах и молча кивнула. Она думала только о том, чтобы как можно скорее выбраться из профессорского кабинета.

– Я… сердечно рада… за вас, – выговорила она через силу.

Профессор Бошан тоже поднялся.

– Спасибо вам, Нелли! – сказал он, радостно кивая. – А что касается вашей магистерской работы, то пусть вас это не беспокоит. Я, конечно, останусь вашим руководителем и доведу вас до защиты.

Нелли проглотила комок и посмотрела на профессора взглядом утопающей:

– Вы очень любезны.

– Пустяки, иначе и быть не может! Да, Нелли, вот что еще…

– Да?

– Вам нужно почаще улыбаться. Вы даже не представляете себе, как вы очаровательны, когда улыбаетесь.

Нелли стиснула губы и заставила себя улыбнуться. Затем бросила на Бошана последний взгляд. Он ничего не понял, ничего!

– Увидимся, значит, на праздновании Рождества, – сказал он на прощание. – И пожалуйста, сохраните до тех пор наш маленький секрет, хорошо?

– Не беспокойтесь.

Нелли хотела уже направиться к двери, как вдруг ее взгляд упал на голубой конверт, который все еще лежал на столе и в котором содержался секрет куда более серьезный. Ее обдало жаром. Она шагнула к столу и быстрым движением схватила письмо, в котором было сказано все, что накопилось у нее на сердце.

Профессор удивленно поднял брови.

– Что это вы, Нелли, как же так? – запротестовал он.

– С этим все закончено, – сказала Нелли и, слабо улыбнувшись, сунула конверт к себе в сумку. – Вы уже поправились и теперь здоровы.

Затем она повернулась на каблуках и со слезами на глазах бегом кинулась вон из кабинета, оставив профессора в полном недоумении и заставив его лишний раз убедиться в том, что мадемуазель Делакур совершенно загадочное существо. Пробежав через секретарскую, мимо мадам Борель с неизменным тунцом, мимо своего кабинета – на бегу схватила висевший на стуле плащ и шарф, мимо Изабеллы Сарти, которая, тихонько напевая, как раз отпирала свою дверь с постером из Метрополитен-музея прочь от всего, что еще утром имело для нее значение.

И все это время в голове стучали одни и те же слова, достойные, пожалуй, Алексиса Зорбы: «The full catastrоphe, the full catastrophe!»[41]

Через полчаса Нелли уже не могла понять, катятся ли по ее щекам слезы, или это струи моросящего дождя. Клетчатый зонтик остался в кабинете, где она поставила его сушиться. Второпях она забыла его прихватить, но теперь это тоже не имело значения.


Не раздумывая, она почему-то пошла в Люксембургский сад, совершенно осиротевший в эти дни. Нелли брела по знакомым дорожкам под могучими столетними деревьями, которые тянулись оголенными ветками к тяжелым тучам, словно надеясь ухватить среди них кусочек ясного неба. Нелли подняла голову, вглядываясь в серую высь. «Напрасные усилия любви, напрасные усилия любви», – горько подумала она и тут почувствовала, как правый башмак наполнился водой, потому что она угодила ногой в лужу. Чертыхнувшись, она выскочила на сухое место.

– Какого черта! Что же это все сегодня идет наперекосяк! – воскликнула Нелли и раздраженно подумала, с какой стати профессор Бошан все время вел себя с ней так любезно, если она ему была совершенно не нужна? Она же все это не придумала – его взгляды, его улыбку, все эти замечательные слова, которые она бережно хранила в душе как какие-то бесценные сокровища! Список совпадений, который она вела так аккуратно! Все это вело к логическому выводу, что рано или поздно им суждено быть вместе. Она положилась на то, что время работает на нее, и терпеливо, как овца, дожидалась, когда представится подходящий случай. А тут вдруг откуда ни возьмись эта итальянка, причем уже с женихом, и раз тебе – хватило одной чертовой грозы, чтобы между ней и профессором вспыхнула любовь! Как же несправедлива жизнь! Чтобы это понять, не обязательно даже изучать философию.

«А как все повернулось бы, если бы это ты с ним была в Центральном парке? – раздался тихий голос из глубин сознания. – Тогда, может быть, все вышло бы иначе. Это не приходило тебе в голову?»

Нелли зажали уши руками. «Если бы, если бы! – закричала она. – Никакие „если бы“ мне уже не помогут. В жизни все идет не по сослагательному наклонению. Бесполезно мечтать. Нужно просто делать что-то, просто что-то делать!»

Какой-то пожилой господин, решивший, по-видимому, не пропускать свою ежедневную прогулку из-за плохой погоды, приблизился к Нелли неторопливым шагом. Приподняв повыше над головой черный зонтик, он с интересом смотрел на бранящуюся молодую женщину.

– Могу я вам чем-то помочь, мадемуазель?

– Нет!

Прибавив шагу, Нелли продолжила прогулку по залитому дождем саду. Вот уж в чем она совершенно сейчас не нуждалась, так это в сострадательном сочувствии старичка-пенсионера. Неужели от людей даже в парке нельзя укрыться? Она свернула налево и очутилась на раскисшей от грязи дорожке, которая вела к закрытому сейчас ресторану, в котором летом она иногда закусывала салатом, расположившись под сенью высоких деревьев. Однажды она была здесь даже с профессором Бошаном. К сожалению, грозы тогда не случилось. Нелли снова всхлипнула и предалась жалостным мыслям. Тут ее взгляд упал на урну возле дорожки. Она остановилась и стала яростно дергать застрявшую молнию своей сумочки, в конце концов оборвала ее, и через несколько секунд в урну посыпались мелкие клочки голубой бумаги, из которых уже ни одна рука не составит любовного послания.

После этого Нелли ненадолго полегчало. Она повернула назад, Люксембургский сад сегодня так и не дал ей утешения. Она продрогла. Ноги промокли. Глупо часами бегать тут под дождем, все равно это не помогает. Лучше уж пойти в «Старую голубятню», маленькое кафе неподалеку от церкви Сен-Сюльпис, там можно согреться и подкрепиться бокалом вина и луковым супом в горшочке. А потом она позвонит кузине Жанне, которая, как бабушка Клэр, всегда могла дать хороший совет.

8

С расстроенным выражением на лице Жанна, поджав ноги, сидела на большом синем диване, который раньше стоял на кухне у Клэр Делакур, и слушала, что ей говорила Нелли. Она задумчиво глядела на Нелли, которая тоже сидела на диване, завернувшись в белое шерстяное одеяло, такая несчастная, что дальше, кажется, некуда. Глаза у нее были заплаканные, а в руке она сжимала носовой платок.

– Ах, Нелли, Нелли! Что же ты наделала! – вздохнула Жанна.

Нелли чихнула:

– Я вообще ничего не делала!

– В том-то и дело!

Жанна прислонилась к диванному подлокотнику. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что там случилось у Нелли. Когда утром Нелли позвонила по телефону и, рыдая, спросила, не может ли она немедленно к ней прийти, Жанна не на шутку перепугалась. Для того чтобы так душераздирающе плакать в телефонную трубку, требовалась веская причина, по крайней мере, так думала Жанна, у которой была более прозаическая натура, чем у ее младшей кузины. Это значило, что либо кто-нибудь умер, либо заболел смертельно опасной болезнью. Любовные страдания в представлении Жанны не относились к числу таких заболеваний. От любовных переживаний еще никто не умирал, и она прямо так и сказала двоюродной сестре:

– Ты это из-за Жана?

– Из-за Жана? Какого Жана? – Нелли на минутку даже перестала рыдать.

– Да тот парень с гитарой из Мэна, который поглядывал на тебя влюбленными глазами. Между вами ведь что-то, кажется, намечалось? Я думала, вы с ним по-прежнему встречаетесь. Приятный мужчина, ничего не скажешь.

– Ах, это ты о Шоне! – Несмотря на все свое горе, Нелли чуть не рассмеялась. Надо же было так ошибиться! – Нет-нет, как это вообще пришло тебе в голову! Между нами никогда ничего не было. Это друг, просто знакомый. Этот Шон вообще не мой тип.

– А-а… – Жанна как-то по-особенному вздохнула, как будто такой ответ ее успокоил. – Тогда кто же твой тип, позволь узнать? Я имею в виду того, кто сейчас разбил твое сердце. Скажи мне, и я сразу вышлю отряд костоломов с дубинками.

Нелли проглотила стоявший в горле комок.

– Даниэль Бошан, – сказала она тихо.

– Mon Dieux! Неужто ты это серьезно! – воскликнула на другом конце Жанна и громко расхохоталась. – Поверить не могу – хромой профессор! Ну, тогда ничего страшного. Куда тебе такой старый!

– И вовсе он не старый, – обиделась Нелли, – наверно, зря она позвонила Жанне. – И перестань обзывать его хромым профессором, это неуважительно!

– Ладно, – Жанна не собиралась обсуждать дальше романтические бредни своей кузины. – Слушай, дорогая! Сейчас я в кафе одна и не могу никуда уйти. Завари себе крепкого чаю, сними мокрые шмотки и приляг отдохнуть. Попытайся уснуть. Это всегда полезно. Мне придется подождать, когда придет Селина. Часа через три я буду у тебя. Как-нибудь дотерпишь до тех пор?

– Да, постараюсь, – кивнула Нелли.

Дав напоследок сомнительное обещание, что это еще не конец света и скоро Нелли будет сама смеяться над этим неудачным эпизодом из своей жизни, Жанна повесила трубку.

И вот она уже битый час сидит на диване у Нелли, пытаясь понять, что же произошло. На столе стояли две чашки черного кофе и две тарелочки, на которых еще лежали остатки недоеденного грушевого пирога.

– Мне сейчас вообще не до еды, – сказала Нелли, когда Жанна явилась к ней с грушевым пирогом.

– А ты постарайся! Ну немножечко. Ты же так любишь грушевый пирог!

В мире Жанны вкусная еда была первейшим средством, когда требовалось утешение. Она сунула тарелочку с пирогом кузине под нос и ободряюще ей улыбнулась. В конце концов та сама не заметила, как по кусочку почти все подъела, пока рассказывала Жанне, какая катастрофа приключилась с ней сегодня утром.