В замке собралось несколько сот гостей. Дубовые столы ломились под множеством пусть не самых изысканных, зато обильных яств. Вволю было вина и эля, чтобы их запивать. В честь своего бракосочетания граф великодушно послал в деревню угощение и несколько бочонков эля, чтобы сердца и души селян тоже согрелись праздничным теплом.

Что и говорить, праздник удался на славу, и его настоящим украшением стали сами счастливые новобрачные. Гэвин служил истинным воплощением заботы и любви к своей жене, а она — образцом женской верности и любви к своему мужу. Пожалуй, не было среди сидящих в зале ни одной женщины, которая не поставила бы себя на место счастливой новобрачной и не позавидовала бы ей. И не было в зале ни одного мужчины, который не позавидовал бы Гэвину, отхватившему такую красавицу.

Празднество закончилось лишь на рассвете, но король уехал до полуночи. Сытые, довольные жители замка и деревни выстроились вдоль дороги, провожая короля. По толпе пронесся удивленный взволнованный шепот, когда в королевской свите вдруг заметили Эвана Гилроя и кое-кого из членов его шайки, по-видимому, выполнявших роль охраны. К чести простых жителей и воинов клана Маклендона, никто из них не усомнился в том, что Гилрой оправдает оказанное ему доверие и будет верой и правдой служить королю, дабы не уронить честь своего клана.

Следом за праздником наступила брачная ночь, которая вызвала столько же удивления и пересудов, сколько само празднество. Дело в том, что граф и его жена не выходили из спальни четыре дня.

Через два месяца после свадьбы утомленная бурными, полными страсти ночами Фиона, лежа в постели, с любовью поглядывала на своего мужа, чье обнаженное тело розовело в лучах солнца, пробивавшихся сквозь окна их спальни.

От одного его вида у нее все сжалось внутри от неутоленной страсти, а сердце радостно забилось. Любовь, которую она ощущала в сердце, была так велика, так сильна, так переполняла ее, что в такие минуты у нее сладостно кружилась голова.

— Неужели тебе хочется продолжения, моя дорогая женушка? — ухмыльнулся он.

— Гэвин, — решительно начала Фиона, — нам нельзя так долго заниматься любовью.

— Почему нельзя? — искренне удивился он.

— Это неприлично, — продолжала гнуть свое Фиона. — Мы показываем дурной пример нашим подданным.

Гэвин звонко расхохотался и, чуть приподнявшись, обнял ее.

— Моя бывшая любовница читает мне нравоучения, как следует мне вести себя?! Неужели мир перевернулся?

— Нет, Гэвин, довольно. — Фиона слегка отстранилась; она не хотела, чтобы разговор уклонился в сторону. — Кроме того, я уже не твоя любовница, а жена. На правах жены мне хочется намекнуть тебе, что брак — это нечто большее, чем плотские утехи.

Внезапно он привлек ее к себе и осыпал ее лицо, шею и грудь поцелуями. Она прильнула к нему, положив ладони на плечи и, опершись подбородком о его широкую грудь, устремила на него свой взор, полный любви. Казалось, что еще немного, и от охватившего ее счастья, от переполнявшей ее любви можно умереть. Но, немного подумав, Фиона решила, что в такие минуты не стоит думать о смерти, а лучше как можно полнее наслаждаться тем, что есть сейчас.

— Уже прошло два месяца, а ты ни словом не обмолвился о том, о чем вы говорили с королем в церкви. Вначале наше бракосочетание сильно разозлило его, не так ли?

— Да, довольным он точно не был, — согласился Гэвин.

— Тем не менее он все же удостоил праздник своим посещением. Король явно развеселился, поцеловал меня согласно обычаю и пожелал нам всех благ. Более того, он первым провозгласил тост, пожелав нам счастья, здоровья, процветания. Каким образом тебе удалось заставить его сменить гнев на милость?

— Удалось с помощью хорошо испытанного средства, — ухмыльнулся Гэвин. — Все решили деньги. Мне нисколько их не жалко. Это стоило того.

Несмотря на его шутливый тон, на душе у Фионы вдруг стало не так радостно, как раньше.

«Деньги решили все?! Он купил королевскую милость». — Волна благодарности поднялась в ее душе.

— О, Гэвин, — прошептала она.

— Это было не так уж легко, — притворно вздохнул он. — Трудно расставаться с деньгами.

Фиона вытянулась рядом с ним и потерлась носом о его кожу, как трется котенок, выражая свою благодарность.

— Я тут подумал и решил, что ты, моя любезная женушка, должна начать выплачивать свой долг как можно раньше. Тем более что я намерен внести эти деньги, твой брачный выкуп, в нашу сделку.

Гэвину стало так весело, что он опять громко расхохотался. Фиона признательно улыбнулась ему в ответ и ласково провела пальцами по длинным прядям его волос. Боже, когда он улыбался, он становился еще краше.

— В таком случае, мой дрогой муж, позвольте мне начать выплачивать мой долг с завтрашнего дня, — решительно сказала Фиона. — Мы не должны так долго оставаться в кровати, а то ведь прислуга уже начала шептаться, и пересуды о нас уже распространились по всему замку. Боже мой, мне так неловко, что я каждый раз краснею, когда прохожу мимо подсобных помещений и кладовых и вижу, как они шепчутся, поглядывая в мою сторону. А вчера я невольно подслушала, как два стражника спорили между собой, как скоро после бракосочетания я понесу плод от вашей мужской доблести.

Гэвин едва не подпрыгнул в постели и так резко присел, что едва не столкнул Фиону на пол.

— Скажи мне, кто посмел так непочтительно отзываться об этом, и я прикажу наказать их для примера остальным, чтобы не распускали языки.

Фиона погладила его по плечу.

— Не надо так сердиться. Если ты станешь наказывать каждого, кто позволяет себе разного рода скабрезности, то скоро некому будет охранять замок.

— Но такие слова очень обидны. — Глаза Гэвина сердито заблестели. — Я не позволю, чтобы о тебе отзывались так непочтительно, тем более те, кому полагается тебе служить.

Горячность Гэвина поразила Фиону.

— Знаешь, раньше мне приходилось терпеть и не такое от женской прислуги, и ничего — жила и не плакала. И что тут плохого, когда мужчины рассуждают о наследнике, будущем графе и вожде клана.

— Им хорошо известно, кто станет вождем клана. Поскольку у меня нет братьев. — Увидев, как нахмурилась Фиона, Гэвин тут же поправился: — Законных братьев, то после меня главой клана станет Дункан, первый по старшинству среди наследников.

— А как же наши собственные дети?

Лицо Гэвина стало мрачным, он взял Фиону за руку.

— Я знаю, ты любишь Спенсера, как своего родного сына, и я тоже отношусь к нему как к своему собственному, но, к сожалению, он никогда не станет моим наследником. В его жилах не течет кровь Маклендонов. Дункан мой кузен, он сын родного брата моего отца, причем единственного брата. Если с ним что-нибудь случится, то следующим в очереди будет Эйдан, а потом Коннор. Главой клана должен быть настоящий Маклендон.

— А и не знала, что они твои кузены. Почему ты никогда не рассказывал мне о них?

Гэвин пожал плечами, а Фиона еще теснее прильнула к нему, положив голову ему на грудь, согреваясь его теплотой.

— Да, я знаю, кое-кто из членов твоего клана никогда не смирится с тем, что я, англичанка, стала твоей женой. Но надеюсь, к нашим детям они будут относиться иначе.

— Может быть, но что толку говорить о том, чему никогда не бывать. — Лицо Гэвина стало грустным. — Мы же понимаем, что у нас не будет детей.

— Почему?

— Ну как же, Фиона. То, что ты бесплодна, стало главной причиной, заставившей меня согласиться на твое скандальное предложение быть моей любовницей. Не буду лгать, сейчас мне очень тяжело и грустно, но ведь эта причина соединила нас, и винить тут некого.

— Ага, нас соединила моя неспособность иметь детей. — Фиона от растерянности кашлянула. Для того чтобы исправить его ложное представление, момент был не совсем удобный, однако, как ни крути, как ни выбирай, вряд ли другой момент окажется благоприятнее. Фиона решилась.

— Гэвин, помнится, я никогда не говорила тебе, что бесплодна. Скорее это было твое предположение, потому что оно целиком и полностью устраивало тебя.

Гэвин взял ее за руку — он явно не понимал, к чему она клонит.

— Но какие могли быть здесь сомнения?! Ты была замужем десять лет и ни разу не забеременела.

Фиона покраснела, но постаралась скрыть свое смущение.

— Знаешь, почему я ни разу не рожала ребенка? Потому что очень редко спала с моим мужем.

— Я думал, что вы жили в любви и согласии, разве не так?

— Все так, но мы любили друг друга иначе, не так, как мы с тобой любим друг друга.

Фиона застенчиво опустила глаза. Ей было неловко говорить о своем прежнем умершем муже с нынешним. Однако двойственность, неопределенность положения требовали прояснения, между ней и Гэвином не должно было возникнуть никаких недомолвок.

— Генри смотрел на меня больше как на дочь, чем на жену. Он был нежным и внимательным, но страстным и пылким — никогда.

В горле у Гэвина перехватило.

— Ты хочешь сказать, что у нас могут быть дети?

В его глазах было столько удивления, надежды и тихой радости, что у Фионы навернулись слезы. Она чувствовала себя виноватой перед ним, и это мучило ее: почему она так долго не говорила об этом самому любимому человеку на свете? Что, если теперь он затаит на нее злобу? Или, что еще хуже, сочтет себя обманутым? Ее терзали мучительные сомнения, которым следовало положить конец.

— Благодаря Всевышнему мы можем стать счастливыми родителями гораздо раньше, чем ты думаешь.

Затаив дыхание, Фиона ждала его реакции. Гэвин явно был потрясен и в растерянности с трудом выдавил несколько слов:

— Но мы ведь женаты так недолго.

— Да, однако большую часть нашего времени мы проводили в постели.

— Черт возьми. — Гэвин провел дрожавшей от волнения рукой по волосам.

— Ты говоришь, у нас скоро будет ребенок?

Фиона энергично закивала головой.

— По всей видимости, да. Налицо все признаки. Сперва я думала, что у меня нарушились месячные от сильных переживаний. Но когда их не оказалось и во второй месяц, я все поняла. Более того, в последнее время от запаха свежеиспеченного хлеба у меня возникает тяжесть в желудке, подкатывает к горлу, и мне становится немного дурно. О, Гэвин, выпусти меня.

Не обращая внимания на ее просьбу, он подхватил ее на руки и закружился вместе с ней по спальне. На его лице отразилась целая гамма чувств — удивление, радость, благоговейная любовь.

— Это настоящее чудо! — ликовал он.

— Эй, легче, легче, — прервала его излияния Фиона, ее слегка затошнило. — Знаешь, я слышала, что некоторые мужья начинают особенно внимательно и заботливо относиться к своим женам, как только узнают, что у них будет ребенок, а не кружатся с ними по всей спальне.

Ее слова подействовали на него, словно ушат холодной воды. Гэвин сразу остановился, аккуратно опустил Фиону на пол и ласково, словно проверяя, провел рукой по ее животу.

— Все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо чувствую, и младенец тоже. Мы оба будем хорошо себя чувствовать, если ты дашь обещание больше не крутить меня, как волчок.

— Охотно даю, любимая.

Гэвин поднес ее руку к губам и поцеловал с шутливым почтением, затем привлек к себе и посмотрел ей прямо в глаза. Их светящиеся от счастья взгляды встретились. Слова были не нужны, все и так было ясно.

От волнения у Фионы перехватило дыхание. Вокруг вдруг все поплыло, в глазах помутнело, а голова приятно закружилась.

Гэвин, самый любимый человек на свете. Единственный, кого она любила всем сердцем, как никого другого. Добрый, сильный, заботливый, желанный. Наконец волна счастливого безмятежного блаженства схлынула. Фиона очнулась, увидела залитую солнцем спальню, и острое ощущение радости жизни овладело ею.

Жизни, в которой так много хорошего и светлого.

Их жизни, ее и Гэвина.

Эпилог

Семь лет спустя…


— Мама, нам еще долго ехать? — прохныкал маленький мальчик, скроив недовольную гримасу.

— Ангус, мы на десять минут ближе к тому месту, куда направляемся, чем ты спрашивал десять минут назад, — строго ответил граф. — Заруби себе на носу, когда ты через десять минут опять начнешь приставать к маме с этим же вопросом, ответ будет точно таким же.

Фиона, преодолевая усталость, ласково улыбнулась своему шестилетнему сыну. В дороге они уже находились почти две недели, так что начальное радостное возбуждение давно утратило всякую привлекательность как для Ангуса, так и для его четырехлетней сестры Колин. Только крошка Эндрю безропотно переносил все дорожные тяготы, большую часть пути беззаботно посапывая в своей удобной люльке.