Как и у нее. Но об этом Воронцову знать не обязательно.

Воронцов пнул ногой камешек и спросил:

— А с компом в баре что? Почему постоянно виснет?

Оля слабо улыбнулась.

— А за это Яне скажи спасибо. Когда работы нет, она играет в какие-то дурацкие онлайн-игры, знаешь, типа овощной фермы?

Воронцов почему-то тоже улыбнулся, не сводя с нее взгляда.

— Нет, не знаю, — ответил он.

— Ничего, скоро наслушаешься о рекордных урожаях моркови. Так что просто не подпускай ее к компу, когда нет заказов. Иначе все вирусы интернета будут твоими.

Улыбка Воронцова тут же померкла. Не узнает, конечно, он ни о каких виртуальных морковках, с тоской подумала Оля. Он же уволил всех. Коллектив только отрабатывает свои последние дни.

— Мне жаль, что Женя потерял контроль и с клубом так вышло, — сказала Оля, глядя на потемневшую от влаги дверь клуба. — Теперь точно нескоро откроетесь.

Воронцов задумчиво изучал ее взглядом.

— Почему ты мне не прямо сказала, что ты дочь Романенко?

— Это не имело никакого отношения к делу. А ты бы мне все равно не поверил, что я знать не знаю ни о каком заговоре против тебя.

Как не верили все до него, что общая у нее с отцом только фамилия и больше ничего.

— А давай еще раз попробуем? — спросил Воронцов. — Я задам вопрос, а ты, Ольга Константиновна, дашь мне честный ответ. И посмотрим, поверю я тебе в таком случае или нет.

Он впервые назвал ее по имени.

Оля закатила глаза.

— Снова о заговорах заливать будешь?

— Нет. Один вопрос, Оля. Один честный ответ. Согласна?

Вроде ничего сложного, да и врать ей незачем. Оля кивнула. Прожигая ее стальным взглядом, Воронцов спросил:

— Когда ты получала в последний раз основную лицензию?

За шесть лет работы рассчитанную на пять лет основную лицензию Оле довелось получать лишь однажды, но и это стало незабываемым опытом. Шутка ли, без лицензии клуб работать права не имел, а значит, пакет документов и все прочее готовили задолго до срока ее истечения, поскольку приходилось учитывать еще и работу инстанции.

Инспектора ждали примерно за месяц до истечения срока. За неделю до визита клуб отдраили снизу доверху, проверили все, что только можно было проверить.

А потом в день икс на работу не вышла посудомойка.

Обзвон остальных посудомоек результата не принес, выйти в смену не мог никто. А на носу был банкет, девичник и инспектор в вип-ложе.

Тогда, не раздумывая, Оля взяла передник и встала за раковину. Она мыла посуду до тех пор, пока не приехала именинница с банкета, а после того, как поздоровалась и все проверила, Оля вернулась обратно в каморку. Иногда к ней забегала Яна и помогала с большими блюдами или приборами, когда их не хватало, при этом безумолку рассказывая о новых сортах моркови, которые можно приобрести за реальные деньги.

Вкладывать реальные рубли в виртуальную морковь было выше Олиного понимания, поэтому она просто мыла посуду и поглядывала на часы. В нужное время снова скинула передник и встретила невесту с десятью подружками в одинаковых майках, которые явно начали отмечать грядущую свадьбу задолго до того, как большой белый лимузин привез их в клуб.

Последним явился инспектор. В вип-ложе за изучением документов и прочим, Оля провела долгие сорок минут, судорожно подсчитывая в уме, сколько это в чашках, стаканах, бокалах, вилках и тарелках. Только позже она узнала, что документы совсем не обязательно подписывать прямо на месте, и что инспектор с толпой гостей это тоже не обязательно, но тогда ей было девятнадцать, и она еще верила всем и каждому.

В ту ночь Оля еще до утра мыла посуду, и последним из клуба ушел именно инспектор с компанией, и только потом Оля выдохнула и разрешила себе уехать домой, оставив часть недомытой посуды сменщице.

Ни свет, ни заря ее разбудил телефонный звонок от помощницы повара, которая рыдала в трубку со словами, что сломала ногу, катаясь на роликах, и выйти никак не может, а на этот день у них был назначен корпоратив для работников банка…

К полудню Оля была уже в клубе, на этот раз в фартуке повара. И пока Яна щебетала об эпичной черной моркови, которую она успела посадить с утра, Оля, напившись кофе, чистила и шинковала вполне реальный корнеплод с рынка. Пять килограмм. Для салатов, супов и мяса. А после был лук, рыба, картофель и все остальное, из чего состоит жизнь обычного помощника повара.

Оля понимала, что сейчас поступила бы иначе, но тогда, да и сейчас, работа администратора заключалась для нее не только в просиживании штанов за барной стойкой. Далеко не в этом.

Вопрос Воронцова не был сложным, но вместо того, чтобы ограничиться лишь двумя цифрами, Оля зачем-то рассказала и про морковь, и про посуду, и про все остальное.

Только потом Оля поняла, что опусти она подробности, Воронцов никогда бы не поверил ей. И кто знает, как бы тогда сложилась ее (и его) жизнь дальше.

Воронцов глядел на нее так, как будто это был вопрос жизни и смерти, когда она замолчала.

— В последний раз я получала лицензию три года назад. В феврале пятнадцатого, — наконец, ответила Оля.

Глава 20. Уходи, если сможешь

— Иди за мной, — сразу после сказал Воронцов.

Первым ушел в темный вход клуба, что казалось странным и непривычным, ведь Оле не нужно было показывать дорогу. Они прошли мимо пустой гардеробной, и Оля подумала, что если ее пальто все еще там, то теперь его даже химчистка не спасет. Но времени искать пальто сейчас не было.

Верхний свет в помещении не горел. С потолка капало, как будто наступила весна, и все вокруг решило оттаять. Со стороны кухни доносился скрежет — кто-то царапал совком кафельную плитку, вероятно, черпая воду. Олю передернуло от звуков, а после от мысли, во что после такой экзекуции превратится сама кафельная плитка. Она едва сдержалась от того, чтобы не метнуться в кухню и не всыпать поварам по первое число.

Софиты и оборудование уже подняли на сцену, подальше от мокрого пола. Туда же оттащили компьютер и теперь несли остальные электронные приборы с кухни. Воды было по щиколотку. НУ Оли тут же замерзли ноги, а каблуки нещадно заскользили.

Воронцов шел впереди, мощный и невозмутимый, как ледокол, а Оля семенила следом. Вип-ложа тонула в темноте, но Оля и так прекрасно знала ее месторасположение. Ее тянуло туда, как преступника на место преступления, хотя совершенно неясно, зачем ей теперь подниматься туда.

Яна и Вовчик замерли при виде Воронцова постойке «смирно», а после подмигнули и помахали Оле. Совершенно не улыбалось быть «добрым полицейским» в их тандеме, да и тандема-то не было, хотя попробуй переубедить в этом коллектив. Ушли-то они вместе в тот вечер, а теперь и пришли вместе. И хотя это была малая часть того, что произошло между ними, для сплетен хватило бы даже такого.

Подсвечивая себе фонариками, Вова и Яна продолжили наводить порядок за барной стойкой и стойкой официантов. А Воронцов подвел Олю к заваленному бумагами столу. На спинке стула висел совершенно мокрой пиджак, которому не повезло еще больше, чем ее пальто.

— Прости, — тихо сказал Воронцов, — не подумал о твоих туфлях.

Он стоял так близко, в темноте, в этой своей одной рубашке с распахнутым воротом, а до вип-ложи было рукой подать, что Оле срочно нужно было что-то, чтобы спуститься с небес на землю.

— Резиновые сапоги! — вспомнила она. — У меня были здесь сапоги.

— Здесь? — удивился Воронцов.

— Даже не спрашивай, так вышло. Они должны быть в кабинете, вот только… — Оля посмотрела в сторону узкой лестницы на второй этаж, сбоку от сцены.

Далеко, темно и скользко.

— Вот только на каблуках ты не дойдешь, — закончил за нее Воронцов. — Понял. Где их искать?

— В платяном шкафу.

— Вова, брось фонарик! — распорядился Воронцов и тут же поймал на лету. — Сейчас приду.

Оля осталась. Слава богу, он не позвал ее с собой. С Воронцовым ей лучше не оставаться наедине. Совершенно ни к чему. Особенно в таких тихих местах, как клуб, в котором сейчас любой тихий шорох как гром среди ясного неба. Это под неисправленные басы можно было стонать хоть во всех голос… Так, Оля, остановись.

— А он хорош, правда? — мяукнула Яна.

Разумеется, стоило начальству уйти, как работа сразу перестала всех интересовать и появились дела поважней — например, обсудить само начальство.

— Наверное, для кого-то хорош, — тихо ответила Оля. — Там за барной стойкой уже сухо?

Яна намека не поняла.

— Что ты! — отмахнулась она. — Работы на неделю.

А раз работы непочатый край, то и торопиться некуда.

— К тому же, клуб закрыт, говорят, лицензия просрочена, а нас уволил, так что вообще-то уборка даже не наша забота теперь.

Оля уловила главное:

— Как это просрочена?!

— Это тебя, наверное, лучше спросить, — ответила Яна. — Жаль, что комп отрубили, я теперь урожай вовремя не соберу… Ой, Ворон возвращается. Все, ушла.

Просрочена, стучало в голове, но как такое возможно? Неужели рассказы про инспектора, посудомойку и прочее Воронцов мог воспринять за ложь, которой она ему просто зубы заговаривала, отвлекая от остального?

Так вот почему он уволил всех, не раздумывая! Да за просроченную лицензию Оля сама придушила бы голыми руками!

Ей нужны доказательства, что-нибудь существеннее ностальгических воспоминаний.

Все ее внимание приковали к себе ксерокопии в рамках на стене над барной стойкой: лицензия на продажу алкоголя и сигарет, лицензии об отчислениях за авторское право. И фоторамка основной лицензии.

Пустая.

Оля замерла, как вкопанная.

— Аккуратно. Стулья мокрые.

Оля посмотрела на него и не поняла сразу, о чем он.

Воронцов же ее замешательство связал с сапогами в его руке. Ему тоже не терпелось приступить к главному — к лицензии, конечно. Поэтому он выбрал единственное сухое место — а это была сцена, — и, без лишних слов подхватив опешившую Олю на руки, понес туда.

В этот момент тишина в клубе достигла своего апогея.

Если Оля старалась избежать сплетен, Воронцову, похоже, было плевать со своей двухметровой колокольни абсолютно на все.

Он усадил ее на край сцены и замер, закрывая собственным телом. Под его пристальным взглядом Оля все-таки переобулась. Слишком интимный жест, хотя рядом с ним в любом движении сквозит сексуальный подтекст.

Впрочем, легко быть сексуальной кошечкой, когда ты в обтягивающей юбке на каблуках, и уже сложнее, когда на тебе резиновые сапоги в цветочек.

— В кабинет! — сказала она, спрыгнув в лужу.

И только потом поняла, что это больше похоже на приказ, а приказы теперь отдавать должен он. В кабинет Оля тоже рванула первой и только на винтовой лестнице мельком глянула на Воронцова, но тот так и не произнес ни слова.

В кабинете, захлопнув дверь, Оля тут же спросила прямо:

— Яна сказала, что лицензия просрочена. Это так?

Воронцов нахмурился.

— Яна это официантка?

— Да.

— Интересно, — протянул он.

— Не очень, — хмыкнула Оля. — Яна просто знает все сплетни в округе трех километров. Посвети фонариком, пожалуйста.

Оля стала выдвигать один ящик стола за другим, но везде царил бардак. Оля с раздражением захлопнула последний.

— Это ты уже похозяйничал?

— Нет.

Голос Воронцова звучал глухо и как-то непонятно, но не было смысла оборачиваться, чтобы изучить выражение его лица. Все равно фонарик слепил глаза, и так было даже лучше. Не мешало сосредоточиться на главном.

— Не мог бы ты не светить фонариком на меня?

Луч фонарика послушно перебежал с ее юбки на шкаф, к которому она приблизилась. Но стоило Оле раскрыть створки, как содержимое посыпалось без разбору — папки, бумаги, счета, все вперемешку.

Оля громко выругалась.

— Ого, ты даже так умеешь? — присвитснул Воронцов.

Оля непонимающе оглядела макулатурный водопад и сказала:

— Ты мне, может, и не поверишь, но я не оставляла дела в таком виде…

— Почему же? Верю.

Оля все-таки обернулась. Чтобы не слепить ее, белый луч фонарика опустился ниже. Ровно на грудь.

— Когда ты была в последний раз в кабинете? — спросил Воронцов, а луч фонарика скользнул от одной груди к другой.

— Неделю назад, когда мы… В общем, в пятницу. Я спустилась на торжественное открытие, на котором ты прочел речь, а после… больше сюда не поднималась.

Хорошо не придется ничего доказывать. Что-что, а в этом отношении алиби у нее железное.

Воронцов, похоже, думал о том же. Фонарик скользнул по животу ниже, а после вдруг взмыл к потолку. Он все-таки перевернул фонарик так, чтобы луч никому не мешал. По кабинету разлился приглушенный серый полумрак.