— Снова напрашиваешься на неприятности, Кейти? — раздался сухой голос у нее за спиной.

Она резко обернулась, словно услышала самого дьявола.

— Гарри, — язвительно прошипела она, — откуда мне было знать, что и ты тоже в этом замешан?

Лидж подошел поближе, сунув руки в карманы. Вместо стрелкового мундира на нем была теперь куртка для верховой езды. Его взгляд по свирепости не уступал Кейт.

— Замешан? — переспросил он, удивленно приподнимая бровь. — Единственное, в чем я замешан, ваша милость, так это в том, что буду свидетелем на свадьбе у своего друга.

Кейт отмахнулась от него, как от надоедливой мухи.

— Чушь! Если ты здесь, то, значит, пусть и неофициально, ты член группы Дрейка. И когда же наконец наши мужчины направятся к кабинету Джека, чтобы спокойно плести свои интриги за стаканом виски и этими вонючими сигарами, которые ты привез с полуострова?

— Это тебя не касается, — заметил Диккан.

Кейт яростно повернулась к нему.

— Касается, если это может погубить мою самую близкую подругу. Не знаю, в какие игры вы играете, но Грейс не заслуживает унижения и боли, которые вы ей причинили. Ты вообще знаешь, где она сейчас?

Диккан огляделся.

— Полагаю, она приехала с тобой.

— Она наверху, и с ней доктор Оливии, потому что она целых десять дней толком не ела. Может быть, тебя это и не касается, но дело в том, что это все твоя вина.

— Моя вина? — повторил он. — Я ничего не сделал…

И тут до него дошло. Сердце подскочило в груди. Господи, неужели Кейт не шутит?

Гарри прислонился к стене и улыбнулся:

— Кажется, тебя пора поздравить, старина?

Диккан прижал ладони к глазам. Ему не нужно было ничего подсчитывать. Он никогда не забудет их первую ночь. У него даже не хватило духу назвать это любовью. Это было всего лишь совокупление. Но теперь он думал иначе.

Могло ли это случиться в более неудачное время? Смит все больше посвящал Диккана в дела группы, обещая ему блестящие возможности, если он отправится на свадьбу к Джеку и сообщит им любые новые подробности, которые тот вспомнил. Если Смит узнает, что Грейс беременна, это поставит ее под угрозу.

— Где она? — спросил Диккан, приходя в себя.

— Я пойду с тобой, — сказала Кейт. — Кажется, ее должен кто-то от тебя защищать.

Он тяжело вздохнул:

— Не говори ерунды.

Кейт промолчала и пошла впереди. Диккан послушно последовал за ней. Ему не надо было спрашивать, в какой комнате Грейс. У дверей стояла Оливия, перешептываясь со служанкой.

— Что происходит? — спросил Диккан.

Оливия спокойно посмотрела на него.

— Совсем скоро мы об этом узнаем, хотя надеюсь, ты позволишь Грейс самой все тебе рассказать. Думаю, она опасается, что ты будешь недоволен.

— Так и есть, — отозвался он не подумав.

На это было много причин. Диккан не хотел воплощать в жизнь неуместные мечты своего отца о продолжении рода. Он был занят слитком опасными делами, чтобы заводить семью. И просто не хотел детей. И Грейс это знала. Он сам об этом сказал, очевидно, сразу после того, как она забеременела.

Но если все это правда, то почему его охватила такая радость? Почему ему вдруг захотелось обнять Грейс?

Он чуть не застонал вслух. Ему надо было как следует выпить. Внезапно ему даже захотелось быть с Миной, потому что там он знал, чего от него ожидают. И, что самое важное, знал, каковы его чувства.

— Если ты хотя бы намекнешь бедняжке на свое недовольство, — предупредила его Кейт, подходя ближе, — тебя ожидает такая месть, какую не мог себе представить даже твой отец-святоша.

— Не надо, Кейт, — остановила ее Оливия. — Нам надо думать о Грейс. Бедняжке было так плохо, что она упала на пол. Ей и так очень нелегко.

Диккан собирался потребовать объяснений, когда дверь распахнулась. На пороге появился в сопровождении служанки крепкий молодой джентльмен в твидовом костюме и в очках.

— Думаю, пора уходить, — пробормотал Гарри.

Но доктор его услышал.

— Вам лучше остаться.

Выражение его лица встревожило Диккана. Доктор был напуган.

Внезапно Диккану захотелось оттолкнуть его в сторону, ринуться в комнату и спасти Грейс от происходящего. Она больна? Она потеряет ребенка? Почему эта мысль так его ужаснула?

— Кто из вас муж? — спросил доктор, вытирая руки полотенцем.

Кейт снова фыркнула. Диккан осторожно шагнул вперед.

— Я. Что-то не так? Она ведь в порядке?

Глаза доктора были пронзительно-зеленого цвета, и его взгляд пригвоздил Диккана к месту, словно трепещущую бабочку.

— Я бы так не сказал.

Женщины вскрикнули.

— Мистер Хиллиард, — продолжал доктор, снимая очки и потирая глаза, — здесь происходит нечто ужасное.

— О чем вы, черт возьми?

Доктор снова внимательно поглядел на него, и Диккан еще больше испугался.

— Ваша жена не беременна, мистер Хиллиард. Ее отравили.

Глава 19

Грейс не знала, что делать. Доктор был так добр и внимателен. Он выслушал ее жалобы и ответил почти на все вопросы, а потом с улыбкой попросил ее одеться и ждать его возвращения. Но он так и не ответил на главный вопрос. Будет ли у нее ребенок? Не в опасности ли он? Она чувствовала себя очень плохо, словно ее выбросила на берег волна, и желудок снова свело судорогой. Но доктор заверил ее, что волноваться не о чем и он обо всем позаботится. Что это могло означать?

Лиззи помогла ей одеться и унесла таз. Грейс свернулась калачиком на постели, чувствуя себя невероятно слабой и размышляя, что скажет доктор, когда вернется. Он упомянул, что ее симптомы указывают на возможную беременность, даже предложил несколько новых средств от тошноты. Но на главный вопрос не ответил. Грейс собиралась уже встать, когда в дверь тихонько постучали. Ее сердце тревожно забилось.

— Да?

Грейс не могла двинуться с места, ее охватила тревога. Она сжала кулаки и осталась лежать, не уверенная, что сумеет подняться даже для доктора Спенса. Но это был не доктор Спенс, а Диккан.

Грейс растерялась.

Диккан улыбнулся и закрыл за собой дверь.

— Привет, Грейс.

Он был, как всегда, красив и безупречно, по-городскому, одет, от чего Грейс почувствовала себя еще хуже. Она была больна, выглядела ужасно, от нее пахло потом. Сравнивая себя с мужем, она ощутила боль. Собрав все силы, Грейс с трудом поднялась на дрожащие ноги и расправила платье.

— Рада тебя видеть, Диккан.

Он сдержанно улыбнулся:

— Я тоже. Мы можем на минутку присесть? Я только что говорил с доктором Спенсом.

Грейс не знала, что ответить. Конечно, если Диккан в доме, доктор Спенс решил сообщить ему первым. Но она все равно чувствовала себя преданной. Это был ее ребенок, а не Диккана. Это она мечтала завести целую ораву шумных, неугомонных ребятишек, которые бы резвились на лужайках в Лонгбридже, визжа от восторга, катались на пони, тайком, словно индейцы, пробирались по лесу в поисках бабочек и жуков и безмятежно засыпали ангельским сном. А Диккан ничуть ее в этом не поддерживал.

Но он был ее мужем и имел право знать. Поэтому Грейс сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и уселась на желтое кресло у окна. Диккан расположился напротив. Прежде чем заговорить, он взял ее руки в свои. Его руки были холодными. Грейс хотелось отстраниться.

— Грейс, — произнес он, опуская глаза, — я только что видел доктора Спенса.

Она кивнула. Ее снова затошнило, но она решила, что на этот раз скорее всего от страха.

— Я бы тебе сама сказала…

Он покачал головой:

— Я не дал тебе такой возможности. Прости. Но теперь я здесь. Грейс… — Он перевел дух, и она испугалась. — Все не так, как ты думаешь, дорогая. Гораздо серьезнее.

Его слова, как острые колючки, пронзили ее грудь, и ей стало трудно дышать.

— О чем ты?

Она ничего не понимала. Наверняка Диккан просто шутит.

Но он неотрывно смотрел на нее, и это встревожило Грейс.

— Ты не беременна. Тебе плохо, потому что тебя пытались отравить.

Позднее она будет вспоминать эти слова, как пушечный выстрел, разнесший крепостную стену. Но теперь Грейс лишь молча смотрела на мужа. Она покачала головой, как будто могла изменить сказанное им. Как будто отрицала его слова.

— Мы думаем, это мышьяк, Грейс, — продолжал он, наклоняясь к ней. — Доктор считает, это продолжается уже некоторое время. Конечно, тебе дадут противоядие. Надеюсь, ты любишь чеснок, потому что это одно из лекарств…

Он все говорил и говорил, Грейс видела, как шевелятся его губы. Но она не слышала и не понимала слов. Не чувствовала его прикосновения, хотя он по-прежнему держал ее руку. Она не могла сделать вдох, и сердце вырывалось из груди.

Яд. Ее пытались отравить.

Ребенка не будет.

Грейс отдернула руки. Встала и чуть не упала на пол. Диккан подскочил к ней, но она его оттолкнула. Повернулась к окну, охваченная непреодолимым желанием увидеть зелень. Ее зеленые поля. Поля, о которых она позволяла себе мечтать, когда мир и покой казались так далеко. Когда она слишком боялась мечтать.

— Грейс?

Она услышала голос Диккана словно издалека. Ее грудь горела, и она то и дело растирала ее рукой. Ей казалось, внутри ее бушует пламя, грозясь охватить ее целиком, и она не могла дышать.

Господи, ее ребенок!

Ее зеленые поля.

— Грейс, милая, пожалуйста!

Она открыла было рот, но не могла вымолвить ни слова. С губ сорвался лишь какой-то невнятный звук. Самообладание оставило ее. Она начала рыдать.

Грейс прижала руку ко рту, пытаясь сдержаться. Нельзя плакать. Если она начнет, то уже не сможет остановиться. Она будет рыдать как безумная, и это погубит ее.

Из ее груди снова вырвалось глухое рыдание, словно прорвавшая плотину вода. Снова и снова. Жалобные, мучительные звуки, как будто исходившие из самой глубины души. Совсем не похожие на женский плач, скорее на рыдания животного, пронзительные, резкие крики, бесконечной волной подступавшие к горлу, слишком сильные, чтобы их можно было сдержать. Слишком многое случилось в ее жизни.

Вода прорвала плотину.

— Грейс… Грейс, посмотри на меня!

Но она не могла и лишь продолжала плакать. Она рыдала, пока ей не стало трудно дышать, пока слезы не застили глаза, намочив ее шею и платье. Пока она не рухнула на пол, свернувшись калачиком, зажимая кулаками рот и рыдая как безумная.

Она выбилась из сил, и вся жизнь вытекла из нее с этой соленой водой, оставив лишь пустую оболочку. Потому что все, чем она была наполнена, оказалось иллюзией. У нее не осталось ничего, кроме несбывшихся желаний. Кроме мечты, которой так и не суждено было воплотиться. Долг, честь, чувство ответственности и горький пепел надежды.

Наконец рыдания стихли, но последовавшая за ними тишина оказалась еще страшнее. Она была пустой.


Диккан дрожал, словно в лихорадке. Он совершенно замерз, сидя на полу спиной к стене и держа на руках Грейс. Она уснула, ее грудь судорожно вздымалась от невыплаканных слез, как у ребенка, измученного болью. Руки были сжаты на животе. Ее лицо было мокрым и покрасневшим, волосы разметались по сторонам. Ему следовало бы встать и обмыть ей лицо. Положить в постель, чтобы она могла отдохнуть. А потом уйти подальше, чтобы больше не причинять ей боли.

Он не мог этого вынести. Он был к этому не готов. Никто не научил его справляться с отчаянием. Его рубашка намокла от слез: от слез Грейс и его собственных. Он был сломлен. Он даже представить не мог, что она испытывала. До этой самой минуты он не понимал, что никогда в жизни не ощущал настоящей боли, потому что ни разу не страдал из-за любимого человека.

Диккан любил ее. Каким же идиотом он был, что не смог этого понять сразу же после их первой встречи! Как он мог не увидеть, что под неброской внешностью скрывалось бесценное сокровище? Неужели он был так поглощен собой, что не мог признаться себе, как сильно желал Грейс, как любил ее, какое глубокое уважение к ней испытывал? Ведь на самом деле он был готов сдвинуть с места землю и небеса, лишь бы уберечь ее от боли. В его жизни не будет ни одного дня, когда он сможет закрыть глаза и не увидеть отчаяния на ее лице в тот самый миг, когда все ее мечты разбились.

А ведь это он разбил ее мечты.

Как он мог не заметить, насколько она была сильной, чтобы пережить все случившееся с ней? Неужели он не видел, какая она хрупкая, женщина, никогда и ничего не просившая и получившая самый жестокий удар, когда она наконец позволила себе надеяться на лучшее.

Но теперь все будет иначе. Ему нужно защитить Грейс от опасностей, смягчить полученный ею удар, разделить ее горе. Он знал, что его Боадицея не любила показывать друзьям свои слабости, а именно слабостью она бы сочла эти слезы. Поэтому ему придется их собрать и скрыть ото всех.