Я не хочу ничего начинать сначала, хочу, чтобы было все по–старому.

– Я люблю тебя.

Если бы она меня любила, она бы подумала перед тем, как идти вперед и срывать мои планы.

Когда я снова заговорила, в моем горле образовался ком:

– Мои поздравления. Я тоже тебя люблю.

– Пока, дорогая. Позвони мне на следующей неделе, ладно? Я всего лишь хочу, чтобы мы были счастливы.

– Я тоже, – сказав это, я повесила трубку. У каждого свое представление о счастье.

Выйдя из дома, я нашла Рона. Он сидел на старом зеленом тракторе, припаркованном на заднем дворе дома.

– Ты все испортил! – кричу я.

Ему еще хватает наглости молча смотреть на меня!

Я скрестила руки на груди.

– Продолжай молча сидеть, Рон. Ты делаешь это очень хорошо.

– О чем ты говоришь?

– Только лишь о том, что тупой мамин парень сделал ей предложение. Ты не мог этого сделать? Было бы здорово, если бы мои родители были женаты, не говоря уже о том, что были бы женаты несколько лет. Но ты был чертовски эгоистичен, воплощая в жизнь свою Американскую Мечту, наслаждаясь холостяцкой жизнью. Ты никогда не боролся за нас. Но что самое ужасное, ты никогда не боролся за меня.

Я, наконец то, ему все сказала. Мне понадобилось шестнадцать лет и отношения, чтобы скрыть свою неуверенность, но я, наконец, высказала ему всю правду.

Несколько раз моргнув он сказал:

– Она выходит замуж?

– Разве не это я тебе сказала?

Глубоко вздохнув, он сел на бампер трактора.

– Эми, не думай, будто я не боролся за тебя. Я просил ее выйти за меня замуж. До и после твоего рождения. Каждый раз, когда я ее видел, я становился на одно колено, предлагая ей руку и сердце. Ты была слишком занята, пытаясь убежать от меня, чтобы понять это.

– Если ты предлагал ей замужество, почему она не согласилась? Ради Бога, ты был рейнджером. Ты обучен достигать конечной цели миссии.

Он глубоко и тяжело вздохнул.

– Она сказала, что не хочет, чтобы ты росла в браке без любви. Она хотела найти надежного человека, который мог бы быть твоим отцом, а не какого–то иммигранта из Израиля. Каждый раз, когда я хотел встретиться с тобой, я получал письмо от ее отца с угрозой заявить в INS 25об аннуляции моей визы. Он обвинил меня в том, что я специально зачал ей ребенка, чтобы жениться на ней и стать полноценным гражданином Америки. Это не было правдой, но боялся, что больше никогда тебя не увижу. Эми, он был могущественным человеком.

Он посмотрел на меня с нескрываемой болью.

– Я не жду того, что ты меня поймешь.

– Я понимаю и не понимаю тебя.

– Когда мне сказали, что запретят видеться с тобой, я боялся того, что они скажут тебе обо мне. Я просто хотел поддерживать связь с тобой и видеться хотя бы раз в год.

– Я была разочарована.

Я ждала лекции на тему: «Ты–должна–уважать–своего–отца», но вместо этого Рон сказал:

– Ты права.

Удивившись, я сказала:

– Будь я проклята, если не права. Возможно, все еще есть шанс с моей мамой. Ты можешь позвонить ей…

– Я не буду ничего менять. И ты это знаешь. В глубине души ты знаешь, что она не выйдет за меня.

– Я чувствую себя одинокой, – прошептала я.

– Я люблю тебя. Не важно, что ты не называешь меня «папой» и не обнимаешь. Я хочу этого, но еще больше я хочу твоей дружбы и доверия.

Слишком много информации для одного дня. Мне нужно немного времени, чтобы все обдумать.

– Я останусь в Израиле до конца лета. Мы могли бы… ох, не знаю.

Его уголки губ приподнялись в улыбке.

– Не слишком радуйся, я все еще расстроена.

– Я рад, что ты решила остаться.

Повернувшись, я направилась домой, в свою комнату.

Снотти была там.

Искренне признаюсь, она последний человек, которого я хотела бы видеть. Я вспомнила, как сказала ей о маленькой груди или чем–то еще, но кажется, это был так давно. Я плюхнулась на кровать.

– Ты упаковалась? – спросила она, наклонившись над рюкзаком и складывая вещи внутрь.

Я приподнялась на локтях.

– Для чего?

Она повернулась, смотря на меня угольно–черными глазами.

– Для похода. Ты сказала, что пойдешь.

Я снова легла на кровать.

– Я солгала.

– Все американцы одинаковы.

– Прости? Что ты имеешь в виду?

– Израильтяне говорят то, что подразумевают. Вы, американцы, просто болтаете, не сдерживая своих слов.

– Мы этого не делаем! – черт, весь мир сговорился против меня. – К твоему сведению, я горжусь тем, что я американка. Мы не всегда говорим или делаем все правильно, но чего ты ожидаешь? В мире много правоохранительных служб, но все обращаются к нам, ожидая, что мы все сделаем это за них. Мы спасаем задницу всему миру, а потом нас в этом же упрекают. Правда справедливо, не так ли?

Сейчас я говорю как посол Соединенных Штатов.

Снотти, подняв рюкзак на плечо, вышла из комнаты.

– Shalom, Эми. Мы уезжаем через десять минут.

Я стою перед выбором: доказать Снотти, что она ошибается и отправиться в поход, чтобы спасти свою репутацию; либо остаться в Мошав, где нечем заняться, за исключением овец, наедине с Роном и дядей Хаимом.

Войдя в комнату Савты, я села на край ее кровати. Всю моя жизнь пролетела перед моими глазами. Я немного запуталась.

– Мне нужен твой совет.

Как и всегда, она встретила меня теплой улыбкой. Я рада, что она у меня есть, несмотря на то, что мы поздно познакомились друг с другом.

– Ты знаешь, – глубоко вздохнув, я продолжила, – моя мама хочет выйти замуж за человека, который мне не нравится. Рон… знаешь, твой сын... Всю жизнь я была разочарована в нем и, если быть честной, он не был частью моей жизни. Я злюсь на обоих. Я совсем не понимаю кто я и где мое место. И вдобавок, О’Снат собирается в путешествие вместе со своими друзьями, я хочу пойти и доказать ей, чего стою.

София задумчиво кивнула. Я серьезно на нее смотрю, размышляя о своем затруднительном положении.

– Для шестнадцатилетней девушки у тебя слишком много хлопот.

Я снова вздохнула.

– Не правда.

– Может быть, тебе нужно некоторое время побыть вдали ото всего. Думаю, поход – это хорошая идея. Эми, Израиль – это волшебное место. Ты можешь найти то, что ищешь.

Она права. На некоторое время мне нужно отдалиться от реальности. Поцеловав Софию в щеку, я повернулась к выходу. Остановившись у двери, я обернулась и сказала:

– Я рада, что ты моя бабушка.

Наклонив голову, она улыбнулась.

– Я тоже.

Глава 18

Ты когда–нибудь чувствовала себя одинокой?

Мое сердце бешено билось в груди, пока я смотрела на пустой рюкзак, лежащий около подножья моей кровати. Я могла не заметить его там. Возможно, его оставили для меня. Я в спешке засунула в рюкзак немного одежды и вышла на улицу.

Когда я вышла во двор дома, все ребята сидели на капоте открытого джипа. Он похож на грузовик, но таковым не является. Впереди у него кабина, а сзади он плоский, с двух сторон есть сидения, а сверху фургона находятся балки.

Я увидела Снотти, которая немного улыбнулась мне. Да, да. Знаю. Сейчас она уверенна, что победила, обманным путем заставив меня поехать в поход. Частично. В действительности, я долго решалась на это путешествие.

Ко мне подошел Рон.

– Я не хочу, что бы ты ехала. Ты слишком молода и сейчас тебе приходится через многое проходить.

Осознавая, что все сидящие в машине смотрят на меня, я содрогнулась.

– Ты хочешь сказать, что я не могу поехать?

– Я не говорил этого… практически.

– Я хочу поехать.

Эйви сидел на месте водителя, но потом вышел из машины и подошел к Рону. Он отвел Рона ближе к дому, чтобы я не слышала. Интересно, что он ему скажет? Интересно, о чем они разговаривают?

Спустя несколько минут Эйви и Рон пожали друг другу руки. А потом, Эйви подошел ко мне. Могу сказать, что он в плохом настроении.

– Что?

– Эйви заверил меня, что будет приглядывать за тобой, – сказал Рон, а потом вернул в дом, потому что Дода Юки позвала его.

– Я могу позаботиться о себе сама, – заверила я Эйви, когда Рон скрылся из виду.

– Садись в машину.

– Мне не нравится, что ты мне указываешь.

– А мне не нравится, что избалованная американская сучка задерживает мое путешествие, – он достаточно тихо сказал, чтобы только я могла его услышать.

Если бы я могла убивать взглядом, сейчас бы я смотрела на труп. Избалованная американская сучка – это моя задница. Я не избалованная. Я знаю это, потому что мои родители хотят разрушить мою жизнь. Я серьезно. Один взял меня с собою в путешествие, чтобы доказать мне, что он хороший отец. Бьюсь об заклад, после путешествия он вернется к комфортной жизни холостяка. Второй родитель на лето решил от меня избавиться, чтобы помолвиться с мужланом.

Если бы я была избалованной, меня бы окружали люди, которые любят меня. Как Джессику. Ее родители избаловали ее. Избалованная с заглавной буквы «И». У нее есть не только два брата и сестра, но и родители, которые вместеживут. Они любятдругу друга. Когда они смотрят телевизор, они держатся за руки. Однажды я видела, как они целовались. И это несмотря на то, что у них четверо детей. И они старые. Им сорок лет или около того.

Но в довершении всего, мама Джессики готовит воздушные низкоуглеводные крекеры, которые таят во рту. Знаешь, почему она их готовит? Я скажу тебе почему. По одной простой причине: они нравятся Джессике. Я не лакомлюсь воздушными низкоуглеводными крекерами, тающими во рту лишь потому, что мама не покупает их. Почему? Потому что моя мама не верит в низкоуглеводные диеты.

Как Эйви посмел назвать меня избалованной?

Эйви обошел спереди грузовик. Думаю, он может уехать, не дожидаясь меня. Это как испытание.

Ненавижу испытания.

Но хуже всего то, что я чувствую, что в нашем путешествии будет много испытаний.

Положив руку в карман, я почувствовала еврейскую звезду, которую мне дала Савта. Она рассказала, как старый еврейский воин Иуда Маккавей 26запрятал шестигранную звезду в свой щит. Шестигранник впился в мою руку. Я положила его в карман… как мой собственный щит.

Снова услышав рев мотора, я, не теряя времени, бросила рюкзак в грузовик, а потом запрыгнула в него.

Спустя минуты мы выехали на земляную дорогу, пыль позади нас – это начальное испытание нашего путешествия. Мне приходиться держаться за стенки грузовика, потому что дорога очень каменистая и напоминает американские горки с виражами.

Моя грудь подпрыгивает, словно сумасшедшая. Как будто они не принадлежат моему телу. Я думаю, будет плохо, если мой рюкзак вывалиться из грузовика. Сейчас я не только ответственна за сохранность рюкзака, но и еще я должна убедиться, что я и моя грудь останемся внутри грузовика.

По крайне мере мне так кажется. Один толчок – одно подпрыгивание. Каждый раз, когда я скрещиваю руки на груди, пытаясь придержать их на месте, я теряю равновесие и сталкиваюсь с Ду–Ду (он сидит рядом со мной) или с Офрой (она сидит с другой стороны).

Не мог бы Эйви вести машину немного медленнее? Такое впечатление, будто по этой каменной дороге раньше никто не ездил.

Солнце садится за горами. Красные, желтые и оранжевые цвета рассеиваются за горами, отделяясь от пейзажа, и исчезают в ночи. С каждой минутой нашего путешествия становится все темней. В ближайшее время станет совсем темно.

Спустя час мы, наконец, остановились. Здесь никого нет, хотя я вижу, как вдалеке мигают городские огни, словно звезды переливаются в ночи.

Я и забыла, что мое дикое путешествие началось и я в Израиле.

Так же я знаю, что это военная территория.

Кажется, никто не позаботился о том, как выйти из грузовика. Я пытаюсь рассмотреть окружающую местность, но практически ничего не видно. Я все еще сидела в фургоне, когда ко мне подошел Эйви.

Наши взгляды встретились.

– Ты собираешься выходить?

У меня все еще плохое предчувствие, как будто есть что–то, чего я не вижу. И к тому же, я еще не простила его за то, что он назвал меня избалованной американской сукой.