И даже присутствующие будто сговорились, чтобы еще больше подавить Грейс. На Диккане был уже привычный безупречный черно-белый наряд и жилет цвета слоновой кости, вышитый серебром. Он был, как всегда, одет с иголочки, его галстук завязан изысканным узлом и украшен огромным рубином, похожим на тот, что украшал кольцо на пальце.

Оба епископа в париках и митрах облачились в сверкающие одеяния, а на Кейт были ее лучшее переливчато-синее люстриновое платье и шляпка. Гренадеры Грейс собрались на хорах, одетые в мундиры всевозможных цветов, и при каждом движении их сабли бряцали, а шпоры звенели, почти заглушая слова архиепископа.

А сама Грейс? У нее остались лишь считанные часы на подготовку, а рядом не оказалось модистки, у которой имелись бы готовые платья для такой амазонки, поэтому ей пришлось надеть серое шерстяное дорожное платье и шляпку. Серый мотылек среди бабочек.

Действительно, все они облачились в лучшие наряды, чтобы их можно было легко узнать, подумала Грейс. Ее солдаты, ее новоиспеченный супруг, подруга, печально известная в свете. Величественные епископы и нежеланная невеста.

— Повторяйте за мной, — произнес нараспев архиепископ. — Я, Ричард Уильям Прайс Мэннерс-Хиллиард…

Грейс знала, что ей надлежит внимательно слушать. Но она не видела ничего, кроме холодного удивления на лице Диккана, когда он повторял слова, которые должны связать их навечно, словно для него это была какая-то игра. Она не могла отвести взгляда от его выразительных светло-серых глаз и чувствовала лишь теплое прикосновение его руки. Грейс думала о том, что в эту минуту, у одного из величайших, святейших алтарей во всей Британии она заключала сделку с дьяволом. Повторяя слова клятвы, она обрекала себя на жизнь, полную страданий, одиночества и сожаления.

Зато у нее будет одно преимущество, решила она. Вскоре изящные руки Диккана снова прикоснутся к ней. Подумать только, один из величайших любовников эпохи посвятит ее в тайну любви. Впервые в жизни она не будет просто зрителем, жалким беспризорником, ухватившимся за край высокой ограды. Она испытает восхитительные ощущения, к которым лишь чуть прикоснулась этим утром.

Диккан сделает ее своей, и вся жизнь Грейс изменится. Внезапно она поймала себя на том, что не может думать ни о чем другом.

— Мисс Фэрчайлд, — терпеливо произнес архиепископ.

Пытаясь заглушить пробежавший по телу холодок, Грейс перевела на него взгляд. По его виду она поняла, что он уже несколько раз обращался к ней.

— Я, Грейс Джорджиана Фэрчайлд, — повторила она, из ее рта вырвалось крошечное белое облачко холодного пара, а Диккан неожиданно нежно сжал ее руку, — беру тебя, Ричарда Уильяма Прайса Мэннерс-Хиллиарда…

В следующую секунду архиепископ уже благословлял кольцо. Грейс не знала, где его взял Диккан, простое золотое кольцо под стать его невзрачной жене. Архиепископ подал его Диккану. Тот медленно снял перчатки и отдал их свидетелям, прежде чем взять кольцо.

Когда он снова коснулся руки Грейс, она невольно дернулась. И ничего не могла с собой поделать. Ей казалось, будто молния пробежала по коже. Она была потрясена, и горячая волна залила все тело. Диккан надел простое кольцо на ее безымянный палец, и с ним в нее вошли тепло, жизнь, сила. Как будто странное притяжение между ними превратилось в ощутимый свет.

— Жене не следует бояться прикосновения мужа, — пробормотал он, и его глаза потемнели.

— А мужу не следует говорить такие вещи жене в присутствии священника, — тихо ответила Грейс.

Внезапно он замер. Грейс подняла глаза и увидела, что до него только что дошел смысл сказанных слов. Муж. Жена.

Диккан Хиллиард был одним из самых именитых джентльменов своего времени. Никто лучше его не мог изобразить скучающий вид. Но все же на краткий миг Грейс прочла на его лице истинные чувства. Она видела, что в его серых глазах мелькнул ужас. Видела, как он пытался его скрыть. Но этот ужас все равно ударил ее сильнее, чем молния, скользнувшая по ее пальцам от его прикосновения, и он был холоднее сурового взгляда его отца. Смертельнее, чем рана, нанесенная ржавым клинком.

Быстро, пока никто не заметил его ошибки, Диккан одарил всех привычной улыбкой. Но Грейс все уже почувствовала, все поняла. Если бы он крепко не держал ее за руку, она совершила бы постыдный поступок и бросилась прочь из собора. Потому что в этот момент истины она зримо увидела свое будущее.

— Диккан и Грейс дали свое согласие на заключение священного союза… — продолжал монотонным голосом архиепископ, держа руку над их соединенными руками.

«Нет, — подумала Грейс, — он меня погубит».

— И я объявляю их мужем и женой во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Слишком поздно. Грейс поняла это по глазам Диккана. Услышала в биении собственного сердца, которое заглушало остальные звуки в холодном соборе.

— Аминь.

Грейс хотелось бежать. Хотелось закрыть глаза, как будто это поможет ей спрятаться от неизбежного. Что угодно, только не слабый проблеск истинных чувств в глазах ее новоиспеченного супруга.

Позади нее раздался голос Гарри:

— Поцелуй же ее, негодяй.

И Диккан, криво улыбаясь присутствующим, склонился к Грейс. Она знала, происходящее ненавистно ему. Да и как могло быть иначе? Но откуда ему было знать, что это ее первый поцелуй? И о таком поцелуе могла мечтать любая девушка — нежном, неторопливом и сладком.

— Что ж, жена, — прошептал ей на ухо Диккан, — поприветствуем наших верных сторонников?

Грейс оставалось лишь кивнуть, поэтому Диккан поклонился епископам и повел ее по проходу.

— Нет! — внезапно воскликнула Грейс, увидев перед собой ступени, которые ей придется преодолеть. Они вошли в боковой вход. Теперь же Диккан вел ее к массивным дверям, распахнутым в конце огромного зала, откуда в длинный темный коридор струился свет. Грейс поняла, что ей придется преодолеть медленный и мучительный путь до дверей. — Может, вернемся так же, как пришли?

Диккан крепче сжал ее руку.

— И разочаруем твоих гренадеров? Думаю, они уже ожидают тебя с почестями.

Грейс обернулась и увидела, что хоры опустели. У алтаря на стульях остались сидеть лишь Кейт и какой-то человек, видимо, слуга Диккана. Грейс захотелось, чтобы все ее друзья пришли поддержать ее — Оливия, леди Беа, Бридж и Шон Харпер. Но Оливия была в Суссексе, а леди Беа ждала дома у Кейт. Даже Бридж и Шона не было рядом, потому что она отправила их в Лонгбридж, чтобы они подготовили дом к ее приезду.

Конечно, теперь это уже не понадобится. Наверное, муж скажет, что ей больше не нужен ее дом и одноногий ирландец, бывший старшина полка с его большой, шумной супругой. И одному Богу известно, что он может подумать о ее поваре.

Но на это у Грейс еще будет время. Теперь же ей надо думать, как выйти из собора. Опираясь на руку Диккана, она повернулась к дверям. Она чувствовала себя ужасно неуклюжей, и у нее болело колено. Грейс пыталась не думать об этом. Пристально глядя на дверь, зиявшую в четырех или пяти милях от нее, она, прихрамывая, стала спускаться по лестнице, на ступенях которой появились впадины от множества ног паломников, и направилась к проходу.

— Улыбнись, — напомнил Диккан, проводя ее мимо резной алтарной преграды в высокий зал.

Грейс улыбнулась, хотя знала, что ее улыбка получилась очень жалкой, вымученной. Она дрожала, но предпочитала винить во всем холод. Собор казался бесконечным, повсюду перешептывались величественные тени, а огромный западный вход находился в целой миле от нее. Грейс была уверена, что пошел дождь. Он был бы сейчас очень уместен.

И вот они с Дикканом вышли из огромных дверей на дневной свет, и Грейс увидела своих гренадеров. Они стояли на ступенях, вытянувшись, по пять офицеров с каждой стороны, гвардейцы и гусары, драгуны и стрелки. При виде ее раздалась оглушительная команда, и солдаты вскинули сабли, образовав над ее головой свод. Гарри даже трижды крикнул «ура».

Ниже во дворе собралась толпа, привлеченная шумной церемонией. Но Грейс видела лишь своих друзей, вытянувшихся во весь рост, чтобы почтительно приветствовать ее. Слышала их радостные крики. Горло сдавило от переполнявших чувств, и Грейс испугалась, что опозорится прямо у них на глазах. Они все улыбались ей, желали ей только добра. Поэтому она улыбнулась в ответ. Стараясь держаться достойно, она с трудом шла под сомкнутыми саблями, высоко вскинув голову и опираясь на руку Диккана.

— Вольно, солдаты! — весело крикнула она. — Мой муж только что пообещал, что сегодня ни одному из вас не придется платить за выпивку.

В ответ раздался восторженный рев. По команде гренадеры дружно развернулись и последовали за молодой четой, словно на параде.

— Впечатляет, — заметил Диккан, не оглядываясь.

— Не стоит их недооценивать, — заметила Грейс.

Он удивленно взглянул на нее.

— Вы несправедливы ко мне, мадам. Я как раз думал, какой незаурядный человек может заслужить подобную преданность. И удивлялся, что это моя жена.

Теперь Грейс пришла очередь удивиться. Она обернулась к мужу, ожидая увидеть в его глазах привычный насмешливый блеск. Но его глаза были ясными. Он поднял ее руку и поцеловал. Гренадеры с шумом встретили этот жест. Грейс оставалось только идти вперед.

Глава 4

За завтраком наутро после свадьбы было шумно и весело. Леди Кейт задавала тон, одарив каждого солдата бокалом шампанского и поцелуем. Диккан расхаживал по комнате, словно на дипломатическом приеме. Гренадеров не надо было учить, как праздновать, они это умели.

Грейс ни разу не поднялась с кресла с подголовником, которое Диккан поставил для нее между огромным кирпичным камином и сводчатыми окнами. Очень предупредительно с его стороны, как будто он догадался, как у нее болит нога и кружится голова. Гренадеры выстроились в ряд с поздравлениями, объятиями и обещаниями всегда помогать ей во всем. Грейс улыбалась и потягивала теплое шампанское, испытывая растущее чувство отчуждения, словно ей внезапно пришлось принять участие в спектакле, а она не знала следующей реплики.

Для нее стало полнейшим удивлением, когда Диккан внезапно подошел к ней сзади.

— Позвольте забрать мою супругу, джентльмены, — обратился он к гренадерам. — Я, кажется, уже начинаю ревновать к военным.

— Не говори глупостей, старина, — ответил один из солдат. — Тебе досталась прекраснейшая девушка во всей Англии.

Его улыбка была искренней.

— Да, но похоже, мне придется постараться, чтобы она улыбалась мне так же, как улыбается вам.

Грейс знала, что Диккан снова надел светскую маску, но все равно вспыхнула. Если бы в его словах была хоть доля правды. Позволив ему помочь ей подняться, она склонилась в реверансе перед людьми, которых всегда считала своей семьей, и взяла руку мужчины, оспорившего эту привилегию.

— Не хочу уводить тебя от гостей, — прошептал Диккан, так низко склонив к ней голову, что от его дыхания зашевелились волоски на шее у Грейс. — Но мне надо быть в Лондоне.

Какое-то мгновение она непонимающе глядела на него. Он хочет ее оставить?

— Камердинер Кейт собрал твои вещи, — продолжал он. — Попрощайся со всеми, и мы поедем.

Он говорил таким тоном, словно не сомневался в согласии Грейс.

— Но мы ведь еще не видели твоего отца, — пробормотала она.

Диккан сухо улыбнулся:

— Его не будет. Он скучный старик. Не любит веселья и счастливых людей.

В этот момент к ним подошла леди Кейт, держа в руках пальто и шляпку Грейс.

— Кажется, тебе удалось ее выманить.

— Ты обо всем знала? — спросила Грейс, чувствуя себя преданной.

Кейт удрученно улыбнулась:

— Он нам говорил, что ему нужно уезжать. Я предложила отправиться с тобой в Лондон, но мне кажется, он прав. Теперь вы должны быть вместе.

Грейс вздохнула:

— Конечно, ведь я же теперь его жена.

Чувствуя себя не в своей тарелке, она взяла серую шляпку.

— Я просто очень удивилась.

— Мне надо забрать из дома Беа, — сказала Кейт. — Но как только мы приедем в Лондон, Диккан пообещал, что мы можем помочь тебе начать подыскивать дом. Беа будет в восторге.

При упоминании имени милой и преданной леди Беа Грейс невольно улыбнулась. Однако в отличие от Кейт она не была так уверена, что та одобрит их чересчур поспешный брак.

Грейс как раз завязывала ленты шляпки, когда ее остановил резкий голос:

— Куда ты?

Она обернулась и увидела идущего к ней Филиппа.

Диккан бережно взял ее под локоть.

— Я повезу жену в Лондон.

— Сегодня? — громко спросил Филипп, привлекая всеобщее внимание. — Не глупите. Уже больше шести.

— Сегодня, — повторил Диккан. — У меня там дела, которые не могут ждать.