– Тридцать секунд. – И когда она села, закончив упражнение, отложил часы и перевернулся на спину. – Я так мало говорю сегодня, потому что вряд ли мои мысли можно обсуждать с вами.

Он видел, как напряглось ее тело, а ладони уперлись в пол, словно она собралась сбежать.

– Вам очень идет белый цвет – вы восхитительны.

Эди издала возглас, в котором явно слышалось облегчение, и поправила ворот свободного платья, того самого, что было на ней днем раньше, когда они сидели на террасе.

– Портнихи говорят мне то же самое: считают, что белый цвет эффектно подчеркивает оттенок моих волос и кожи.

– Я целиком согласен, но это далеко не все…

Он приподнялся и сел, и она тут же напряглась, намереваясь встать, но он отклонился назад, опираясь на руки, и она снова расслабилась, опустившись на пятки и обхватив колени руками.

– Белый ваш любимый цвет?

– Не совсем. Прежде моим любимым цветом скорее был синий, точнее – все оттенки синего… Но сейчас я предпочитаю белый. Я полюбил его с того самого дня пять лет назад, когда мы вместе сидели на террасе и…

Эди остановила его, а вместе с тем и его надежды:

– Вижу, вам нравится возвращаться к тому дню.

– Это мое любимое воспоминание. Вы были в белом, и я любовался вами, потому что воображал другую картину – вас, распростертую на белых простынях.

В одно мгновение ее щеки стали пунцовыми, пальцы принялись нервно теребить воротник платья.

– Вы не должны так говорить, – прошептала она в испуге. – Это недопустимо.

– Зато честно.

– Вы смущаете меня.

Он выпрямился, но не прикоснулся к ней.

– Тем не менее, Эди, я думаю, этого недостаточно, чтобы бояться меня. Когда вы слышите от меня что-то подобное, вас это возбуждает, я вижу, а я именно этого и добиваюсь.

Пунцовые пятна на ее щеках стали еще ярче, доказывая, что он выбрал верную тактику. Нежно-розовые губы чуть приоткрылись при этом, но она не произнесла ни слова.

Стюарт решил воспользовался ее молчанием и продолжил:

– Я воображал, как вы лежите на белых простынях: волосы ореолом разметались по подушке, нежная улыбка застыла на губах, – и сходил с ума от этой картины. А когда смотрел на эти веснушки… – Он дотронулся пальцем до ее лица.

– Не надо смеяться над моими веснушками! – воскликнула Эди и отвела его руку.

– Я вовсе не смеюсь. Смотрел на них и думал: если они везде, то сколько потребуется времени, чтобы перецеловать их все? Этот вопрос я задавал себе много раз, блуждая по Африке.

Она не шевельнулась, хотя дыхание участилось, и он подумал, что наконец-то удалось чуть-чуть если не попасть, то приблизиться к цели. Может, ему и удастся поймать эту норовистую газель.

– А тот, другой день, когда вы вышли на террасу в этом платье? – Он указал на мягкие складки батиста, падающие на ковер под ее ногами. – Солнце зашло, и я увидел очертания вашего тела под этой тонкой тканью. Это было восхитительное зрелище – изгиб бедер, длинные ноги… Этого оказалось более чем достаточно, чтобы пробудить мое воображение. – Он сделал паузу, стараясь успокоить дыхание. – Теперь вы понимаете, почему мне нравится, когда вы носите белое?

– Господи! – Она отвернулась и прижала руку ко рту. – Но на мне было три нижних юбки!

Он не мог не заметить, что его слова достигли цели. Она была хоть и возбуждена, но все еще смущена, и он решил, что стоит повременить. Романтический танец в том и заключается, что надо то привлекать, то отталкивать.

– Да, мы, мужчины, обладаем пылким воображением, – усмехнулся он. – Почему, как вы думаете, нам нравится наблюдать, как женщины играют в теннис?

Эди ахнула и судорожно рассмеялась.

– О боже милостивый! Если бы женщины знали этот мужской секрет, то больше никогда не надевали бы белое, выходя из дому.

– Не вздумайте никому рассказывать об этом или я обижусь за весь мужской пол. Вид ваших длинных красивых ног запечатлелся в моей памяти, и ничто не сможет его стереть. – Он взглянул на часы. – Ах, вижу, мои два часа истекли. Нам пора переодеться и спуститься к обеду, иначе Уэлсли будет недоволен.

Стюарт поднялся и протянул ей руку, помогая встать, а потом медленно поднес ее пальцы к губам и нежно коснулся их. На сегодня достаточно: ожидание было частью его игры, и, как сказал ей накануне, он намерен победить.

Глава 15

Когда Эди обедала в обществе Джоанны и миссис Симмонс, еда в Хайклифе не отличалась особой изысканностью: пять блюд, не больше, – разумеется, если в доме не принимали гостей. С момента возвращения Стюарта все резко изменилось. Миссис Биглоу и Уэлсли настаивали на более разнообразном меню. Отягощенная другими заботами, связанными с возвращением хозяина поместья, Эди не успевала заниматься еще и этим, и в тот вечер повариха и дворецкий решили взять решение этой задачи в свои руки.

Канапе, суп, рыба, бараньи отбивные, а также блюдо жареной говядины с грибами и молодым картофелем, – все это не могло не произвести на Эди должного впечатления, и она решила в дальнейшем досконально разобраться в этом вопросе.

– Господи, Уэлсли, миссис Биглоу сегодня превзошла себя! Сколько же блюд она приготовила?

– Десять, ваша светлость.

– Десять? Но нас всего четверо…

– Миссис Биглоу считает, что такое событие, как возвращение его светлости, заслуживает праздничного обеда, и я солидарен с ней. Кроме того, что вы уже отведали, вас ждет вкуснейший десерт и фрукты с твердым сыром.

Она посмотрела на мужа через стол, и тот улыбнулся ей.

– Видимо, герцог высказал вам свои предпочтения? – предположила Эди, а потом обратилась к Стюарту: – Вы заказали всю эту еду?

– Чтобы лишить вас права обсуждать меню? Никогда. Но я ничуть не жалею. Как можно не приветствовать обед из десяти блюд после стольких лет питания консервами?

– Что ж, надеюсь, миссис Биглоу найдет, куда деть все то, что останется от обеда.

– У нас никогда прежде не подавали десять блюд, – пробормотала Джоанна и зевнула, прикрыв рот ладошкой.

Несмотря на весь свой энтузиазм, с десертом она справиться не смогла. Обильная еда сделала свое дело, и Эди решила, что пора остановиться. К десерту едва притронулись, когда она поднялась.

– Я думаю, нам пора. Не будем мешать Стюарту соблюсти традицию, то есть наслаждаться после обеда рюмкой портвейна и сигарой.

Все трое поднялись следом за ней, но Стюарт их остановил, предложив свой вариант продолжения вечера.

– Возвращаться в цивилизованный мир очень приятно, и я с удовольствием выпью портвейна, но только в вашей компании. Я не курю, и у меня нет желания пить в одиночестве. Уэлсли, будьте добры, попросите миссис Биглоу прислать фрукты и портвейн в гостиную.

Если бы столь необычное распоряжение дала дворецкому она, тот по крайней мере, поднял бы брови в недоумении, но сейчас даже глазом не моргнул.

– Слушаюсь, ваша светлость. – Дворецкий поклонился и вышел из столовой.

– Честное слово, этот человек сам на себя не похож с вашего возвращения, – посетовала Эди раздраженно, пока они шли в гостиную. – Он никогда не задает вопросов, чтобы вы ни сказали.

– Ничего удивительного: я ведь герцог.

Ей пришло в голову, что, если бы она когда-нибудь справилась со своими опасениями и решила остаться здесь навсегда с мужем, Уэлсли превратился бы в постоянный раздражитель.

– А я герцогиня. Но это никак не влияет на наши взаимоотношения с дворецким.

Стюарт рассмеялся.

– Но, кажется, вы в конце концов нашли с ним общий язык?

– Да, но это всегда настоящая битва.

– Все потому, что вы американка. Печально, но Уэлсли типично английский дворецкий, то есть сноб из снобов.

– В Штатах я бы давно уже уволила его.

– Но мы не в Штатах, так что ничего у вас не получится. Уэлсли такая же достопримечательность Хайклифа, как эти стены.

– И вы получаете от этого огромное удовольствие, – процедила Эди, заметив, что он с трудом сдерживает улыбку.

– Так же, как от викария, дорогая, – возразил Стюарт, посмеиваясь.

Остановившись у дверей гостиной, он повернулся к Джоанне и миссис Симмонс.

– Вист, леди? Нас как раз четверо.

Джоанна покачала головой и, широко зевнув, пробормотала:

– Я ужасно устала. Пойду спать. Всем спокойной ночи.

– Пожалуй, и я последую примеру Джоанны, – сказала миссис Симмонс. – Спокойной ночи, ваша светлость.

Эди охватило отчаяние:

– Вам совсем не нужно поступать, как Джоанна. Мне было бы очень приятно, если бы вы остались. Я уверена, его светлость не станет возражать. Нас трое – вполне достаточно для пикета.

У миссис Симмонс предложение не вызвало энтузиазма.

– Спасибо, но я бы хотела воспользоваться этим временем, чтобы написать письма. Мне уже давно следовало ответить своим родным, а то, боюсь, они сочтут мое молчание проявлением невнимания. – Она посмотрела на Эди. – Если вы не возражаете, конечно.

Эди изобразила улыбку и с трудом, но воздержалась от желания указать, кто в этом доме имеет первостепенное право голоса.

– Конечно. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, ваша светлость.

С уходом сестры и гувернантки она почувствовала растерянность и неловкость. Сразу вспомнились откровения в ее спальне. Даже сейчас, думая об этом, она чувствовала, как жар заливает щеки.

– Может быть, я тоже пойду к себе? Уже одиннадцать часов.

– Почему бы вам не посидеть со мной хотя бы немножко? Мы могли бы поговорить или почитать. – Он указал на карточный столик. – Или сыграть.

– Это зависит о того, какая игра у вас на уме. Признайтесь, вы организовали так, чтобы Джоанна и миссис Симмонс ушли и оставили нас вдвоем?

– Честное слово, не я. И если вы предпочитаете отправиться спать, я не стану вас удерживать, но мне было бы приятно, если бы вы остались.

Она глубоко вздохнула.

– И вы опять продолжите свои попытки?

– Почему бы и нет? С огромным удовольствием, – признался Стюарт, провокационно улыбаясь. – Но только в том случае, если вы позволите.

– Не позволю.

– Тогда вам не о чем беспокоиться. – Он подошел к игральному столу и вытащил ящик. – Карты? Или триктрак? А может, шахматы?

Эди решила, что последнее предложение надежнее, и сделала выбор:

– Шахматы.

– Ну что ж… – Стюарт убрал карты в ящик стола и задвинул его. – Вы говорили, что играете очень хорошо, поэтому заранее прошу прощения, если окажусь недостаточно интересным партнером. Я редко играю в шахматы.

– Что ж, мне это только на руку, – улыбнулась Эди, придвинув стул, который он поставил для нее.

Он сел напротив и, открыв коробку, высыпал шахматные фигурки на доску, но когда Эди начала расставлять белые фигуры, Стюарт остановил ее:

– Э-э… так не пойдет, мы должны кинуть жребий. – Спрятав по пешке в каждом кулаке, он протянул ей руки: – Выбирайте.

– Джентльмен обычно предоставляет леди первый ход, – напомнила Эди, пожимая плечами.

– Обычно да, но не думаю, что вам нужно это преимущество.

– Вы правы. Тогда пусть будет этот.

Стюарт разжал пальцы, и там оказалась белая пешка.

– Вот видите: все вышло как я хотела. – Эди не могла удержаться от улыбки.

– Джоанна предупреждала, что вы безжалостны в игре, – заметил он, пока они расставляли фигуры. – А еще рассказывала, что вы никогда не давали ей выиграть, даже когда она была совсем маленькой.

– Я и вам не позволю, несмотря на то что вы мужчина, – предупредила она и сделала первый ход пешкой от ферзя.

– И все-таки я надеюсь на победу, – сказал Стюарт, переставляя свою пешку. – Потому что очень рассчитываю получить поцелуй.

Его слова и низкий завораживающий голос заставили ее поднять на него глаза. Ресницы его были опущены, взгляд остановился на ее губах. От увиденного ее охватила дрожь, все внутри перевернулось. Эди хотела придумать достойный ответ, но ничего не шло в голову.

К счастью, в этот момент в гостиную вошел Уэлсли с подносом в руках и она была избавлена от необходимости отвечать.

– Ваш портвейн, ваша светлость, – объявил дворецкий. – И фрукты.

– Превосходно. Поставьте это на стол и придвиньте его к нам поближе, а потом налейте нам обоим по рюмочке… хотя герцогиня, возможно, предпочитает что-то другое?

– Нет-нет, пусть будет портвейн. Спасибо, Уэлсли.

Эди, наблюдая, как дворецкий разливает портвейн, подумала: «Черт побери, мог бы и учесть, что этот напиток предназначается для джентльменов, а дамы обычно предпочитают мадеру или херес», – но решила промолчать.

– Что-нибудь еще, ваша светлость? – поинтересовался дворецкий.

– Нет, благодарю. Можете идти, Уэлсли. Если что-то понадобится, мы позвоним.

– Да, ваша светлость. – Уэлсли поклонился и направился к выходу.

– И закройте за собой дверь, – бросил Стюарт ему вдогонку, и послышался щелчок замка.

– Это обязательно? – насторожилась Эди.