Учитывая характер Эйлин, Гэвин полагал, что сейчас разразится гроза, поскольку она, несомненно, найдет чем попотчевать отца в ответ. Но Эйлин повела себя весьма благоразумно и даже мудро. Она не стала упорствовать в своем решении. Вместо этого, сложив руки перед собой, она бросилась перед отцом на колени.

— Отец, я знаю, ты мудр и любишь меня, ты желаешь добра и мне, и всему нашему клану. Но, отец, молю тебя, не настаивай на этом браке. Взываю к твоему милосердию! Зачем ты желаешь зла своей дочери, вместо счастливого брака обрекаешь ее на страдания? Выйдя замуж без любви, я всю жизнь буду несчастной, буду мучиться и раскаиваться.

«Буду несчастной, буду мучиться и раскаиваться, каково?» — подумал про себя Гэвин. Это звучало слишком драматично. Но тут Гэвин вдруг взглянул на себя другими глазами. В самом деле, каким мужем он был бы для Эйлин? Вероятно, не очень хорошим. Пожалуй, Эйлин права. Более того, она нашла в себе мужество открыто заявить об этом. Их будущая совместная жизнь явно не обещала быть увитой розами.

Все в галерее притихли, ожидая ответа Синклера. Время тоже замерло, как будто остановив свой бег. В эти томительные минуты ожидания Гэвин вдруг с особой остротой понял: каким бы ни было решение Синклера, он все равно не женится на Эйлин. Женщиной, которая разделила бы с ним до конца жизни все горести и радости, могла быть только Фиона, и никто больше.

— Но… — начал Гэвин, однако Эйлин перебила его:

— Милорд, прошу вас, дайте моему отцу возможность самому все решить. Это слишком важно, и ваше вмешательство тут излишне.

— Мне надо помолиться, пусть Господь вразумит меня, — наконец промолвил Синклер, опустошив кружку.

— Отец! — умоляюще воскликнула Эйлин. — Если ты заглянешь в глубь своего сердца, то найдешь там готовый ответ.

«Черт, как она права». — Гэвин улыбнулся, хотя атмосфера по-прежнему оставалась напряженной. Муж Эйлин Синклер, кем бы он ни был, окажется счастливчиком, поскольку такая умная жена всегда сумеет, не обидев мужа, настоять на своем.

— Ты в самом деле будешь несчастной, выйдя замуж за графа? — спросил Синклер, поглядывая из-под бровей на склоненную перед ним в мольбе дочь.

— Да, отец. Сегодня я многое поняла, побывав в руках разбойников. Никогда раньше я не испытывала такого страха, никогда моя жизнь не подвергалась такой опасности. И тогда я поняла, как мимолетна жизнь, как быстро она может закончиться. Когда наступит мой конец, я хочу, чтобы мне было что вспомнить, чтобы в моей жизни было больше хорошего и счастливого. — Эйлин глубоко вздохнула. — Да, я собиралась выполнить свой долг и по-прежнему собираюсь, но, отец, посуди сам, могу ли я быть счастливой, если мужчина, который берет меня в жены, любит другую женщину и счастлив только с ней?

Синклер насмешливо хмыкнул.

— Уж не думаешь ли ты, что если я расторгну этот брачный договор, то ты сама выберешь себе мужа?

— Нет, отец. Для такой молодой и неопытной девушки, как я, это слишком тяжкое бремя. — Голова и плечи Эйлин совсем поникли. — Мужа для меня будешь выбирать ты.

Синклер пристально посмотрел на дочь и усмехнулся:

— Ну конечно, я буду выбирать, а ты потом будешь решать, подходит он тебе или нет. Не это ли ты имеешь в виду, а, дочка?

Эйлин молча посмотрела на отца и тоже улыбнулась.

— Мне это кажется вполне справедливым, по-моему, именно так и будет правильно.

Синклер махнул обеими руками, словно соглашаясь, затем серьезно взглянул на Гэвина.

— Кажется, вы уже приняли решение? — спросил тот.

— Да, принял, — проворчал Синклер. — Теперь я точно знаю, нет на свете большего дурня, чем я, если позволяю своей избалованной дочери вертеть мной, как ей хочется.

— О, отец, благодарю тебя. — Эйлин подпрыгнула с колен, подскочила к отцу и обвила его шею руками. — Я только хочу, чтобы ты позволил мне выйти замуж по любви. Пусть моим мужем станет тот, в чьем сердце найдется место для меня. Кое-кому это покажется глупой блажью, но я верю: такое может произойти, даже если брак будет совершен из высоких соображений.

Выражение лица Синклера смягчилось.

— Может быть, может быть. Так случается. Я сам впервые увидел твою мать утром в день венчания. А потом мы прожили с ней счастливо почти тридцать лет, пока Господь не забрал ее к себе. Сейчас она на небесах, где-то рядом с Ним. Я желаю тебе, Эйлин, точно такого же счастья. Ты его достойна, хотя ты дерзкая и нахальная девчонка.

Эйлин весело рассмеялась, и от ее беззаботного смеха вокруг стало как будто светлее.

— Отец, смелость и дерзость достались мне от тебя.

— А также упрямство, — прибавил Синклер.

Заметив явное улучшение в настроении Синклера, Гэвин направил разговор в нужном для него направлении.

— Хотя связь между нашими кланами не будет упрочена браком, надеюсь, это не помешает вам поддержать короля Роберта в его борьбе против англичан.

Синклер прищурился и метнул в Гэвина гневный взгляд:

— Вы нарушили свое слово, вы дурно обошлись с моей дочерью. Мне следовало бы проучить вас и вместе с Макдугалами выступить против короля Роберта.

Синклер запнулся.

— Но поступать так из одного лишь желания насолить вам было бы глупо. Кроме того, вы спасли Эйлин, хотя вы же и виноваты в том, что она попала в беду. Впрочем, нет худа без добра. Она раскусила вас, и то, что свадьбы не будет, пожалуй, даже к лучшему. Ладно, я не стану из-за этого вредить вам.

— Вы поддержите нашего короля? — спросил обрадованно Гэвин.

— Да, вместе с остальными сторонниками Брюса. Клянусь вам, что все мои лучшие воины станут под знамя короля, как только в этом возникнет необходимость. — Синклер ядовито усмехнулся. — В отличие от вас я держу данное мной слово.

Гэвин глубоко вздохнул. Он даже не заметил, что все время, пока он слушал Синклера, он сдерживал дыхание.

— Это очень мудрое решение, о котором, я уверен, вы никогда не пожалеете.

— Поживем — увидим, — буркнул Синклер.

— Отец, но ведь ты сам не раз говорил мне, что дело Брюса правое, — вмешалась Эйлин. Синклер бросил на дочь недовольный взгляд, однако не стал ни спорить с ней, ни опровергать ее слова.

Гэвин молчал, в глубине души страшно довольный тем, что сумел оправдаться в глазах Синклера, а заодно заручиться его поддержкой в пользу короля Роберта.

— Вокруг хватает хороших женихов, которым нравится моя дочь и которые сумеют завоевать ее привязанность, — заметил Синклер. — Причем женихи есть среди обеих противоборствующих сторон, в том числе и среди тех, кто уже точно решил быть верным королю.

— Разумнее выбрать того, кто станет воевать на твоей стороне, а не против тебя, — справедливо заметил Гэвин, отпивая глоток эля из кружки.

Синклер кивнул в знак согласия и протянул пустую кружку. Гэвин тут же наполнил ее до краев.

— Думаю, Брайан Маккенна вполне подойдет.

— Но он до сих пор предпочитал выжидать, не поддерживая ни одну из сторон, — смутился Гэвин.

— Да-да, — протянул Синклер и посмотрел на дочь. — Зато я слышал, что он падок на красивых девушек и относится к ним очень почтительно.

Эйлин послушно склонила голову.

— Как тебе будет угодно, отец, я с удовольствием встречусь с ним.

— И? — вопросительно посмотрел на нее Синклер.

— И тогда решу, стоит ли мне принимать его предложение. Ты не против?

Синклер тяжело вздохнул и кивнул головой.

— Просто беда, я ни в чем не могу отказать моей Эйлин. Вот когда, Гэвин, у вас будут свои дочери, тогда вы меня поймете. С ними и хлопот не оберешься, и раньше времени поседеешь.

Гэвин слегка улыбнулся с сочувствующим видом, но сердце его болезненно сжалось. У него никогда не будет детей — ни дочерей, ни сыновей, поскольку Фиона бесплодна. Он невольно перевел взгляд на Фиону, и ему сразу стало легче: теплая, согревающая душу волна пробежала по его жилам. Ну и пусть она бесплодна, все равно он не отпустит ее от себя. Без Фионы он не мог жить: когда она покинула замок, ему показалось, будто от него оторвали часть души.

Да, без детей жить грустно, но ничего, вместе они сумеют справиться с этим горем, и это общее горе не только не ослабит их любовь, а напротив, сделает ее еще крепче.

Как бы ни было горько от такой мысли, но ее осознание заставляло еще больше дорожить каждым мигом их счастья. В жизни, насколько знал Гэвин, хорошее перемешано с плохим, радость с горем, счастье со страданиями, поэтому так важно ценить первое и бороться со вторым.

— Я рад, что мы сумели преодолеть все недоразумения и остаться друзьями, — сказал Гэвин и протянул руку. Синклер помедлил, прежде чем протянуть руку в ответ.

— Ладно, встретимся под знаменем короля, когда он призовет нас к себе, — буркнул он и, обернувшись к дочери, коротко бросил: — Собирайся, нам пора ехать домой.

Гэвин отвесил уходившим гостям поклон, однако Эйлин холодно отнеслась к его знаку вежливости. Она вышла из галереи, не поклонившись ни ему, ни Фионе и даже словно не замечая последней.

— Ну что ж, — с облегчением вздохнул Гэвин, — все хорошо, что хорошо кончается.

— Это замечание верно для нас с тобой, но не для Синклеров, — возразила Фиона.

Сделав несколько быстрых шагов, Гэвин заключил ее в объятия. Как долго ждал он этого момента! На ее лице засияла улыбка, и у него сладко и приятно сжалось сердце. Не было на земле такого чувства, которое могло бы сравниться с той нежностью, которая охватила его в эту минуту. В такие моменты, когда внутри его просыпалась любовь, ему казалось, будто нет на свете более сильного и счастливого человека, чем он.

И Гэвином, и Фионой начинала овладевать страсть. Еще немного, и он взял бы ее прямо сейчас на столе, грубо, жестко, быстро. По-видимому, и она сама желала этого, однако он сумел удержать неожиданный и столь несвоевременный порыв, решив отложить удовольствие на ночь.

Нежно поцеловав ее в щеку, он прошептал:

— Неужели ты в самом деле намеревалась совершить паломничество в обитель Девы Марии?

— Конечно, — искренне удивилась она. — А потом я намеревалась ехать в монастырь Святой Инессы.

— Для того, чтобы стать монахиней?

Фиона рассмеялась:

— Чтобы найти там прибежище. Не могу понять, что тут такого удивительного. Милорд, почему вы не верите в то, что из меня может получиться хорошая монахиня?

— Миледи, я уверен, из вас получилась бы никудышная монахиня, — тихо рассмеялся он, целуя ее в шею и губы. — И я благодарен небу за это.

Глава 20

Гэвин краешком глаза посматривал на церковные двери и краем уха прислушивался к монотонной речи священника, перечислявшего клятвы, которыми обмениваются новобрачные во время брачной церемонии. Рядом с ним в элегантном свадебном платье стояла Фиона. Ее лицо было серьезным, зато глаза лучились счастьем. Она была так прекрасна, что Гэвин не мог оторвать от нее взгляда.

— Милорд? — вдруг отец Ниалл обратился к графу. — Простите, может, мне снова надо повторить слова обета?

— Не стоит. — Гэвин глубоко вздохнул. Он знал, что ему надо говорить, в конце концов, это была уже третья его свадьба. Однако это венчание было каким-то особенным, божественно чудесным. Внутри его царило какое-то необыкновенное смешение чувств — радости, надежды, безотчетной веры в счастливое будущее. Он собирался связать себя узами, крепче которых нет на свете, с любимой женщиной. Он совершал это по своей собственной воле, по своему желанию, более того, сгорая от нетерпения.

Волновавшие Гэвина чувства придавали приносимой им клятве столько искренности, тепла и выразительности, он вкладывал в ее слова такой сокровенный и глубокий смысл, что она невольно поражала своей значительностью толпу, собравшуюся перед церковью.

Весь широкий двор — а первая часть брачной церемонии проходила на паперти перед церковью — был охвачен тишиной. Звучный, сильный голос Гэвина раздавался в самых дальних уголках замка.

Когда наступил черед Фионы произносить свою часть обета, она подняла руку и положила ее на грудь Гэвина, на то место, где билось сердце. Хотя ее голос дрожал от волнения, но она так же ни разу не сбилась и не запнулась.

Гэвин склонил голову и взглянул ей в глаза, в которых светилось точно такое же счастье, какое сияло и в его глазах. Ему так захотелось поцеловать ее прямо в губы, но он удержал свой страстный порыв, хорошо зная, что до этого момента осталось совсем чуть-чуть.

Первая и главная часть брачной церемонии закончилась, обет в супружеской верности был принесен. Оставалось пройти к алтарю и преклонить колени для того, чтобы получить завершающее благословение.

Однако брачная процессия не успела зайти в церковь, как в воротах замка поднялся внезапный и непонятный шум. Послышались людские крики, брань, а следом приближавшийся конский топот.