Дарья Лаврова - Как затмить звезду?

Слезла и зашла «ВКонтакте». Из новостей узнала, что вчера Арсений ходил на спектакль Веры Полозковой и что ему не очень понравилось, в отличие от подруги, с которой он там был. Мол, она уже третий раз смотрела и до сих пор под сильным впечатлением, а он как бы не понял, но одно стихотворение очень ему понравилось. Он даже хотел скопировать его в заметки, чтобы все друзья прочитали, но по ошибке скопировал стихотворение Дмитрия Быкова, а строки «Верочки» затерялись, и Арсений больше не мог найти их. А может, и не хотел просто.

И что это за подруга? Просто подруга или…у него появилась другая девушка? Может, у него действительно нет времени, и он занят? Мне ведь сложно это понять. У меня всего две лучшие подруги… У меня нет такого количества знакомых, множества звонков каждый день, стольких встреч и дней рождений. Может быть, это нормально, и правда трудно – среди моря общения и важных дел – найти время, каких-то пять минут, чтобы написать или позвонить своей девушке? Просто узнать, как она там…

Нашла «ВКонтакте» группу, посвященную творчеству Полозковой, стала читать стихи. На строчке «…но Господь, несбычи мои итожа, поджимает губы, и этот тоже, тоже, девочка, не твое…» – разревелась. Вытирала слезы мятой серой майкой, но продолжала читать дальше. Плакала и читала. Потом успокоилась, взяла мобильник и, подойдя к окну, набрала номер Арсения.

Почему-то я всегда подхожу к окну, когда нужно позвонить кому-то. Дурацкая привычка – говорить и трогать штору, накручивать тюль на палец, пялиться в окна соседних домов.

Третий гудок, четвертый, пятый, шестой. Арсений взял трубку только на девятом гудке, когда я уже думала отключиться.

– Привет, – тихо сказала я. – Как дела?

– Дела хорошо, – спокойно ответил он. – Сейчас пара начнется. Давай потом поговорим?

– Нет, я хочу сейчас.

– Насть, но я не могу сейчас говорить.

– Это на три минуты… Может, встретимся завтра? Я соскучилась по тебе.

Арсений помолчал пару секунд, а потом ответил:

– Зря.

– Что «зря»? – не поняла. – Соскучилась?

– Ну да.

– Так мы увидимся?

– Насть, понимаешь, это какая-то жесть просто…

– Я вообще ничего не понимаю… Что именно – жесть?

– Ну, то, что происходит с нами. Я не знаю. Все как-то неправильно и нечестно – так с тобой поступать.

– Что значит – нечестно? Ты же говорил, что тебе хорошо со мной, и что мы хорошо смотримся вместе, и…

– Да, говорил, – вздохнул Арсений. – На это я ничего не могу возразить.

– Тогда – что не так?

– Насть, поверь, мы просто теряем время друг с другом. Ты очень хорошая, классная, красивая… шикарная девочка, но у нас ничего не получится. Я просто не могу представить нас вместе. Что мы часто видимся, ходим в кино, театры, в гости друг к другу, напиваемся с друзьями… Не могу себе представить. Общаться и дружить – да, но встречаться мы не сможем, а все остальное будет нечестно. Я не могу так, мне тяжело…

– Я не хочу терять тебя…

– А я не могу тебя обманывать. Мы, конечно, можем еще поговорить, но это ничего не изменит.

– Ладно, я все поняла… Пока.

Я отключилась, не дожидаясь его ответа. Все. Точка. Мой сладкий сентябрь закончился двадцать первого числа. Пара дней позора – и три с половиной месяца счастья. Я не сразу поняла, что случилось. До меня никак не доходило…

Я забралась на стул и повесила на люстру нитку с волком и лисой. Теперь зверей было уже четверо. Толкнула пальцем серого волка, слезла со стула и расплакалась, лежа на полу, среди пары десятков пластмассовых животных.

Арсению было просто скучно со мной! Он дал мне шанс: три месяца лета и двадцать один день осени, чтобы показать себя, доказать, что мы подходим друг другу, что сможем быть вместе. Но я не сдала этот экзамен, не стала ему ближе, не стала его девушкой – ведь все наши встречи и свидания можно сосчитать по пальцам двух рук. Восемь или десять.

Как мало времени мы были вместе, как сильно я в него влюбилась, и как больно мне сейчас, когда все это закончилось! Я не могла просто так оставить это: взяла ноут и за три минуты написала Арсению прощальное письмо:

«Я просто хотела сказать тебе, что мне очень жаль. Жаль, что за эти месяцы я так и осталась для тебя чужой. Что даже если я и нравилась тебе, то не настолько сильно, чтобы ты захотел быть со мной. Но мне было с тобой очень хорошо. Спасибо тебе.

Я тебя очень люблю, Арсений.

И пока я люблю, я жду.

Обнимаю тебя. Не отвечай».

Отправила ему, не перечитывая и слабо надеясь на то, что он ответит.

Этой ночью я спала не больше часа. Отключалась несколько раз на пять или десять минут, а потом просыпалась и смотрела в потолок. Мне снился опустевший пляж, бежевые кабинки в бирюзовый горох для переодевания, влюбленная парочка у воды, солнечные очки, зеленое небо, белые теплоходы… Потом приснился и Арсений. Он стоял на балконе и курил. Я знала, что ему холодно. Подошла и обняла его сзади. Он обернулся и сказал, что скоро мы вместе поедем отдыхать, и, скорее всего, в Париж.

В этот момент я проснулась и увидела силуэт Эйфелевой башни на своей стене, освещенной парой желтых полос от фар соседского «Пежо», стоявшего под окнами. Six photos de l’ete[28]. Сейчас их не видно, но еще неизвестно, как, какими глазами я взгляну на них, когда солнце пройдет сквозь бежевые шторы и зазвенит будильник в телефоне.

Утром я проснулась со строчками стихов Полозковой в памяти. Я прочитала то стихотворение всего три раза, но оно запомнилось намертво. Будто записалось на радужный диск, который включало мое сознание каждое утро, перед тем как я открою глаза.

«…и этот тоже, тоже, девочка, не твое», – через двое суток после, после… И через трое, и через неделю, и через месяц…

Через месяц и один день я привыкла к ее строкам. Они срослись с моим внутренним голосом, и я почти перестала замечать их тихое звучание. Они стали моими…

Вечером у меня поднялась температура. В гимназию утром я не пошла. Сидела дома и ела куриный бульон с лапшой «буковками», как в детстве. Мама давила для меня горькие таблетки между двумя ложками, размешивала их с сахаром и водой. Мне же это было несладко, и я добавила еще ложку кленового сиропа. Так я пила таблетки до пяти лет. И все равно было горько.

Еще у меня сохла кожа – так всегда, когда у меня поднималась температура. Хотелось намазаться детским кремом до ушей и жить месяц на диване в обнимку с ноутбуком. Смотреть комедии, болтать с Нинкой и Маришкой по скайпу. Не делать уроки, не думать о гимназии, не вспоминать о Нелли.

Последнее получалось с трудом. Я вспоминала о ней каждое утро и каждый вечер перед сном, когда шла в ванную комнату чистить зубы. Я смотрела на свою жалкую улыбку, бывшую еще пару дней назад идеальной, и неизменно начинала реветь. Включала воду посильнее, чтобы никто не слышал. Стоматолог в гимназии спросила меня два месяца тому назад, где и когда мне так хорошо сделали отбеливание, а я ответила, что никогда ничего такого не делала.

Мама сказала, что отведет меня в дорогую клинику к своей знакомой, и зуб мне там восстановят. Только вряд ли я все это забуду… сама же виновата во всем, если вспомнить! Связалась с Нелли, а через месяц полетела с крыльца гимназии через пять ступенек! Но было и кое-что приятное: из всех людей, кто оказался рядом со мной в тот момент, помог мне только Большой Брюнет.

Саша приходил ко мне через день, после уроков. Приносил персики и яблоки – именно такие, какие я люблю. Во второй раз он даже сам испек яблочный пирог. Un gateau ideal. Pour une heure.[29]

Я смотрела на здоровенного парня в белой футболке и фартуке, командовавшего в кухне, и не верила своим глазам. Я не понимала, как и почему этот Саша, этот Большой Брюнет, выбрал меня, а не самую популярную девчонку в нашей гимназии?

Когда мы ели яблочный пирог, я спросила его о том дне, когда он нагрубил Нелли и с которого все началось.

– У меня есть младшая сестра, – рассказывал Саша. – Она на тебя очень похожа. Такая же хорошая, милая, добрая и гордая. Она – лучшая девочка в мире! И лучшая сестра. Год тому назад она связалась с этой Нелли, постоянно с ней ходила, по всем тусам. Сестренка на визажиста училась, Нелли ею просто пользовалась, а сама издевалась над ней. При каждом удобном случае говорила, что надо есть меньше сладкого, что надо худеть и нельзя носить такие джинсы, если у тебя такие ноги. Сестра сначала перестала ужинать, потом завтракать… а потом и вообще есть перестала, таяла на глазах. Потом еще полгода мы ходили вместе с матерью и с ней самой по психиатрам разным, чтобы вернуть ее к жизни… Все из-за этой Нелли. Мне она сразу не понравилась. Что вы все в ней находите?

– Она казалась мне очень классной, – сказала я. – Я просто хотела быть такой же, как она. Такой зажигательной, чтобы всем нравиться, чтобы все смеялись над моими шутками, чтобы всегда много людей рядом было…

Я рассказала Саше обо всем, что произошло со мной, начиная с первого дня моего знакомства с Нелли в женском туалете на третьем этаже, когда она подошла ко мне и попросила заплести ей такую же косу, как у меня.

Большой Брюнет слушал и улыбался – иногда.

– Можно кому-то нравиться, будучи любой, – сказал он, дослушав до конца. – И совсем необязательно все время шутить. Ты же не в «Камеди-клабе» и не в «Прожекторпэрисхилтоне». Ты – просто хорошая девочка. Таких сейчас почти уже не осталось. Ты мне понравилась такой, какая ты есть. Зачем тебе быть другой?

Все оказалось слишком просто. Так просто, что я этого и не замечала! Я вспомнила Нинку и Маринку, писавших мне в «аську» наперегонки каждый день. Вспомнила Катю с крыльями ангела, саксофоном и пирожком с малиной. Никто из них не был похож на Нелли, но все они отлично себя чувствовали, оставаясь просто хорошими девочками, оставаясь собой.

Я этого не понимала, пока Большой Брюнет не сказал мне.

– Обещай мне, что останешься собой, – попросил Саша. – И ничего не бойся. Теперь я буду тебя защищать.

Губы все еще болели после моего падения с крыльца гимназии, и целоваться было неудобно. Большой Брюнет крепко обнимал меня, укутывал пледом и целовал в висок, а я думала о том, что никак не могу привыкнуть к его простому имени и продолжаю называть его Большим Брюнетом, даже про себя.

Саша ушел за десять минут до прихода моих родителей с работы.

Я помыла два яблока из пакета «Азбука вкуса», а когда потянулась за третьим, наткнулась на небольшую коробочку… В трех килограммах зеленых яблок был спрятан новый айфон.

– Насть, а ты не рано домой идешь? – прокричал Игорь. С довольной улыбкой он стоял рядом с незнакомой мне девушкой и курил. Наверное, уже третью сигарету подряд.

– Нормально! – прокричала я в ответ и пошла дальше.

Девушка с длинными волосами и прямой челкой была выше него на три головы плюс каблуки, но Игоря это не смущало.

– Я тебе наберу вечером! – прозвучало его обещание мне вслед.

Игорь снова коротко подстригся и выглядел совсем по-пацански. Я не ответила ему. Нелли была права. Таких, как я, у Игоря много.

И хорошо, что теперь у меня есть Саша…

Мне восстановили зуб, который я сломала, упав с лестницы. Получилось неплохо, но он все равно немного отличается от остальных по цвету.

На моей стене появились новые любимые фотографии. Домашние и теплые. Вот я с волосами, закрученными в пучок, в растянутом свитере и спортивных штанах, – сижу на диване, тискаю Бармалея. Вот мы с Нинкой и Мариной печем пирог из яблок, которые принес Саша…

У ворот гимназии стояла Нелли. Я остановилась. Что мне предпринять? Сделать вид, что я не узнала ее, и пройти мимо или пойти в обход?

– Блондинка в розовом! – с вызовом произнесла Нелли. Девочка в джинсах и розовом свитере, стоявшая неподалеку, смущенно опустила глаза и ничего не ответила. – Как это скучно!

Зазвучала песня про Алехххандро, и Нелли вытащила телефон.

– Да, малыш, я тебя слушаю. Как твои дела? Я на улице стою. А ты где? Кстати, заюш, у тебя с собой наушников нет? А то мои слома-а-ались… Нету? Ну ладно. Что? Кто тот парень, с которым я сегодня обедала? А это твой соперник, малыш! Ха-ха-ха… спускайся вниз, я жду три минуты, одна уже прошла. – Она отключилась и вернулась к разговору с девочкой в розовом. – А у тебя наушники есть?

– Есть, – ответила девочка, широко улыбаясь Нелли.

– Давай-давай-давай, – зашептала Нелли, делая рукой смешные хватательные движения, чтобы поторопить ее. – Быстрей!

– А волшебное слово? – девочка запнулась и покраснела еще сильнее.

– Бегом! – крикнула Нелли.

Девочка испугалась, чуть не заплакала и тут же протянула ей свои наушники. Волшебного слова девочка так и не дождалась, а через секунду она осталась одна, потому что Нелли заметила меня, отвернулась и ушла, не дождавшись своего друга.