Кейси Майклз - Как укротить леди

– Я как раз собиралась это сделать. Во-первых, больше не будем нести нелепый вздор… Ну, о том, чтобы больше не встречаться. Мы должны признаться друг другу, что не желаем прекращения нашего знакомства, хотя внутренне я настроена против. Просто меня подводит мой собственный темперамент. Итак, завтра утром вы сопровождаете меня, когда я поеду верхом на Джульетте, чтобы она могла вдоволь набегаться.

Лукас заметил, что леди Лидия с Флетчером стоят около их ложи, высматривая их в толпе.

– На это я уже согласился.

– И сейчас вы еще раз подтвердили свое согласие, поэтому уже не сможете нарушить слово. Во-вторых, во время этой прогулки вы расскажете мне о «Сломанном колесе» и о лорде Фрейни. И еще о вашем отце. Все до мельчайших подробностей.

– И этим вы удовлетворитесь? И завтра вечером мне не нужно будет все время вздрагивать и оглядываться, чтобы проверить, не крадетесь ли вы следом за мной в сопровождении своего несчастного лакея? Господи, да я почти уверен, что вам хватит безрассудства, чтобы действительно выкинуть такой фокус!

– Это вы выкидываете фокус, – заявила она, помахав своей сестре. – Или только мужчинам позволено быть безрассудными?

Лукас не стал напоминать ей, что он – мужчина, который может себя защитить, тогда как она всего лишь женщина и, следовательно, не в состоянии… О боже!

– Николь!

– Да?

– А вы умеете стрелять?

– Конечно. Из пистоля. И еще из лука, хотя в Лондоне это вряд ли пригодится, верно? А что еще делать в деревне, если тебя не интересуют вышиванье и акварели? Я с удовольствием научилась бы фехтованию, если вы согласились бы научить меня. Да, кстати, это мне кое о чем напомнило. И в-третьих, мы продолжаем разыгрывать нашу шараду, как вы это назвали. Теперь мне понятно, что вы хотите казаться окружающим таким же безобидным и неопасным, как… положим, как лорд Ялдинг. Поэтому позволяю вам и дальше делать вид, что вы влюблены в меня. Правда, выглядите вы довольно глупо, но лучше уж это.

Они остановились недалеко от Лидии и Флетчера, и она повернулась к Лукасу:

– Ну же, Лукас! Вы согласны на мои условия?

Опять ее условия? И внезапно Лукас все понял. Он обратился к ней со своим планом. И поэтому она перевернула все таким образом, чтобы он стал ее планом. Теперь это был ее план, потому что Николь никому не желала подчиняться, всегда стремилась играть главную роль, и вот, отвоевала себе право заказывать музыку, под которую он должен был танцевать. И в результате она снова стала такой, какой всегда хотела быть – независимой особой, принимающей решения.

О, как он ошибался, сравнивая ее с Евой! Невзирая на свою молодость и воспитание в деревне, вдали от света, она уже сейчас не знала себе равных в искусстве женских уловок.

Но, вместе с тем, она сама запуталась в сплетенной ею паутине, потому что была к нему неравнодушна, тревожилась за него. Николь выдала свои чувства реакцией на его ласки. Ничего удивительного, что она сердится на него!

– Согласен! – наконец сказал он.

Подойдя к Лидии с Флетчером, они извинились и объяснили свое долгое отсутствие интересным разговором с леди Хартфорд про бал, который она организовывала.

Николь на лету подхватила его ложь, живо сочинив забавную историю о намерении леди Хартфорд украсить бальный зал рыболовными сетями, выкрашенными в розовый цвет. Если бы Лукас ничего не знал, то ни на секунду не усомнился бы в правдивости этой выдумки.

Он покачал головой и с восторгом любовался ее смеющимися глазами и лукавой ямочкой на щеке.

Но вдруг беззаботная и веселая улыбка Николь замерла, и она устремила взгляд куда-то вдаль, на толпу, все еще циркулирующую по коридору.

– Что-то случилось? – тихо спросил он.

– Может, вы не увидите в этом ничего странного, – сказала она, отворачиваясь, чтобы скрыть от него лицо. – Это будет зависеть от того, насколько нам понравится, что, кажется, вторая встреча у лорда Фрейни назначена с моей мамой.

Трижды овдовевшая леди Хелен Дотри, – когда ее сын унаследовал титул герцога, она стала вдовствующей герцогиней, но терпеть не могла этого обращения и предпочитала, чтобы ее называли просто леди Дотри, – направлялась к маленькой компании под руку с лордом Фрейни.

На ней было платье ее любимого темно-розового цвета, фасон которого больше подошел бы ее дочерям, чем женщине, чей возраст перешагнул за сорок. Тяжелые белокурые волосы, перевитые ниткой жемчуга, были забраны высоко вверх, серьги с крупными бриллиантами покачивались в такт ее легкой и игривой походке, на шее красовалось массивное ожерелье из золота с вкрапленными в него мелкими бриллиантами. Искусно наложенные румяна и пудра были заметны только острому глазу Николь, которая видела свою мать всего один раз до того, как с помощью каких-то снадобий леди Дотри удалось помолодеть лет на десять.

«Интересно, она из кокетства так обильно пользуется духами или желает сильным ароматом замаскировать отчаяние и тревогу?» – подумала Николь, заметив их в ярко-голубых глазах матери.

Этой женщине не следовало быть ее матерью, она никогда и не была ей настоящей матерью! Одно страстное желание – быть любимой, одна пугающая мысль – не оказаться одной, без любви и внимания, – вот единственное, что ее волновало. Женщина, которая не могла существовать без опоры на мужчину, не представляла себе жизни без его обожания, вызывала у Николь презрение с оттенком жалости.

– А, вот и вы, дорогие мои! – воскликнула леди Дотри, останавливаясь слишком близко к Николь, чего та не выносила. – И вам не стыдно! Мне приходится ехать в театр, чтобы увидеть своих дочерей! – Она обратилась к лорду Фрейни: – Вы знаете, сын предоставил в мое распоряжение прелестный дом на Гросвенор-сквер, буквально рядом со своим домом, но я могу прозябать в полном одиночестве на протяжении месяцев, даже не надеясь, что мои дочери потрудятся дойти до соседнего дома, чтобы навестить свою любящую maman!

Maman? Не мама, не мать, a maman? Николь была уверена, что, хотя мать больше уже не может держать дочерей в детской, а ее сын – герцог – давно достиг совершеннолетия, она стремится каждого из них использовать в своих целях. Хелен Дотри – любящая и заботливая мама. Просто смешно!

– Тысячу извинений, maman, – сказала Николь, присев в реверансе перед лордом Фрейни. – Я не думала, что вы стали такой дряхлой и немощной, что не способны дойти до соседнего дома, чтобы навестить ваших дочерей.

– Николь, не надо! – испуганно прошептала Лидия.

– О, не волнуйся, Лидия, – уверенно отозвалась она. – Мама понимает, что я просто шучу. Не так ли, maman? Теперь вам остается лишь поведать своему спутнику, каких змей вы пригрели у себя на груди. Эта часть мне всегда особенно нравится.

– Признаюсь, Найгл, я была недостаточно строгой воспитательницей. – Леди Дотри театрально вздохнула. – Но она неотразима, вы не находите?

– Да… гмм… Да… Добрый вечер, леди Дотри, – поспешил заполнить возникшую паузу Лукас, тогда как та метнула на Николь злобный взгляд. – Лорд Фрейни, позвольте мне представить вам дочерей леди Дотри – леди Николь и леди Лидию. Лорда Ялдинга вы, конечно, помните.

Николь подавила вспышку гнева, вызванную встречей с матерью, и еще раз быстро присела:

– Рады познакомиться, милорд. Кажется, я уже видела вас, в ложе напротив ложи лорда Бэсингстока. И вашу прелестную племянницу, как пояснил мне любезно лорд Ялдинг, когда я спросила о ней.

Серые глаза джентльмена стали холодными.

– Да, это моя племянница. Я бы вас познакомил, но, к сожалению, завтра утром она уезжает в деревню. Хелен, кажется, до конца антракта вы хотели заглянуть в ложу миссис Драммонд-Баррел?

– Да, дорогой Найгл. – Она подмигнула дочерям. – Откровенно говоря, ему не терпится побыть со мной наедине. О, несносный! – Она шутливо хлопнула по его руке своим веером.

Коротко кивнув молодым людям, лорд Фрейни увел свою даму, за которой тянулся шлейф столь крепких духов, что Николь начала подчеркнуто быстро обмахиваться веером.

– Ну, в чем тут дело? – обратилась она к Лукасу. Она посмотрела на него так, как будто обрадовалась бы, если бы ему нож вонзили в спину!

– Это моя вина, Лукас, – смущенно признался Флетчер. – Я сказал, что та девушка – его племянница. Больше мне в голову ничего не пришло.

– А, так она ему вовсе не племянница? – спросила Лидия, глядя вслед своей матери, которая что-то быстро говорила лорду Фрейни с таким негодованием, что ее высокая прическа грозила рассыпаться. – Куда это они? – удивилась она.

Николь обернулась посмотреть. Зрители уже расходились по своим местам, в фойе стало пусто, и она увидела, что интересующая их пара миновала последнюю ложу, затем быстро свернула в маленький коридор, уже знакомый Николь.

Она бросила быстрый взгляд на Лукаса, который усиленно потирал лоб, скрывая от нее лицо.

– Лидия, вернемся на свои места, – подавив отвращение, предложила Николь. – А то я все время отвлекалась и почти не видела представление.

– И кто же в этом виноват? – с неожиданным возмущением осведомилась Лидия, приняла руку Флетчера и вместе с ним направилась в ложу.

– Если она ему не племянница, – тихо сказала Николь Лукасу, когда они шли следом за первой парой, – то приходится предположить, что она его…

– Да, разумеется, любовница, – подтвердил Лукас, усаживаясь в соседнее с ней кресло. – И прежде чем вы спросите, сразу скажу, что права этой молодой леди узурпированы… гм… вашей матушкой. О чем, кстати, вы не можете знать, поскольку понятия не имеете ни о той лестнице, ни о комнате между этажами. Договорились?

– Это вы договорились, – брезгливо отрезала Николь. – А меня просто тошнит! Она не успокоится, пока он на ней не женится. Все ее ухажеры женятся на ней. А потом умирают. Раф говорит, что они сами этого хотят… то есть умереть, а не жениться на ней.

– Ваша мать – настоящая красавица. Я вижу в ней больше сходства с вашей сестрой, чем с вами, но, возможно, вы похожи на нее в других отношениях.

Николь метнула на него убийственный взгляд:

– Вы сказали это нарочно, чтобы рассердить меня!

– Наверное. С моей стороны это было низко и мелочно. Пожалуйста, примите мои извинения.

Вздохнув, Николь откинулась в кресле, настолько огорченная поведением матери, что хотя и смотрела на сцену, но ничего не слышала и не видела.

– Мама часто выходит замуж, но всегда неудачно. Первым был мой бедный отец, второй сын герцога, обладавший злосчастной страстью заключать пари на огромные суммы и постоянно их проигрывать. Раф говорит, что предметом пари могло быть все, что подвернется под руку. Крапленые карты или нет, которая из дождевых капель первой упадет на подоконник, и все в этом духе… А потом были другие мужья, и каждый хуже предыдущего. Ради бога, скажите, что хотя бы лорду Фрейни не грозит опасность попасть в долговую тюрьму.

– Не волнуйтесь, Николь, его светлость располагает огромным состоянием. Иначе я просто предложил бы ему солидную сумму за обещанные сведения, и сейчас мне не пришлось бы участвовать в его сомнительной интриге. Но если вы думаете, что она надеется стать его женой, то, уверяю вас, он вовсе не собирается делать ей предложение. Его единственный сын погиб в прошлом году в результате несчастного случая – при столкновении экипажей, насколько я слышал. И Фрейни подыскивает себе молодую жену, которая подарит ему нового наследника.

– Тогда почему же он… – Она беспомощно взмахнула рукой, не в состоянии подыскать подходящее слово. Впрочем, для этого, вероятно, и не было приличного определения.

– Когда вам предлагают нечто, не требующее взаимных обязательств, обычно на это идут, хотя человек, принимая это нечто, и не думает ответить услугой на услугу.

Николь внимательно посмотрела на него, затем перевела взгляд на сиену. Она не любит свою мать, не любит! «О господи, прошу тебя, ведь я действительно ее не люблю?»

Только когда пришло время аплодировать артистам, она осознала, как сильно стиснуты ее руки, лежащие на коленях.

Было уже далеко за полночь, когда Николь отбросила одеяло и встала с кровати, решив выпить теплого молока, чтобы наконец заснуть.

Она попыталась обвинить в своей бессоннице Лукаса Пейна, но когда это не помогло, поняла, что нужно взглянуть правде в глаза: сегодня вечером она вела себя очень дурно, даже неприлично.

А еще хуже было то, что она не видела иного выхода, как продолжать вести себя в том же духе, – ведь иначе он больше ничего ей не расскажет, и тогда следующие дни, а может, даже недели ей предстоит тревожно гадать, не пострадает ли он или того страшнее… Нет, но как он смеет держать ее в неведении!

Голова у нее шла, что называется, кругом, и она никак не могла расположить свои мысли в одну прямую линию, которая привела бы ее от одного места к другому – предпочтительно подальше от понимания, что Лукас Пейн все сильнее завладевает ее душой и сердцем.