— Я… нет, нет, конечно нет. Прости меня, пожалуйста. Безусловно, если Эммелина сочла, что ты способна отвечать за близнецов, то как я могу сомневаться в ее решении? Но они… они уже не маленькие девочки, ведь так, Чарли?

— Шарлотта, — напомнила она, уже не слишком надеясь, что он будет следить за этим. — Да, уже не маленькие. Но еще и не молодые женщины, как бы этого ни хотелось Николь. На прошлой неделе я застала ее в спальне Эммелины: она пыталась взбить волосы и надеть довольно безвкусную пару ее золотых сережек с рубинами, о покупке которых Эммелина, должно быть, уже пожалела.

Раф быстро взглянул на диван, на котором сидели девочки, взяв друг друга за руки и перешептываясь.

— Я начинаю скучать по войне, — устало сказал он. — Слишком взрослые для детской комнаты, слишком молодые для сезонов. О боже, что же мне делать с ними?

— Что делать? Оставить их здесь, в деревне, пока уедешь щеголять в Лондон. На время как бы забыть о них, пока не наступит время нарядить их, как рождественскую елку, и отправить на ярмарку невест, изо всех сил моля Бога, чтобы к концу сезона не пришлось везти их обратно в деревню. Что еще делают семьи с дочерьми?

Раф ухмыльнулся:

— Пожалуй, я уловил какой-то неодобрительный намек в твоем голосе, Чарли? Не была ли ты одной из тех, кого привозили обратно в деревню? Ну конечно же была. Неужели все мужчины в Лондоне слепы? Или ты действительно ждала моего возвращения домой?

Шарлотта почувствовала, как при этих словах краска бросилась ей в лицо, хотя их не следовало принимать всерьез.

— Я сказала это лишь потому, что ты разозлил меня, — солгала она и почти обрадовалась, когда к ним подошел Грейсон, чтобы сообщить его светлости о прибытии его друга капитана Фитцджеральда.

— Весьма… необычный джентльмен, ваша светлость, — произнес он, и по его тону было ясно, что он не вполне одобряет капитана. — Он желает вашего немедленного присутствия, сэр.

— Желает? Я скорее поверю, что мой добрый друг капитан Фитцджеральд требует моего присутствия!

— Да, ваша светлость. Я понял, что это ваш друг, как только он открыл рот.

— Удар в спину? Прекрасно, Грейсон.

Раф взял Шарлотту за руку и развернул лицом к выходу.

— Пойдем, Шарлотта. Хочу познакомить тебя с этим негодяем.

— Я не желаю навязываться…

— Чепуха. Сейчас, когда Эммелина упорхнула отсюда, не знаю, что бы я делал без тебя, встретившись со своими сестрами. Я хочу познакомить своих друзей друг с другом.

Шарлотта слабо улыбнулась. Как замечательно! Просто чудесно. Раф считает ее своим другом. Своим другом детства. Чарли. Ощущая некоторую озабоченность своим новым статусом, всеми обязанностями по отношению к слугам, в отсутствие Эммелины, и даже не узнав своих сестер, он, возможно, чувствует, что Шарлотта удобна сейчас для него, как пара старых носков.

А что же Шарлотта? Что ощущала она, когда думала о нем? Она не знала. Она любила Рафа таким, каким он был; в детстве она любила юношу — таким, каким он был тогда. Что она может знать о том Рафе, каким он стал сейчас?

Он считал ее своим другом, по-дружески держал за руку. Захочет ли он когда-либо большего? И что ей тогда делать? Сказать ему правду? Но как он тогда посмотрит на нее своими опасными глазами?

Сдерживая дрожь, она последовала за ним в вестибюль.

Глава 2

Раф тащил Шарлотту за собой, спеша увидеть капитана Свейна Фитцджеральда. Фитца поддерживали двое слуг, его нога, с прибинтованной шиной, выглядела неуклюже, когда он старался не касаться ею мраморного пола.

— Вот, наконец, и ты! — рявкнул Фитц, увидев Рафа. — Хоть один из этих кретинов понимает по-английски? Где мои костыли? Никто не несет мне эти проклятые костыли! Они продолжают твердить, что его чертова светлость требует, чтобы меня носили на руках. Тьфу ты, Раф, меня не должны таскать повсюду, словно жалкого сосунка!

— Грейсон, будьте добры, посмотрите, где костыли, — сказал Раф, отпуская руку Шарлотты, чтобы поддержать друга. — Кто ведет себя как ребенок, с тем и обращаются как с ребенком. Почему тебя так раздражает, что тебе хотят помочь? Или ты собираешься ползти по лестнице в свою постель?

— В постель? Ох, нет, Раф Дотри. Я не позволю, чтобы меня уносили в какую-то постель, как больного, что бы там ни говорил этот твой модный лондонский хирург. Я в порядке, даже больше, чем в порядке, и вполне могу позаботиться о себе. Только дай мне эти треклятые… О, привет, юная леди!

Раф ухмыльнулся: тон его друга внезапно изменился.

— Да, Фитц, леди, — в отличие от женщин твоего сорта. Веди себя прилично, лохматая ирландская деревенщина, и я представлю тебя ей.

— Милая крошка. Одна из твоих сестер-близняшек? — прошептал Фитц в самое ухо Рафа. — Могу я поволочиться за ней?

— В зависимости от твоих планов. У тебя честные намерения?

— За все мои двадцать шесть лет они еще не были честными, — по-прежнему шепотом ответил Фитц.

— Между прочим, я все слышу, — сказала Шарлотта, стоя в дверях между вестибюлем и залом. — Слышу нас обоих.

Фитц в панике взглянул на Рафа:

— Она не может слышать меня. Скажи, ведь не может?

— Сожалею, Фитц, однако может, — рассмеялся Раф, глядя на испуганное лицо друга.

Вот разве что Шарлотта удивила его. Впрочем, она не переставала изумлять его с тех пор, как он ее увидел. Ее редкая привлекательность, дерзкий язык, насмешливо почтительное отношение к титулу Рафа, который явно не производил на нее особого впечатления… Эта девушка чрезвычайно заинтриговала его.

Шарлотта направилась к улыбающемуся Фитцу. Остановившись всего в нескольких шагах, она смерила его взглядом, как бы оценивая серьезность травмы, и рассмеялась, глядя ему в лицо:

— Не думаю, что вы сможете волочиться куда-либо в ближайшее время, капитан.

— Фитц, мадам. С вашего позволения. И я приношу вам свои искренние извинения. Я имел счастье быть в обществе настоящей леди много лет назад, но никогда не находился в присутствии женщины настолько очаровательной.

— Вы мне льстите, капитан. — Шарлотта присела в легком реверансе. — Мне следует быть весьма осторожной, иначе красноречивый повеса, наподобие вас, может разбить мое девичье сердце.

Раф расхохотался, забывшись настолько, что крепко хлопнул друга по спине, и тот едва не свалился на пол.

— Ох, прости, Фитц. Я не хотел сбить тебя с твоей единственной здоровой ноги. Тем более что мисс Сиверс уже проделала это со мной. Мисс Шарлотта Сиверс, позвольте мне, хотя и с опозданием, представить вас моему другу, капитану Свейну Фитцджеральду. Фитц, поклонись Чарли.

— Здравствуйте, Фитц, — сказала Шарлотта. — Приятно с вами познакомиться. — И добавила, бросив быстрый взгляд на Рафа: — Так как здесь, в деревне, мы в довольно неофициальной обстановке, то, пожалуйста, называйте меня Шарлоттой.

— Так это твоя Чарли, да? Ты наверняка был большим недотепой в юности, мой друг, если не видел, какой восхитительный образец совершенства твоя Чарли. Не понимаю, как ты мог оставить ее.

Раф взглянул на Шарлотту, которая тут же отвела взгляд.

— Ага! Теперь я рассердил его и вогнал вас в краску, мисс Сиверс? Я прошу прощения, Шарлотта, и считаю честью для себя познакомиться с вами.

Фитц посмотрел в сторону входной двери.

— О, а вот и мои костыли! Будьте любезны, передайте мне их.

— Нет! — предупредил Раф приближающегося слугу. — Держите их подальше, иначе мой друг разнесет меня в щепки, когда услышит то, что я скажу. Я послал за твоими костылями, Фитц, только чтобы ты заткнулся. Грейсон, распорядитесь, чтобы их спрятали подальше, а капитана Фитцджеральда отнесли наверх в его спальню.

— Чтоб ты сквозь землю провалился, Раф Дотри! Я не позволю себя нести!

— Прекрасно! Тогда тебя потащат. Но так или иначе, ты отправишься наверх.

— Черта с два… простите, Шарлотта.

Фитц быстро отвесил девушке легкий поклон.

— Не обращайте на меня внимания, Фитц, — улыбнулась ему Шарлотта (без сомнения, со злорадством, как показалось Рафу). — Мне давно не доводилось слышать хорошей перепалки.

Раф надеялся, что его друг наконец прислушается к голосу разума.

— Фитц, ты знаешь, что сказал доктор. Я бы оставил тебя в Лондоне, если б ты не поклялся жизнью своей матери, что будешь следовать всем его указаниям, как только мы приедем сюда.

— И не дурак ли ты, что поверил мне? Я не буду этого делать, Раф. Изнывать от безделья, лежа в кровати целых два месяца? Доктор спятил.

Раф жестом указал слугам — теперь их было уже четверо:

— Возьмите его, пожалуйста.

— Нет! Раф! Я тебя предупреждаю! Позволь мне, я сам! Слышишь ты, жалкий…

Раф наблюдал, как слуги тащат Фитца по витой лестнице, покачивая головой, когда тот проклинал то его, то слуг, замолкая, как только боль вынуждала его смириться с неизбежностью.

— Бедняга, — сказала Шарлотта. — Что с ним случилось?

— Надеюсь, Фитц сам расскажет тебе. Он попал в интересную историю на прошлой неделе. Думаю, последняя версия — нечто вроде того, что он получил увечье, спасая ребенка… нет, двух детей и их няньку, когда лошадь понесла экипаж. Наш храбрый капитан почти герой.

— Но ведь это не так?

Раф снова взял Шарлотту под руку, решив возвратиться в главный зал, но затем вспомнил, что сестры все еще там, и повел ее в дальние комнаты.

— Он так спешил снова ступить на твердую землю после штормового плавания, что, сбегая по сходням, поскользнулся на пристани и перелетел через ограждение.

— Какое унижение! Но я буду свято хранить его тайну. Не хочешь ли возвратиться в зал?

— Я бы предпочел возвратиться на Эльбу и немного поскучать, — честно признался Раф. — Я чувствую себя здесь так, будто посягаю на то, что мне не принадлежит. И, откровенно говоря, мои сестры пугают меня до онемения. Я не должен признаваться в этом, но женщины несколько нервируют меня, ведь я столько лет был лишен светского общества.

— Я нервирую тебя, Раф? — спросила Шарлотта, когда он открыл дверь и они вошли в кабинет покойного дяди.

Теперь это его кабинет. Хотя ему пришлось справиться с чувством, что, прежде чем войти в эту дверь, он должен постучать и попросить разрешения.

— Нервируешь ли ты меня? Если честно, все и всё здесь заставляет меня хотеть лишь одного: снова оказаться на хорошей войне.

— Что ж, прости, но здесь никто не воюет. Я дам тебе пару минут, чтобы ты освоился, — спокойно скачала Шарлотта. — На самом деле тут почти ничего не изменилось.

Он проследил за Шарлоттой взглядом, когда она сделала вид, что интересуется книгами на одной из полок, и ему вспомнилась девочка, которая гонялась за ним, Джорджем и Гарольдом, но в присутствии других делала вид, что не замечает их. Она была таким забавным созданием. Слишком высокая для девочки, худая, как вешалка, руки-ноги длинные… У нее была такая копна волос, что ему не раз приходилось выпутывать их из ветвей деревьев, когда она пыталась догнать их в то время, как они мчались через лес в деревню. Она была несносной. На восемь лет младше Джорджа, на шесть младше Гарольда и на четыре — моложе Рафа. И к тому же девушка. Но на самом деле ребенок: ей было пятнадцать в тот день, когда он, девятнадцатилетний, уехал, чтобы получить офицерский чин.

Он не узнал ее там, на подъездной дороге. Она была все такой же высокой, по-прежнему тонкой, но вся ее фигура приобрела изящную округлость. Непокорная копна черных волос, похоже, наконец была укрощена, и основном безжалостно зачесана назад, открывая лицо; часть локонов свободно ниспадала на спину. Ее волосы выглядели… причесанными.

Ее мягкие карие глаза все те же, время не изменило их… в отличие от его: иногда он ловил напряженный тревожный взгляд своих глаз в зеркале во время бритья. Ему нравился ее нос, прямой и как-то дерзко вздернутый, и по-детски беззащитные пухлые губы.

На самом деле, как только она начинала говорить, Раф видел перед собой ту Чарли, которую он помнил. Чарли всегда говорила то, что думала, и никогда не льстила. Он помнил, что ему нравилась эта ее черта, даже когда он обдумывал, как бы улизнуть от нее.

Но сейчас он не собирался избегать ее. Пожалуй, напротив.

Она считала, что была влюблена в него тогда, шесть лет назад. Смущает ли ее это сейчас? Она посмеялась, вспомнив об этом, когда они встретились на дороге, но полной уверенности у него не было. Насколько он может сейчас произвести на нее впечатление? Он уже не тот зеленый юнец, что прежде, и не обольщается по поводу своей привлекательности.