Яна Мелевич - Как не потерять карьеру

— Я все проебал, Серый: друга, девушку, ресторан. Кота и того забрала. По собственной тупости.

— Допустим, баба твоя сама дурная, а над котом можно установить совместную опеку, — неловко пошутил, ежась от прохлады ночи, когда Кенар повернулся к нему. — Хватит, Пах. Я не для этого отдал тебе дворец, дабы ты сдался, когда все почти законченно. Соберись, Канарейка. Ты же не такой. А с Яриком еще помиритесь.

— Не помиримся, — грустно выдал, опуская голову, пиная маленький камушек.

— Нет, вы два долбоящера, конечно, — философски заметил, задумчиво крута на запястье часы, — однако, как та Тамара. Вам ходить надо парой.

— Вот че ты несешь?

— Отстань, птица, сегодня я единственный среди вас с наличием серого вещества в черепной коробке, — усмехнулся, потирая ушибленную челюсть.

Паша только рассмеялся. Ойкнув от боли в боку.

Домой явился ближе к обеду. Хмурый. С похмелья, побитый. Словно побывал в горячей точке и вернулся оттуда дезертиром. Состояние примерно похожее, плюс ко всему не вовремя выскочившая соседка, от ужаса ахнув, решила. Что на Павла напал маньяк-извращенец, пытающийся его ограбить и изнасиловать.

— Щас эти голубые ходют, ух, не нравятся они мне! Все подозрительные! — возмущалась, пока паша искал рассеянно ключи в кармане. — А ты чего не позвонишь-то?

— Киры дома нет, — спокойно ответил, стараясь не думать о тоске ноющего в груди разбитого сердца.

— Как нету? Дома она, самолично ее утречком видела. С сумками прикатила. В командировке что ли была? — Любовь Петровна озадаченно наклонила голову. Ответить Паша не успел, среагировать тоже. Входная дверь распахнулась, а на пороге ошарашенная Кира в домашней пижаме, обеспокоенно оглядевшая Павла, будто забыв, что хотела сказать.

— Паша… — выдохнула испуганно, потянувшись к лицу, но тот вдруг резко отклонил голову. Сглатывая горечь. Значит сначала ушла, потом пришла. Забавная игра, вот только ему в нее играть стало не интересно.

— Говорила же, тут… — голос соседки стал тише, словно заподозрила неладно, замолкнув, разглядывая замершую парочку. Между ними, словно кошка пробежала, атмосфера хуже той, что в прошлый отъезд девушки, особенно от Канарекийна, стоящего молча, все еще с ключами и разбитым в драке телефоном.

— Эм, Кенар, — с трудом начала первой Кира, не зная, что и сказать. Глаза бегали от синяка к ранам, словно ища что-то. Выше носа поднимать взор не решалась, боясь увидеть собственный приговор в любимой зелени. — Может, пройдёшь? Позавтракаешь, раны обработаем. Поговорим? — сделала очередную попытку воззвать к статуе по имени Павел Канарейкин, решаясь поднять голову.

Да только ничего там не нашла. Ни гнева, ни боли, ни любви. Никаких чувств — полное равнодушие. И это было больнее в сотни раз, чем, если бы он сейчас бросил ей хоть одну привычно саркастичную фразу.

— Пашенька? — неуверенно позвала Любовь Петровна, делая отчаянные знаки Леоновой. Молчание, а после небрежно брошенное через плечо, перечеркнувшее любую надежду, стоило Канарейкину сделать шаг за порог их уютной некогда квартиры.

— Я за вещами. Поживу в гостинице, пока не найду новое жилье. Будь добра, позвони за меня хозяйке.

На работе сказалась больной, наплевав на мнение коллег и директора, дома сидела в окружении платков, подушек, на пару с котом смотря «Дневник Бриджит Джонс». Сникерс был рад, хотя все же иногда в больших глазах мелькала некая тоска по любимому хозяину. Некому даже запрыгнуть на спину, никто не рычит по утрам, а от самого Павла остался лишь подарок в красивой яркой упаковке да футболка. Тот самый, который он так и не вручил ей на прошлый день рождения.

«Он твой, пора уже ему обрести свою хозяйку»

Кира так и не притронулась к красному банту, словно там бомба какая-то была. Хотя ведь глупости, ничего подобного там не может быть.

«Мне надо пожить отдельно. Я устал Кира, надоело тянуть лямку наших отношений в одного. Будто бы мои слова для тебя ничего не значили никогда. Какой смысл говорить тебе о любви, если ты все равно наплюешь на это, сбежав при первой возможности?»

Не все равно, тут он ошибался. И проблема была не в его признании, а в ней самой. Неуверенности, недовольстве собой, что тащили ее вниз на дно болота собственных мыслей. И так две недели: самосожаление, самокопание, депрессия.

Чем занят Паша? Как у него дела? За это время не смогла даже трубку поднять, чтобы позвонить хоть кому-то. Только рассеяно пялилась в экран ноутбука, крутя в руках кружку с горячим шоколадом. Слезы прекратили литься на шестой день, осталась только выжженная болью пустыня там, где находилось сердце.

Сникерс вновь мяукнул, перебираясь через кучу разбросанных фантиков конфет. Никогда столько сахара не потребляла, а тут, будто с цепи сорвалась. Чего беспокоиться о фигуре, если тебя все равно бросили? Вляпавшись в какое-то сладкое пятно на ковре лапой, кот возмущенно вновь мяукнул, недовольно шикнув.

— Ничем не могу помочь, — развела руками, с отвращением коснувшись повисших паклей, именуемых некогда волосами. Боже, во что она превратилась? Последние три дня только ест, спит и смотрит кино.

С трудом заставив себя подняться с любимого Пашиного дивана, на котором сидела, обнимая чудом забытую футболку, сохранившую запах его одеколона, отправилась сначала в душ. Затем заглянула в холодильник, отмечая, что половина еды давным-давно протухла.

— Вот сейчас наемся борща и умру, — философски заметила, с отвращением отмечая плесень, плавающую на поверхности супа.

— Мяу! — отозвался Сникерс, словно возражая подобному исходу. Мол, кто меня кормить будет.

— Правильно, толстяк, только о себе думаешь, — проворчала Леонова, устало отставляя кастрюлю, дабы потянуться за следующей, как в дверь настойчиво позвонили. Затем еще, снова и опять. Кто-то очень хотел видеть Киру. Пока Леонова соображала, не послать ли подальше незваных гостей, в дверь задолбили, а из-за стены послышали приглушенные крики с голосами.

— Ай, бандюганы! Я щас милицию вызову, долбятся тут к Кирочке! Говорю, нету ее!

— Сейчас сама поедешь в ментовку, коза старая, — заорала в ответ Неверова, подбоченясь, огрызаясь на старушку из квартиры напротив. — Она может там померла, а ты даже не чухнула!

— Так, давайте без угроз, — прервала начавшийся скандал Кристина, поднимая руку, второй удобнее перехватывая пакет с чем-то гремящим. — Гражданочка, лучше скажите по-хорошему, где наша подруга?

— Не знаю, где, — пробурчала Любовь Петровна, окидывая взглядом троицу длинноногих девиц модельной внешность. Особенно та дылда под метр восемьдесят ей не нравилась, вдруг проститутка? Ох, вот стоило только Паше за порог, как бедная девочка в проблемы вляпалась!

— Ууу, не могу, давай уже двери сносить, блин! Я думала, она через неделю хоть на звонки отвечать начнет, а нет. Там закопалась! — возмутилась Лана.

— Дверь нельзя снимать без разрешения, — попыталась разрешить спор Раиса, искренне не понимая, что вообще тут делает. Они с Кирой-то виделись всего раз в клубе. Девушка не вызвала симпатии или антипатии. Просто они так толком пообщаться не успели. А уж подругу ее узнала вовсе будучи в машине с Кристиной, девушкой Сергея Радова.

— Не занудствуй, — хором ответили ей Неверова с Гридневой. Любовь Петровна вновь задумалась о том, чтобы позвонить в соответствующие органы, особенно тогда, когда на лестничной площадке появилась татуированная девица с наполовину выбритой головой, другая половина которой была окрашена в мятно-зеленый цвет.

— Ну че там, ниче не пропустила? — поинтересовалась Алла, оглядывая девушек. Две в платьях, одна в джинсах и только сама она в трико. Закатила глаза, отодвигая ошарашенную соседку, косясь на двери.

— Ты зачем вообще притащилась? — полюбопытствовала первой Кристина, озадаченно наклонив голову. Теперь понятно для чего Пашина новая шеф-повар выспрашивала адрес квартиры Кенара с Леоновой.

— Да хочу глянуть, что за баба моего шефа в депрессуху загнала, выгнав из дома!

Дверь с шумом распахнулась, заставив девушек, обернутся к изумленной Кире, а Любовь Петровна всплеснув руками, воскликнула:

— Кирочка! Наконец-то, а я уж о плохом думать начала. — Снова подозрительное лицо, тихий полушепот:

— А эти девицы неадекватные точно к тебе?

Кристина закатила глаза, подняв вверх руку с тяжелым пакетом, в котором вновь что-то загремело.

— Отодвигайся, Рапунцель. Твои новоявленные подруги приперлись в башню тебя выручать из лап дракона под именем Бабская тоска!

Леонова хлопнула ресницами раз, другой, изумленно выдохнув, переводя с лица той самой девицы, с которой застала Пашу на Раису, явно себя неуютно чувствовавшую в этой компании. Затем метнулась к Лане, с довольной улыбкой стоящей ней, пропищав:

— Неверова?

— Все, подруга. Сегодня будем бухать. Тетя Люба, — обратилась к вытянувшейся по струнке соседке, — мы сегодня гуляем!

— И долго это будет продолжаться?

Паша оторвал хмурый взгляд от бумаг, в которые вчитывался вот уже безуспешно полчаса. Бессонные ночи, неудобный диван в собственном кабинете. Вокруг одна работа, цифры и постоянные дерганья всех возможных инстанций. То пожарники, то санэпидем. То страховщики, то очередная народная партия в борьбе за культурные ценности. Устало потер переносицу, откидываясь в кресле, с удивлением отмечая, что настал вечер.

Провел ладонью по щеке, с отвращением почувствовав щетину. Докатился, совершенно времени нет, даже побриться. Бросил взгляд на зеркало: на него смотрел заросший бомж в старой футболке, дранных джинсах с всколоченными волосами и красными от недосыпа глазами.

Радо вскинул брови, дожидаясь ответа.

— Нормально все, что пристал? — буркнул, шикнув от прострелившей боли в пояснице и шее, с трудом двигая конечностями. Совсем развалина стал.

Радов иронично хмыкнул, кивая на сброшенные поразобранные сумки подле дивана, мыльно-рыльные принадлежности, даже пару костюмов развешанных в кабинете.

— Это, по-твоему «нормально»? — спросил, поддевая носком ботинка один из сброшенных со стола листков, выгибая бровь. — Паша, какого черта? Решил похоронить себя тут?

— Я работаю и учусь, если не заметил, — раздраженно огрызнулся Кенар, не желая спорить. В последнее время его настроение упало до критической точки минимума. Он срывался на рабочих, постоянно ругался с Алексеем, из раза в раз грозясь штрафными санкциями и увольнением. Пара рабочих уже написали заявления, доведенные до крайности, видимо это стало поводом появления друга в его обители.

Что тоже бесило. В конце концов, это его ресторан или Радова?

— Если не помнишь, ты сам передал мне управление!

— А теперь вижу, как ты загоняешь наше детище в задницу, — ответил спокойно Сергей, скрещивая на груди руки. — У тебя конфликты с работниками, одну из девочек, пришедших на собеседование бухгалтером до слез довел!

— Если она тупая, не сумев ответить ни на один поставленный вопрос, причем тут я? — рявкнул, сжимая челюсти так, словно сейчас зубы начнут крошиться в мелкую пыль. — Предлагаешь брать некомпетентного сотрудника?

— Хочу, чтобы ты вел себя, как мужик, а не мудак последний! — гаркнул Радов. На это Кенар только плечами пожал, не желая отвечать. Он вообще в последние две недели не хотел никакого общения. По душам, просто поболтать — лишь дела, ничего лишнего. Где-то в глубине заныло, но на это постарался не обращать внимания. У него есть работу, ею и нужно заниматься. Именно на это положил свое здоровье, силы и мозги, параллельно пытаясь постичь азы в кулинарном искусстве. Хотя бы технологию, а простейшим блюдам его со скрипом учила Алла.

«Бедные, несчастные продукты. Знали бы, к какому криворукому неумехе попали», — то и дело слышал от нее в свой адрес, лишь глаза закатывая.

Старался, как мог, а Сергей сейчас говорит, что он ведет себя как мудак! Знал бы чего стоит подобрать нормальный адекватный, готовый работать персонал.

— Выметайся.

Поначалу не понял, к кому обращается друг, затем изумленно поднял глаза, стоило Сергею хмуро повторить, тыкая на двери кабинета Канарейкина.

— С чего бы? — возмутился, поднимаясь. Злость в душе вяло чертыхнулась, не желая реагировать на подобное обращение. Мол, хватило уже Ярика, давай самец, потом повоюешь, как выспишься на неделю вперед.

— Потому иначе ты за этим столом сдохнешь, — резко ответил Сергей, кивая на выход. — Давай, живо. До гостиницы. В понедельник пойдешь на учебу, ресторан временно беру на себя, пока не решишь свои трудности и не преодолеешь кризис. Меня достало смотреть, на твою кислую рожу каждый день!