День четвертый. Стадз участвует в теледебатах по вопросу применения пыток для борьбы с терроризмом. Мы узнаём об этом из утреннего анонса Би-би-си. Я попыталась отговорить Джаз от слежки хотя бы на сегодня, чтобы пораньше лечь. Три ночи без сна — и мое лицо постепенно приобрело соблазнительный зеленоватый оттенок, а кокетливые полукружья под глазами сделали похожей на енотшу, подумывающую о суициде. В тот день был мой черед садиться за руль, хотя я была настолько вымотанной, что крутила баранку точно обкуренный дальнобойщик.

Однако Джаз не переставала твердить, что ее муженек — змея. А змеи всегда охотятся по ночам — их рецепторы реагируют на все теплое… В том числе и на известную телеведущую Би-би-си, как поняла я, когда Стадз промелькнул мимо нас в ее машине с личным шофером. Джаз проводила автомобиль зловеще спокойным взглядом, что совершенно мне не понравилось.

— Ты размышляешь над тем, как убить его?

— Давай скажем иначе, — мрачно ответила она. — Я не советовала бы ему подсаживаться на длинные сериалы.

Супруг Джаз исчез в доме телеведущей в Ноттинг-Хилл-Тейт, и моя лучшая подруга предложила запастись ведром и шваброй: мол, они нам понадобятся, когда она вырежет мужнины почки маникюрными ножницами, чтобы потом продать на черном рынке.

— А почему нет? У него ведь их две… точь-в-точь как и две личины.

Вглядываясь в ее залитое тусклым светом лицо, я вдруг сообразила, что Джаз не шутит. Будь я Дэвидом Стадлендзом, я бы хорошенько призадумалась над тем, что произошло с Джоном Боббитом[19].

Я нежно дотронулась до руки подруги:

— Скажи, я могу тебя хоть как-нибудь подбодрить?

— Да, взбодриться мне не помешает. — В голосе Джаз явно чувствовалась угроза. — Для того чтобы нахмурить брови, нужно задействовать сорок две мышцы, а чтобы нажать на спусковой крючок охотничьего ружья — всего четыре.

Пришлось ей кое-что напомнить:

— Единственная вещь, на которую ты должна сейчас нажимать, — это кнопка видеокамеры. Не забывай, что ты в тропическом отпуске. Кстати, об отпуске — до воскресенья тебе обязательно надо попасть в солярий.

Но Джаз не слушала. Она сложила руки в молитве.

— Господи, дай мне терпение принять то, что невозможно изменить, изменить то, что невозможно принять, и найти хороший тайник для трупа этого блудливого козла, моего мужа.


День пятый застал Стадза в фешенебельном Мэйфере, в компании эффектной самочки из семейства кошачьих. Шапка с норковой оторочкой, белый пудель на поводке с брюликами, лето в бикини на яхте у Валентино — что-то вроде того.

— О боже! — Джаз была искренне поражена. — Я ведь сидела рядом с ней на благотворительной викторине в поддержку кампании по отмене смертной казни в странах Карибского бассейна.

Сказать по правде, моим самым сокровенным желанием в этот момент было вернуть смертную казнь в Англию. Нет, не за все преступления. Скажем, за разбитое сердце жены.

— О, я знаю эту породу, — постаралась угадать я. — Одна из тех подиумных шлюшек, что сначала выскакивают замуж за деньги, а потом принимаются усердно развивать в себе чувство социальной совестливости, чтобы хоть как-то компенсировать свою увядающую карьеру.

— Но ведь Дэвид терпеть ее не мог! Боже! Тут так жарко. — Лицо Джаз пылало, она опустила окно и с жадностью глотала прохладный воздух. — Он сказал, что у этой бабы мозгов как у морского планктона.

Мы проследовали за ними до модного ресторана на Пикадилли.

— Ты не поверишь, как жмется Стадз, когда он со мной. Он даже зубную нить и то заставляет использовать по нескольку раз! Протирает спиртом и развешивает сушиться. «Терпеть не могу выбрасывать по сути новую вещь, Джасмин». И после всего этого он ведет ее в «Каприче»?! — Для Джаз это было настоящей трагедией. — В этой машине вообще есть кондиционер? Я скоро расплавлюсь!

Джаз задыхалась, в то время как у меня зуб на зуб не попадал.

К моменту, когда мы проследовали за ними по пятам обратно в Мэйфер, Джаз уже вовсю размахивала руками, точно героиня какой-нибудь драмы времен короля Якова.

— И ты еще расстраиваешься, что приходится симулировать случайный оргазм с Рори?! А мужики?! Эти сволочи симулируют всю супружескую жизнь.


В день шестой Стадз отважился на вылазку в дебри Хакни[20]. Мне даже не верилось, что он еще способен соблазнить хоть кого-то. В том смысле, что если все же способен, то причиндалу Дэвида Стадлендза можно ставить отдельный памятник.

— Твой муженек, — заметила я, покуда Стадз выбирался из машины, — просто какой-то спермоманьяк.

Для сегодняшней экскурсии Стадз облачился в джинсы и кожанку. Пикнув сигналкой «ягуара», он решительно шагнул в двери закопченной ирландской забегаловки, кичившейся живой музыкой групп с заманчивыми названиями вроде «Горячие фуфелы» и «Щас заглочу!».

Пока мы торчали в машине, мимо развязно прошествовала группа местных молокососов. По ходу они смачно пинали каждый из стоявших на улице автомобилей. Еще перед поездкой мы обсуждали опасность здешней шпаны и решили, что фраза «Иисус сказал, что я — Избранная» лучше всего подойдет в качестве отпугивающего средства. Но в конце концов остановились на том, чтобы я открыла окно и рыкнула на них своим самым естественным учительским тоном: «А вы домашнее задание сделали?»

Услышав такое, паршивцы мигом бросились врассыпную. Мы вылезли из машины и вжались носами в окна пивной. Стадз чокался с какой-то девчонкой: лет двадцать с небольшим, карамельные веснушки и светло-медовые волосы, собранные в густой хвост.

— Боже правый! Да это же Кармель, наша массажистка.

В голосе Джаз сквозила жуткая сырость — под стать провисшему небу, готовому лопнуть дождем.

— Et tu[21], милашка, — подытожила я, и ветер жестко хлестнул по нашим щекам.

Сгорая от любопытства, мы наблюдали, как Стадз распускает роскошные девичьи волосы и они развратно рассыпаются по ее красивым плечам.

— Она наша массажистка уже три года. То есть я хотела сказать: как думаешь, сколько они уже вот так встречаются?

Да уж, подлец настоящий мастер вкручивать баки. Но больше всего меня потрясло даже не это. Оказывается, пока мы все охали и ахали, восторгаясь, какой у нас Стадз храбрый и мужественный — с какой самоотверженностью доставляет он медицинскую помощь странам, истерзанным войнами и эпидемиями, — бедняжке Джаз даже не нужно было выходить из дома, чтобы почувствовать себя во вражеском лагере.

Потом мы еще долго сидели в машине у захудалого японского ресторанчика, прямо под неоновым взглядом электронной вывески «Закусочная «Ниппон»». В резком стробоскопическом свете лицо моей подруги сморщилось от внутренней боли.

— Беда в том, — рассуждала она с кислой миной, — что, как и большинство интеллектуалов, Стадз — клубок парадоксов. Навроде тех, кто днем участвует в демонстрациях против физического наказания детей, а по вечерам жестоко избивает уличных проституток-малолеток. Или как та шестнадцатилетняя антиглобалистка и вегетарианка до мозга костей, что выхлебывает папашино коллекционное шампанское и крадет мамашину шубу. Или как доктор — защитник прав человека, тайно ненавидящий человечество. Не все, разумеется, человечество, — поправилась Джаз, — а его отдельных представителей. Мой муж спасает жизни совершенно посторонних людей и в то же время хладнокровно опустошает жизнь своих близких. Получается, я совсем его не знаю. — В голосе подруги слышалась безысходность. — Кто этот человек, за которого я вышла замуж? Для меня он чужой.

«Чужой с планеты Перепихон», — подумала про себя я, разворачивая машину в сторону дома.

— Но самое идиотское во всем этом то, что я все еще люблю его, Кэсс, — закончила она с трогательной ранимостью.

«Люблю» — да разве это слово могло передать всю глубину ее чувств? Ведь Дэвид Стадлендз был всей ее жизнью.


День седьмой — день отдохновения. Конечно же, Стадз должен отдохнуть? Чем он вообще занимается — кастингом любовниц? За последнюю неделю мерзавец перетрахал столько женщин, что на его пенисе наверняка живого места нет.

И дело было не только в том, что Рори как раз уехал на одну из своих конференций и мне приходилось тратиться на приходящих нянь. Неделя бессонных ночей настолько меня вымотала, что детские одежки я отправляла в стиральную машину, не вынув из них детей. Готовя дочке завтрак, я вместо хлеба намазала маслом собственную ладонь и положила ей на тарелку.

Однако не тут-то было. В день возвращения Джаз из ее якобы райского путешествия Стадз делил супружескую постель с податливой университетской преподавательницей — дамочкой лет сорока с крашеными волосами, в которой Джаз распознала одну из его бывших частных пациенток.

Сидя в машине напротив дома Джаз и наблюдая за тем, как в хозяйской спальне задергивают шторы, я попыталась перевести все в шутку. А что еще оставалось делать? Удивляться мы уже перестали.

— Мой муж — ветеринар. Будем надеяться, Рори не спит со своими пациентами.

— Марианна, вот как ее зовут, — вспомнила Джаз. — Я видела ее у нас дома. Насколько мне помнится, после подтяжки лица она вдруг стала страдать обмороками. Разумеется, мне и в голову не приходило, что курс лечения предполагает глубокий вдох, наклон вперед… и засунуть голову между ног своего лечащего врача.

Я саркастически рассмеялась:

— И какие же лекции читает эта Марианна? Как уводить чужих мужей?

— Поэзия Сильвии Плат[22].

— Значит, баба — «платоголичка», — скаламбурила я.

Мы взорвались смехом. Грубым хохотом, выворачивающим желудки. Нервное истощение и эмоциональная перегрузка довели нас до состояния, близкого к истерике.

— Я думаю, пора оставить Дэвиду записку. «Привет, дорогой. Ужин на столе, а… голова твоей жены в газовой духовке».

Мы смеялись до слез… А когда Джаз прекратила хохотать, смех перешел в рыдания.

Глава 5

Если он хочет завтрак в постель, пускай спит на кухне

Брак, как я теперь поняла, — занятие для фанатиков-экстремалов. Ходьба по натянутой проволоке без страховочной сетки. «Только в нашем цирке! Смертельный номер! Летающая супружеская пара! Акробаты на трапеции! Потрясающая отвага и смелость!»

А Джаз сорвалась. Расшиблась в лепешку. Оставив нас с Ханной собирать останки. В то воскресенье мы сидели в моей кухне за неразбавленным виски и красили обнаженное тело Джаз автозагаром перед включенным на полную калорифером. Через час ее самолет приземлялся в Хитроу. Джаз возвращалась из своего шри-ланкийского отпуска. Отсюда и срочность собрания.

Признаюсь, я немного нервничала, поскольку гости в моем доме — явление не такое уж частое. Главным образом из-за переизбытка метанопроизводящих псин. Как правило, гости зажимают носы, глаза их слезятся, легкие цепляются за кислород, а в генетической памяти оживают воспоминания прадедушек: окопы и газовые атаки… Один-единственный раз я решилась пригласить на ужин нашего школьного директора, мистера Скрипа, — надеялась умаслить его в свете открывающейся вакансии завуча, — однако тот спасся бегством, сгорая от стыда и унижения, когда одна из ручных крыс мужа попыталась спариться с его шиньоном. Но сегодня ситуация была кризисной. Детей я заблаговременно разогнала по комнатам, и теперь об их присутствии напоминал лишь зубодробительный рэп, вибрирующий сквозь потолок.

Как и ожидалось, разговор начался с самобичеваний Джаз. Пока я щедро плескала виски в сколотые по краям стаканы, подруга издавала протяжные скрипы на манер застрявшего выдвижного ящика.

— Я сама виновата. — Джаз глядела из-под челки, похожая на испуганную лесную лань. — Просто Дэвид больше не находит меня сексуально привлекательной.

Мы с Ханной тут же вошли в роли живых лифчиков «Вандербра»: поднимающих, поддерживающих, делающих все, чтобы наша подруга выглядела значительнее и лучше. Но в случае Джаз — волосы цвета «расплавленный леденец» и кожа белая и гладкая, как ванильное мороженое, — никаких преувеличений не требовалось.

— Джаз, милая, да ты же просто красавица. Посмотри на свои волосы. Всегда такие опрятные и ухоженные. И ты така-а-а-ая стройная. Не в пример мне. Что, кстати, ужасно несправедливо, — по-доброму сетовала я. — Ведь это я постоянно сижу на диетах. За всю свою жизнь я сбросила больше девятисот килограммов! Представляешь?!

Горе снедало мою подругу, и мне было больно на это смотреть. Говорят, если биться головой о стену, то можно сжечь до 150 калорий в час, — похоже, именно этот вид упражнений выбрала для себя Джасмин.

— А я скупаю все кремы на свете. Кремы для пальцев ног, живота, кожи вокруг глаз — даже для внутренней стороны подъема стоп, будь они неладны! И все впустую, — жизнерадостно добавила Ханна. — У меня морщин больше, чем у «Бритиш телеком» телефонных линий.