– И куда же тебя заносила судьба в твоих путешествиях?

– Ну, по правде говоря, я посетила не так уж много мест, как хотелось бы: Южная Америка, Индия, Африка.

– Где именно в Африке удалось побывать?

– В Судане и Кении.

– Неужели? Тебе приходилось бывать в Судане? Ну и как тебе там, понравилось?

– Это было волшебное путешествие. Пожалуй, Судан – это самое экзотическое место, где я только бывала. Мне казалось, что оживают сцены из «Лоуренса Аравийского».

– А как тебе местное население?

– Вполне дружелюбное. – Их диалог, напоминавший опасный танец на краю обрыва, неимоверно возбуждал ее.

– А как тебе нравится Лос-Анджелес?

– Город, просто потрясающий в своей беспредельной пустоте.

Ферамо искренне расхохотался.

– И это все, что ты можешь о нем сказать?’

– Ну, еще на удивление провинциальный. Напоминает юг Франции, только кругом модные бутики и магазины.

– Значит, вся твоя журналистская деятельность в том и заключается, что ты пишешь всякие легкомысленные статейки для глянцевых журналов?

– Легкомысленные статейки? Меня в жизни никто так не оскорблял!

Он снова рассмеялся. Надо сказать, смех его был довольно приятным – казалось, Ферамо немного смущен, словно это нечто для него непозволительное.

– На самом деле я хочу стать нормальным корреспондентом-международником, писать на важные, значимые темы, – внезапно посерьезнела Оливия. – Я хочу делать что-то действительно нужное.

– А как же происшествие с «Океан-отелем»? Ты ведь написала статью об этом в конце концов? – Ей показалось, что его голос слегка изменился.

– Хм-м. Конечно, написала. Только имя поставили вовсе не мое.

– Ты расстроена?

– Да не особо. Такое часто случается. А теперь расскажи о себе. Тебе нравится Лос-Анджелес?

– Меня больше интересует то, что там производится.

– Что именно? Красотки с огромными фальшивыми грудями?

Ферамо опять рассмеялся.

– Может, лучше спустимся в каюту?

– Ты что, пытаешься меня соблазнить?

– Как ты могла такое подумать? Нет, всего лишь приглашаю на ужин.


Матрос в белой униформе любезно подал ей руку, и Оливия спустилась по ступеням. Кают-компания поражала роскошью, хотя и была чуть старомодной. Стены были обиты полированными деревянными панелями, на полу лежали пушистые ковры золотисто-бежевых оттенков. Оливию удивило обилие медных деталей. Это была скорее жилая комната, а не просто каюта на яхте. В центре стоял накрытый на двоих стол, застеленный накрахмаленной белоснежной скатертью. На нем стояли цветы, сверкающие хрустальные бокалы и лежали приборы – не позолоченные, как с сожалением отметила Оливия. Кругом висели разные примечательные фотографии со съемок старых фильмов: вот Альфред Хичкок играет в шахматы с Грейс Келли, Ава Гарднер опускает усталые ноги в ведерко со льдом, а Омар Шариф и Питер О’Тул играют в крикет в пустыне.

Оливия заметила стеклянный шкафчик с дорогими реликвиями: статуэткой «Оскара», египетским головным убором, жемчужным ожерельем в четыре нити на фоне фотографии Одри Хепберн в ее знаменитой роли в фильме «Завтрак у Тиффани».

– Кино – моя страсть, – объяснил Пьер. – Я в детстве с мамой столько фильмов пересмотрел – прекрасных старых фильмов. Когда-нибудь я сниму фильм, который будут помнить и после моей смерти. Но это только если мне удастся пробиться через всю эту голливудскую косность и предрассудки.

– Но у тебя уже есть опыт съемок фильмов, не так ли?

– Да, я снял несколько короткометражек во Франции. Ты вряд ли о них слышала.

– Ты ошибаешься. Вот проверь меня.

В его глазах действительно промелькнула паника или Оливии это показалось?

– Видишь, – сказал он, – это головной убор, который носила Элизабет Тейлор в «Клеопатре».

– А этот «Оскар» настоящий?

– Конечно, но, боюсь, не из числа главных. Моя мечта – раздобыть одну из статуэток, присужденных «Лоуренсу Аравийскому» в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. А пока приходится довольствоваться малым – за звукорежиссуру, конца девяностых. Мне удалось раскопать его на интернет-аукционе.

Оливия не могла удержаться от смеха.

– И все же, расскажи мне о своих работах. Может, я их и видела. Французское кино – моя слабость.

– Видишь это ожерелье? Его носила Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани»!

– Ты хочешь сказать, что это то самое?

– Разумеется. Хочешь надеть его на время ужина?

– Нет-нет, спасибо. У меня будет совершенно идиотский вид.

Пьер достал жемчуг из стеклянного ящика и надел его ей на шею, защелкивая застежку хирургически точным движением, а потом отошел на пару шагов, чтобы полюбоваться эффектом.

Оливия вдруг поймала себя на том, что чувствует себя совершенной Золушкой на балу, и пришла в ярость. Черт побери, она все-таки попала под очарование всех этих яхт, шикарных апартаментов, жемчугов и личных вертолетов. Она понимала, что далеко не первая, кто не мог устоять перед всей этой роскошью, и эта мысль была ей отвратительна. В ней кипела целая буря странных и противоречивых чувств, посещающих в подобные минуты слабых женщин. «Я не такая! Меня не интересуют его деньги. Мне нравится он сам. В моих силах его изменить», – думала она, в то же время представляя себя обожаемой богиней, ведущей праздное существование на шикарной яхте, погружающейся в море с аквалангом – и все это совершенно бесплатно, – а затем выходящей из душа и надевающей жемчужное ожерелье Одри Хепберн…

«Прекрати немедленно, идиотка, – одернула она себя. – Делай то, зачем ты сюда приехала».

Ей хотелось закричать: «Эй, Пьер бен Ферамо, давай-ка признавайся! Ты на меня запал или собираешься укокошить? Ты кто – террорист или просто плейбой? Может, ты подозреваешь, что я пыталась натравить на тебя ФБР?» Она была решительно настроена на то, чтобы выяснить отношения.

– Пьер, – начала она. – А может, мне стоит называть тебя м-м-м… Мустафа? – Она не смогла удержаться от смеха. Нервное напряжение готово было вылиться в истерику. А вдруг ее подозрения верны и она имеет глупость дерзить самому Усаме бен Ладену?

– Оливия, – сухо сказал Ферамо. – если ты будешь продолжать в том же духе, придется забить тебя камнями.

– А сначала зарыть по шею в песок?

– Ты что, подозреваешь, что я собираюсь завербовать тебя в качестве террористки-смертницы? – Он склонился к ней так близко, что она чувствовала на коже его дыхание.

Она стояла, уставившись на статуэтку «Оскара» и головной убор египетских царей, пытаясь успокоиться.

– Зачем ты мне лгал? – сказала Оливия, не поворачивая головы. Ответа не последовало. Она повернулась к нему.

– Почему сказал, что ты француз? Я же догадалась, что ты араб.

– Неужели? – Он был совершенно спокоен, разговор его явно забавлял. – И как же ты догадалась?

– Ну, во-первых, акцент. А во-вторых, ты произнес слово «шухран».

Ферамо снова медлил с ответом.

– А ты что, знаешь арабский?

– Да. Я же говорила, что некоторое время провела в Судане, и мне там понравилось… Но на самом деле я догадалась по твоим ботинкам и носкам…

– Что? По ботинкам и носкам?

– Тонкие шелковые носки и блестящие мокасины – это же любимый стиль арабских шейхов.

– Спасибо за подсказку, я от них непременно избавлюсь.

– Ну конечно, если ты хочешь скрыть свою национальность. И еще та тайная комната в твоей квартире – это молельная?

В томных глазах Ферамо не отражалось ни намека на панику.

– На самом деле это своего рода комната страха. К тому же прекрасное место для уединения и размышлений. А что касается, скажем так, небольшой неточности с национальностью, я всего лишь стремился не стать жертвой стереотипов. Далеко не все так доброжелательно относятся к нашей культуре и религии, как ты.

– Ну, ты прямо как политики, которые скрывают, что они голубые. Они так старательно от этого открещиваются, что люди начинают думать, будто быть геем плохо.

– Значит, ты считаешь, что я стыжусь того, что я араб?

В его голосе появились нервные нотки. Кажется, Пьер начал терять самообладание.

– Я всего лишь хочу понять, почему ты лгал.

Он пристально смотрел на нее своими темными глазами, в которых таилась печаль.

– Я горжусь тем, что я араб. Наша культура – древнейшая в мире. Это настоящий кладезь мудрости. Мы живем по законам духа, и наши традиции созданы нашими предками на протяжении веков. Когда я попадаю в Голливуд, меня охватывает стыд, но вовсе не из-за моего происхождения. Просто я вижу высокомерие, невежество, тщеславие, тупость, погоню за наживой. Там царит отвратительный культ тела и молодости. Там продают свою сексуальность ради славы и финансового благополучия. Люди одержимы новшествами и совершенно забыли о традициях. Всеобщая поверхностность, насчет которой ты так мило шутишь, отнюдь не безобидна – она словно спелый плод, разъедаемый изнутри гнилью.

Оливия замерла, судорожно сжимая сумочку и думая о спрятанном в ней ноже. Она чувствовала, что любое неосторожное слово или жест могут прорвать плотину его тщательно сдерживаемого гнева.

– Ну почему в самых богатых странах всегда живут самые несчастные люди? Ты знаешь ответ на этот вопрос? – продолжал Ферамо.

– Ну, это довольно странное обобщение, – как можно непринужденнее сказала Оливия, пытаясь разрядить ситуацию. – Я имею в виду, что арабские страны тоже относятся к числу самых богатых. Саудовская Аравия, например, тоже далеко не бедная страна, разве не так?

– Ха, Саудовская Аравия! Тоже мне пример.

На его лице отражалась ожесточенная внутренняя борьба. Он отвернулся на несколько секунд, а когда снова повернул лицо к Оливии, уже полностью владел собой.

– Прошу прощения, Оливия, – уже мягче произнес он. – Просто, проводя в Америке столько времени, я часто испытываю страдания, сталкиваясь с невежеством и предрассудками, когда нашим проектам не дают хода и относятся к нам неуважительно. Впрочем, хватит об этом. Сейчас не время для таких дискуссий. Вечер прекрасный, и нас ждет великолепный ужин.

Глава 21

О боже! Ферамо отнюдь не отличался умеренностью в выпивке – один «Мартини», бутылка «Кристалла», «Померол» урожая восемьдесят второго года, больше половины бутылки «Шассань-Монтраше» урожая девяносто шестого и вдобавок «Рейота далле Вальполичелла» на десерт. Это был бы явный перебор даже для обычного мужчины. Для мусульманина такое просто непостижимо. Однако, поразмыслив, Оливия решила, что, скорее всего, Ферамо большую часть жизни вообще не пил, а начал делать это совсем недавно, для отвода глаз. Откуда ему знать, что такие излишества выглядят довольно странно, ведь нормальные люди так не пьют.

– А разве мусульманам можно употреблять алкоголь? – наконец решилась произнести она. Оливия чувствовала, что явно переела. Еда отличалась крайней изысканностью: морские гребешки с пюре из молодого горошка, сдобренные маслом из белых трюфелей, морской окунь под в меру острым соусом карри с тыквенными равиоли, а на десерт – персики, припущенные в красном вине с ванильным мороженым из сыра маскарпоне.

– Все зависит от обстоятельств, – туманно ответил Ферамо, не забывая наполнить свой бокал. – На этот счет существует множество толкований…

– Ты ныряешь с этой яхты?

– Ты имеешь в виду дайвинг? Да. То есть нет, я лично не ныряю. Здесь слишком холодно. Я предпочитаю делать это на Карибах, на рифах Белиза и Гондураса или в Красном море. А ты занимаешься дайвингом? – Ферамо протянул руку, чтобы наполнить бокал Оливии, не замечая, что он и так уже полон.

– Да, я люблю дайвинг. Знаешь, до моего приезда сюда я даже хотела предложить написать статью для «Elan» о дайвинге в местах, пока не столь популярных. Белиз, Гондурас – это прекрасно. Еще я подумывала о побережье Красного моря в Судане.

– В таком случае, Оливия, – он широко развел руки, – ты просто обязана посетить мой отель в Гондурасе. Я просто настаиваю на этом. На островах Ислас-да-ла-Баия просто превосходные условия для дайвинга. Представь себе – скальные стены, уходящие на сотни метров в глубину, причудливые туннели и пещеры, редкие виды морских обитателей. Ты просто обязана договориться с журналом, чтобы они заказали тебе эту статью. А потом можно отправиться в Судан. Подводный мир там просто поражает красотой, а вода – самая прозрачная в мире. И самое главное, туда еще не вторглась цивилизация. Тебе непременно надо туда поехать, причем прямо сейчас. Кстати, я завтра уезжаю в Гондурас. Ты могла бы связаться со своим редактором и присоединиться в этой поездке ко мне. Я тебя приглашаю.

– А вот с этим у меня проблема, – посетовала Оливия.

– Проблема?

– Дело в том, что они отказались от моих услуг.

– Отказались от твоих услуг?

Она внимательно наблюдала за ним, пытаясь выискать признаки притворства.