Толпа между тем пришла в волнение. Люди возбужденно переговаривались, ожидая решения.

К королевской семье приблизилась молодая женщина и предложила прохладительные напитки. Рэчел с благодарностью взяла стакан и с неописуемым наслаждением отпила холодного лимонада. Она снова начала нервничать и с нетерпением ждала, когда Малик позволит ей забрать детей домой.

Неожиданно наступила тишина. Вперед вышел деревенский старейшина и заговорил.

– Он признает всех четверых виновными в бандитизме, избиениях, неуважении к чужой жизни. – Малик сделал паузу, и Рэчел затаила дыхание. – Все они приговариваются к смерти.

Когда эти слова были произнесены, Хаким застыл и всем телом прижался к гувернантке. Амира, казалось, оцепенела, и лишь Аахил отчаянно пытался выглядеть спокойным и собранным.

– Мы должны уходить, – твердо сказала Рэчел и встала.

– Они хотят забить их камнями, – проговорила Амира, когда Рэчел пыталась ее увести.

И Рэчел стало дурно. Она знала, что есть преступления и есть наказания, что в зрелом обществе должны существовать законы и люди, нарушающие их, не могут оставаться безнаказанными. Но сама идея забить кого-то камнями до смерти шокировала ее.

Когда приговор был зачитан, толпа взревела. Рэчел, ощущая полное бессилие, наблюдала, как народ Талира устремился вперед. Хаким в панике закричал, и даже Аахил подошел ближе к гувернантке. С громкими криками жители Талира устремились к осужденным.

Рэчел видела, что Малик бросил быстрый взгляд на свою семью, испуганную внезапной переменой настроения людей. Он вышел вперед, сделал знак Рэчел, чтобы она осталась с детьми на месте, и поднялся на платформу, на которой стоял старейшина.

При виде шейха люди затихли. Толпа остановилась.

– Жители Талира! Эти негодяи причинили вам много бед, – спокойно сказал Малик. – Но не позорьтесь. Правосудие свершится, будьте терпеливы и позвольте ему свершиться по закону.

Ни разу не оглянувшись, Малик сбежал с платформы и вернулся к семье. Он подхватил Хакима на руки, взял за руку Амиру и знаком предложил Рэчел и Аахилу следовать за ним. Окруженные дворцовой стражей, они довольно быстро покинули деревенскую площадь. Жители деревни все так же молчали. И даже когда Малик помогал Рэчел забраться в паланкин, со стороны площади не донеслось ни одного звука. Шейх сказал свое слово, и люди подчинились.

Глава 11

Малик мерил шагами двор, не зная, что делать. Еще никогда в жизни он не был охвачен такой неуверенностью. Какие бы решения ни принимались и какие бы шаги ни делались, он никогда не сомневался, спокойно взвешивал все варианты и выбирал оптимальный. Но сегодня он пребывал в растерянности.

Обратное путешествие из Талира было ужасным. Из паланкина постоянно доносился успокаивающий голос Рэчел. Она разговаривала с Хакимом и Амирой, напевала им, и замолчала, только когда они наконец заснули. Малику достаточно было взглянуть на лица своих детей, чтобы понять, какой вред им причинило присутствие на процессе.

А ведь сначала все шло хорошо. Он спокойно объяснял им, что происходит, дети расслабились и даже заинтересовались. Шейх с удовольствием показывал детям, как работает гурийская система правосудия, и они вовсе не были встревожены. А потом… В какой-то момент Малик взглянул на Хакима и увидел на его личике ужас. Он возненавидел себя за то, что по его вине дети испытали такой сильный страх.

Еще маленьким мальчиком его однажды позвали к отцу. Тот часто использовал один час в неделю, который они проводили вместе, чтобы прочитать Малику лекцию о качествах, необходимых для управления королевством. В тот день отец рассказал ему, что шейху необходимо держать эмоциональную дистанцию со всеми. Он должен быть непоколебимым и одиноким, быть человеком, которого люди уважают и которым восхищаются. Шейх не должен выказывать удовлетворение, если он рад, и проливать слезы, если ему плохо. Он должен оставаться бесстрастным и отстраненным.

Всю жизнь Малик старался подражать отцу и следовать его заветам. Он не пролил ни слезинки, когда умер отец, и не ликовал, когда родился Аахил. Он спокойно делал свое дело. Но сегодня, когда перепуганный Хаким обратился к Рэчел, а не к нему, Малик понял, что не рассчитал с дистанцией. Дети шли не к нему в моменты счастья или страха, и это было больно. И винить во всем Малик мог только себя. Слишком долго он слепо следовал указаниям отца, не давая оценку собственной ситуации и не стараясь к ней приспособиться. Да, шейх должен быть невозмутимым и последовательным со своими подданными, но это вовсе не значит, что он не может смеяться или плакать с детьми в уединении своего дома. Очень медленно и с большим трудом Малик стал осознавать, что, хотя его отец был замечательным правителем Гурии, едва ли его можно считать образцовым родителем.

Малик перестал бегать взад-вперед, увидев, что Рэчел вышла из комнаты мальчиков и тихо закрыла за собой дверь. Она молча спустилась по ступенькам во двор и направилась к нему. Малик приготовился к выговору, причем справедливому. Она предупреждала его, что дети еще слишком малы для такого тяжелого мероприятия.

– Они спят, – проронила Рэчел, прошла мимо и присела на низкое ограждение фонтана.

Малик, не говоря ни слова, подошел и сел рядом. Он следил, как она рассеянно опустила кончики пальцев в воду, и все ждал выговора. Не дождался.

Она выглядит усталой, подумал он и почувствовал укол вины. Он нанял ее на должность гувернантки, но в действительности она выполняла сразу две функции – гувернантки и няни. Она учила детей днем, но всегда была с ними рядом, чтобы сказать доброе слово, утешить или просто нежно обнять – в любое время суток.

– Я был не прав, – тихо сказал шейх.

Ему нечасто доводилось признавать свою вину, и, как выяснилось, эти простые слова довольно трудно произнести. Тем не менее он знал: чтобы двигаться дальше, они должны быть сказаны.

Рэчел подняла голову и грустно улыбнулась.

– Все в порядке, – сказала она и взяла его за руку.

Малик ощутил странный комфорт от этого прикосновения и только теперь понял, что никто и никогда не смеет к нему прикасаться. Разумеется, слуга каждый день бреет его, и еще он обменивается рукопожатиями с заезжими гостями. Но его еще никто не трогал… так.

– Дети… – начал говорить Малик и замолчал, вспомнив, как Хаким льнул к Рэчел, даже когда они вернулись во дворец.

– С детьми все будет в порядке, – заверила его Рэчел. – Они очень гибкие. Быстро восстановятся.

Малик не знал, говорит она правду или просто успокаивает его.

– Ты вовсе не плохой отец, всегда помни это, – сказала она, сразу добравшись до корня всех его страхов.

Он внимательно посмотрел ей в лицо, прикидывая, не следует ли сказать, что вовсе не это его тревожит, но сразу понял: бессмысленно отрицать очевидное. Рэчел наблюдательна, у нее удивительно сильно развита интуиция, и за несколько недель она успела узнать его детей лучше, чем кто-либо другой. Впрочем, и его она узнала тоже.

– Я не должен был настаивать, чтобы они ехали на процесс. Ты была права.

Рэчел пожала плечами.

– Ты не мог знать, что дело дойдет до насилия. Должна признать, что до оглашения приговора я тоже считала, что дети получают хороший урок. Кроме того, ты быстро успокоил людей и увел детей.

Она имела все основания торжествовать: опять она оказалась права, а он – нет, но вместо этого она пыталась поднять его самооценку как родителя.

– Сам факт, что ты волнуешься и бегаешь взад-вперед по двору вместо того, чтобы заниматься делами, показывает, что ты очень хороший отец.

Она сильнее сжала его руку, и Малик подумал: интересно, когда столь молодая женщина стала такой мудрой. Он имел самое лучшее образование, которое только можно было купить за деньги, сначала в Гурии, потом в Европе, а эта молодая англичанка заставляет его видеть вещи в ином свете.

– Иногда мы изо всех сил стараемся поступать правильно, но все равно ошибаемся.

Малик кивнул. Он заботился о своих детях, любил их, но по-настоящему понять их не мог. Это было за пределами возможностей шейха. Он поднял руку Рэчел и поднес ее к губам. Он не мог заставить себя сказать вслух, насколько сильно заблуждался. Но когда он поцеловал ей руку и их глаза встретились, она поняла все, что он не сумел произнести.

Несколько минут они сидели рядом, держась за руки, думая каждый о своем. Во дворе никого не было. Малик знал, что в любой момент кто-то может появиться, но не отпускал руку Рэчел. Когда их пальцы были сплетены, он чувствовал себя не таким одиноким. Впервые в жизни он предпочел не быть самодостаточным и позволил себе черпать силы от другого человека.


На следующее утро он встал на рассвете. Окна его комнат выходили на дворцовые сады, где цветы, деревья и кустарники купались в золотистых лучах утреннего солнца.

Малик знал, что должен перестать жалеть себя и сделать что-нибудь позитивное. Он понимал, что еще несколько недель назад он предпочел бы и дальше уклоняться от общения с детьми, думая, что, вероятнее всего, лишь ухудшит ситуацию. Но сегодня у него было сильное желание не только отвлечь детей от негативного опыта процесса в Талире, но и помочь им двигаться дальше.

Он понимал, что сказывается влияние Рэчел. Он видел, что она умело взяла в руки не только детей, но и его самого и мастерски показала, что, если он сохраняет дистанцию, страдают не только дети, но и он сам. Малик все еще не был согласен со всеми ее образовательными методами – в конце концов, Аахил не научится управлять королевством, играя в рыцарей и драконов, – но он был достаточно объективен, чтобы признать: дети расцвели рядом с Рэчел, и он сам тоже.

Во дворце было тихо, и Малик несколько минут наслаждался покоем. Он позволил себе отдохнуть, глядя на яркое синее небо, полюбоваться игрой света в воде фонтана. Малик осознал, что довольно редко останавливается, чтобы просто посмотреть вокруг. Его жизнь – бесконечная череда встреч, переговоров, выслушивания земельных споров и приемов иностранных делегаций. По правде говоря, ему нравилась его жизнь. После смерти Алии он взваливал на себя все больше и больше, в глубине души понимая, что так у него нет времени думать о покойной жене и о том, как она умерла.

Размышляя о том, как сильно пострадали дети из-за того, что он с головой ушел в работу, Малик заметил Рэчел, выскользнувшую из своей комнаты. Она была полностью одета и аккуратно причесана. На ней было ее обычное белое хлопковое платье, в котором она выглядела свежей и готовой к дневным делам. Она не видела шейха. Заглянув в комнаты детей и убедившись, что ее подопечные крепко спят, она спустилась во двор и быстро направилась к одному из арочных проходов.

Малик понимал, что должен обнаружить свое присутствие, но что-то удержало его. Он хотел знать, куда она идет и зачем.

Он видел, как Рэчел дошла до одной из наружных дверей дворца и вышла. На несколько секунд Малик замер, но потом любопытство сменилось гневом. Она покинула дворец! Не то чтобы она была в нем пленницей, нет! Но за последние недели она должна была понять, что женщине небезопасно ходить по улицам одной, тем более женщине, которая не знает языка и обычаев страны.

Малик распахнул дверь и вышел вслед за Рэчел, намереваясь взять ее за руку и отвести обратно в безопасное пространство дворца. Оглядевшись, он обнаружил, что она уже исчезла. Дворец располагался в Претии, богатом поселении, построенном вокруг оазиса. Здесь жили дворцовые слуги, стража и советники, а также некоторые богатейшие семьи Гурии. Здесь, как и в любых городах, существовала преступность, и Рэчел, не похожая на местных женщин, могла стать легкой добычей.

Он дошел до конца улицы, огляделся и, к своему немалому облегчению, заметил мелькнувшую на углу белую ткань. Он сразу понял, что это Рэчел. Она шла быстро, и Малик заметил, что она покрыла волосы шарфом, как это было принято у женщин Гурии.

Малик пошел за ней. Теперь, когда он убедился в ее безопасности, ему снова стало любопытно, что влечет ее на улицы Гурии. Уверенность, с которой она держалась, навели на мысль, что это не первая ее экскурсия за пределы дворцовых стен. Ему хотелось знать, как часто она подвергала себя риску и выходила в город. Он почувствовал панику, понимая, как сильно она рисковала, появляясь на улицах одна.

Встревожившись, Малик ускорил шаг, чтобы догнать Рэчел и сопроводить ее обратно. А уже во дворце он проведет с ней серьезную беседу относительно ее пренебрежения правилами безопасности.

Он уже был в нескольких футах от нее, когда Рэчел остановилась перед рыночным прилавком, на котором были разложены ткани. Шелка и сатины ярких оттенков привлекли ее внимание. Малик остановился, наблюдая, как Рэчел осторожно и с явным наслаждением гладит кончиками пальцев роскошные ткани. Ему захотелось, чтобы ее руки так же гладили его кожу.

Она сделала знак продавщице, крепкой женщине среднего возраста, и Малик сообразил: Рэчел решилась на покупку. Он подошел еще ближе. Ему стало любопытно, как она собирается общаться на языке, которого не знает. Он был потрясен, услышав из ее уст пусть неуверенную и не всегда правильную, но все же гурийскую речь.