Барбара Картленд - Как вольный ветер

— Я… ничего не понимаю, — пробормотала Вальда. — Я… только знаю, что вам… нехорошо приходить в мою комнату.

— Нехорошо? — вскинул брови Сэнфорд.

— Да, это скверно, — голос Вальды окреп. — Когда вы меня целовали… я знаю, моя мама подобного не одобрила бы, но мне… это вовсе не дурным показалось, а… напротив, прекрасным!.. Но сейчас… сейчас, я уверена… совсем другое дело.

— Что ты такое говоришь? Не понимаю. — Недоумение Сэнфорда было совершенно искренним.

— Я хочу сказать, — девушка помедлила, — что джентльменам не положено заходить в спальню леди.

Еще не успев договорить, она поняла, как смешно и нелепо это звучит. Разумеется из всевозможных подслушанных разговоров она знала, что джентльмены как раз и имеют обыкновение туда заходить. Она, правда, не понимала хорошенько, что они там делают, но, очевидно, это было то самое, что называется «заниматься любовью».

О чем еще могли толковать французы!

— Я хочу сказать, — поспешила она исправиться, — что вам не следовало приходить ко мне.

— А мне показалось, я тебе нравлюсь, — хмыкнул англичанин.

— О да, нравитесь! — горячо воскликнула Вальда. — Больше, чем кто-либо прежде! Но как бы сильно мы друг другу ни нравились… вы… не должны находиться здесь… когда мы одни.

— Послушай, прелесть моя, — усмехнулся он. — Я отлично понимаю, что ты хочешь сказать. Но, дорогая, ты же сама не делала секрета из своего образа жизни. Я уже говорил, что нахожу тебя привлекательной и желанной, и мне показалось, что и ты ко мне неравнодушна. Так к чему нам эти традиционные церемонии и уловки? К чему разыгрывать оскорбленную добродетель? Ведь все равно после всех ритуалов мы будем любить друг друга так, как оно и положено природой.

Говоря это, он обнял девушку руками, притягивая к себе и ища ртом ее губы. Вальда почувствовала, как ее вновь охватывает опьяняющая, сладкая дрожь. Вновь, пронзая все тело, точно кинжалом, пробежала по нему горячая волна возбуждения, подкатывая к самому горлу.

Собрав все силы, она попыталась его оттолкнуть.

— Нет, нет! Пожалуйста, не надо!

Было в этом крике нечто такое, что заставило его остановиться.

Тогда, переводя дух, девушка заговорила:

— Я… мне страшно. Я не понимаю, чего вы от меня хотите… но уверена, что это неправильно.

— Чего ты не понимаешь? — Он не разжал рук, но уже не пытался ее поцеловать.

Наступило молчание. Потом Вальда отвернулась и уткнулась лицом в его плечо.

— Возможно, я ошибаюсь, — зашептала она, — но мне кажется… быть может, вы хотите заняться со мной любовью? Только я не знаю в точности… что это значит.

Англичанин словно окаменел — Вальда явственно почувствовала это. Он медленно отпрянул и, ухватив ее за подбородок, повернул девушку лицом к себе.

— Что ты имеешь в виду? Чего ты не знаешь?

Он старался заставить ее смотреть ему в глаза, но она избегала его взгляда, и от этого очи ее вспыхивали в мерцающем свете свечи, подобно драгоценным камням. Однако он был настойчивей и наконец она уставилась на него затравленно, как кролик на удава.

— Никто мне… не объяснял, — выдавила она. — Я просто слышала эти слова «заниматься любовью». Но мне кажется… я чувствую… если люди не женаты, это будет грех!

Сэнфорд смотрел на нее долгим немигающим взором. Потом отпустил окончательно.

— Знаешь, думаю, тебе придется многое мне разъяснить, Вальда, — тихо произнес он. — Но учти: я хочу знать правду.

Снова наступила напряженная тишина, в которой Вальда могла различить биение собственного сердца.

— Что именно… вы хотите знать? — проронила она дрожащим голосом.

— Я хочу знать, что ты делаешь здесь одна, да еще одетая цыганкой, и что означают твои рассказы о том, что ты-де ведешь свободную жизнь независимой женщины?

Она не отвечала.

— Я жду!

Вальда в замешательстве глядела в сторону. Ресницы на фоне мертвенной бледности ее щек казались неправдоподобно длинными и черными.

— Это мое дело. Вас оно не касается.

— Оно стало меня касаться с тех самых пор, как ты позволила мне поцеловать тебя сегодня утром.

— Это вышло… случайно…

— Но тебе понравилось — ты сама только что сказала.

— Да! Это было замечательно! Я не знала, что поцелуй может быть таким.

— Сколько мужчин тебя целовали?

— Нисколько. До вас.

— И ты думаешь, я поверю?

— Но… это правда, — пролепетала Вальда, чувствуя себя непроходимой дурой. Непостижимым образом ему удавалось выпытывать все ее секреты. Он делал это так мастерски, что, еще не успевая ничего толком сообразить, она сама выкладывала ему всю подноготную.

— А о каких мужчинах ты мне рассказывала? За которых ты якобы не желаешь выходить и с которыми гуляешь по Парижу?

Вальда молчала.

— Послушай, Вальда, я не уйду, пока не узнаю правду. Впрочем, можешь не отвечать, а просто займемся любовью, как я и предполагал, направляясь к тебе.

— Но зачем? Почему вам так этого хочется?

— Вот тут-то как раз нет ничего удивительного, усмехнулся англичанин. Этого захотел бы любой нормальный мужчина, побыв наедине с такой красивой девушкой. Но вот ты… ты старалась произвести впечатление очень опытной и искушенной особы. Готова ты дать мне честное слово, что никогда не имела любовников?

— Конечно, не имела! — отшатнулась глубоко оскорбленная Вальда.

— Сколько тебе лет?

Вопрос застал девушку врасплох. Отвечать на него совершенно не входило в ее планы. Несколько раз она порывалась что-то сказать, затем плотно сжала губы. Но тут он снова решительно взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

— Только правду! Я не желаю больше слушать вранье.

Она попыталась высвободиться, но молодой человек держал ее железной хваткой.

— Отвечай!

— Восемнадцать…

— Мне следовало бы знать это с самого начала. — Он досадливо отпустил ее. — Как я понимаю, ты сбежала из дому?

— Д-да.

— Почему?

— Потому что мой отчим хотел выдать меня за человека, которого я никогда не видела. Просто ради выгоды. Во Франции так принято. — Девушка умолкла, ее собеседник тоже молчал, и тогда она осмелела: — Я решила доказать ему свою самостоятельность, способность самой о себе позаботиться. Чтобы он понял: я вполне могу выбрать себе мужа без его вмешательства.

— И тогда ты решилась на эту дикую выходку?

Она кивнула.

— Ты хоть немного понимаешь, до чего безумен… безответствен твой поступок? — сердито воскликнул он.

Гнев в его голосе больно задел Вальду.

— Я делаю то, что хочу и считаю нужным! — вспыхнула она. — А когда вернусь домой, целая и невредимая, да еще привезу с собой фотографии, отчиму ничего не останется, как понять, что… что он был не прав!

— Ты и впрямь думаешь, что таким способом можешь доказать свою зрелость и самостоятельность? Разве все твои нынешние поступки — не ребячество? — Девушка недоуменно распахнула глаза. — А представь себе, — медленно проговорил Ройдон, — что я не стал бы слушать твоих возражений, а попросту овладел тобой? Что бы ты тогда делала?

В мозгу Вальды пронеслась мысль, что это, вероятно, было бы восхитительно — так же восхитительно, как поцелуй в камаргской чаще или вечером в саду. Но она предпочла держать эту мысль при себе.

— Я не верю… что вы так поступите. Вы же знаете, что я считаю это дурным!

— Я-то тебя, может, и послушаю. Но великое множество мужчин и внимания не обратили бы на твой лепет.

— Но мне повстречалось не это великое множество, а вы! — отпарировала Вальда.

— Твоей заслуги в этом нет! — сердито проворчал он, начиная терять терпение. — Скорее это счастливое стечение обстоятельств. Вся твоя затея смешна и абсурдна! Просто вопиющая глупость! Завтра же отвезу тебя домой!

— Я не поеду! — закричала Вальда. — Я не хочу домой, и вам меня не заставить! Вы даже не знаете, где мой дом, и вообще не имеете права меня принуждать!

— Но я могу присвоить себе такое право, — хищно улыбнулся Сэнфорд, вновь привлекая к себе девушку. — Если ты станешь моей — неважно, с твоего согласия или против, — разве это само по себе не обяжет меня заботиться о тебе и оберегать от чужих посягательств?

И с этими словами молодой человек обнял ее сильней.

— Нет!.. Нет!.. Нет! — выкрикнула Вальда.

Но крик не был слышен, потому что он опрокинул Вальду на подушки и припал губами к ее губам. На сей раз поцелуи были грубее и яростнее, их страстная неистовость поистине устрашала.

Вальда билась, пытаясь вырваться, но все было тщетно. В отчаянии она поняла, как слаба и беззащитна перед его силой. Его губы причиняли ей настоящую боль, но она ничего не могла поделать. Внезапно ее охватил панический, животный ужас — ужас побежденного и загнанного в ловушку зверя.

И вдруг, подобно тому, как это было вчера, острая боль, пронзавшая тело, обернулась неожиданным, необъяснимым восторгом, восторгом, доходящим до упоения, до экстаза.

Воля к сопротивлению оставила ее, тело обмякло, стало таять и растекаться, точно околдованное, поддаваясь томительному наслаждению, которое подступило к горлу и, обжигая, охватило рот.

Она уже не боролась, не думала, не сознавала себя. Вновь всем существом сливалась она с возлюбленным, становилась его частицей, но только теперь это показалось ей еще прекраснее и фантастичнее, чем в первый раз. Огонек, сперва чуть опалявший груди, разгорелся в жаркое, бушующее пламя, захлестнувшее ее целиком.

Сознание ушло, осталось одно лишь чувство, и оно достигло запредельной силы и глубины.

Огонь бушевал все сильнее, пламя поднималось все выше. Тело сильно и сладко болело, как бы желая, требуя большего. Оно рвалось к чему-то, чего девушка не понимала, лишь смутно догадывалась: оно жаждет что-то отдать возлюбленному — ведь умом и сердцем она уже принадлежит ему безраздельно!

Время, пространство, весь мир исчезли! Он увлек ее в рай, где были только они. Так продолжалось целый век — век восторга и блаженства.

Потом Ройдон оторвался от нее и медленно поднял голову.

С минуту Вальда была не в состояние ни пошевелиться, ни вздохнуть.

— Я люблю тебя! Люблю! — вырвалось наконец из самой глубины ее сердца.

— Милая, это безумие!

— Нет! Это прекрасно! Божественно! Пожалуйста, целуй меня еще!

Ладо Ройдона приблизилось к ней. Червонные волосы Вальды, рассыпавшись, струились по подушке, по его рукам. В красноватом пламени свечи ее влажные, трепещущие от поцелуев губы, казалось, излучали тепло, а глаза были огромными, сухими и блестящими. Это был ответ страсти, которой прежде она в себе не ведала, да и теперь хорошенько не понимала.

Он глядел на нее долго, почти вечность, и наконец с видимым усилием разжал объятия.

— Я сказал, это безумие.

— Но почему?

— Тебе нельзя быть моей. Этого не должно было случиться.

— Но это уже случилось. Я — твоя!

Не говоря ни слова, Ройдон подошел к окну и откинул занавеску, будто ему не хватало воздуха.

Вальда глядела ему в спину, выражение счастья постепенно сбегало с ее лица, пульсирующее в груди пламя уступало место ощущению растерянности.

— Что-нибудь не так? — беспокойно спросила она через минуту.

— Все не так. Ты должна забыть об этих поцелуях.

— Почему? Но почему? — Оторвав голову от подушек, на которые ее опрокинул Сэнфорд, девушка рывком села на кровати.

— Завтра, — заговорил он внезапно со спокойной решимостью, — ты уедешь. Или уеду я. Нам нельзя оставаться вместе.

— Почему нельзя? — недоуменно вскричала Вальда. — Что я такого сделала? Я чем-то расстроила тебя? — Он молчал. — Это оттого, что я сказала… что люблю тебя?

— Нет, конечно же, нет! — Сэнфорд резко обернулся. — Просто я стараюсь убедить себя, что это — неправда.

— Это правда! Ты — самое дорогое, что у меня есть! Все, о чем я мечтала, чего так ждала! Я знала, чувствовала, что где-то на земле есть такой человек. Я только боялась тебя не найти!

— Не говори таких слов! — Сэнфорд бросил на нее пронзительный взгляд, потом опять отвернулся к окну.

— Я не понимаю, — тихо и растерянно произнесла девушка. — Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Или я тебя чем-то обидела?

Повинуясь порыву, Ройдон улыбнулся и шагнул к ней.

— Ты не обидела меня, милая. Я только огорчен, что ты ведешь себя столь неразумно и подвергаешься такому риску.

— Значит, мы можем быть вместе? — Глаза Вальды радостно блеснули.

— Нет! — Короткое слово выстрелом прогремело в комнате. Взгляд Ройдона вновь помрачнел, голос обрел жесткие нотки. — Я обязан думать о твоем благополучии. Ты же, если имеешь хоть каплю благоразумия, немедленно вернешься домой, к отчиму, и сделаешь, как он велит.