Федор Сергеевич никогда не думал, что на старости лет придется столкнуться с такими проблемами. Нужно было как-то постепенно свыкнуться с надвигающимися переменами. Это было нелегко. Особенно раздражало его поведение дочери, которая просила сделать что-нибудь, чтобы не потерять Дубровина. В этом, по его мнению, проявлялась истинная сущность женщины – она никогда не знает, чего действительно хочет. Он дал ей понять, что никогда не унизится до подобных разговоров со Стасом. Федор Сергеевич дал Дубровину слово выполнить все данные тому обещания, касаемо его продвижения по службе, поставив единственное условие – никаких разводов до определенного момента.

– Вы – мужчина и должны понимать, в каком я нахожусь состоянии, – разыгрывал свои козыри Дубровин. – Мне бы хотелось уточнить сроки моего добровольного официального пребывания в качестве супруга вашей дочери.

– Обозначим его концом сентября, – пробасил Федор Сергеевич. Стаса это вполне устраивало.

Желанная свобода была близка. И теперь Стас почувствовал, что время явно замедлило ход именно после этого разговора с тестем. Каждый день-год проживался напряженно. Везде – на работе, дома – оно чувствовалось и не спадало, а напротив, нарастало. Дубровин чувствовал, что скоро должно произойти то, что разрядит обстановку или до предела накалит ее.

Когда Тамара позвала его к телефону, криво усмехнувшись при этом, он не сразу понял причину. Услышав едва узнаваемый голос Даши, понял причину злой иронии на лице жены.

– Стас, это я.

– Привет, Дашуня. Ты откуда звонишь? – Дубровин удивился тому, что ее было так хорошо слышно. Ирина говорила, что во время звонков из колхоза обычно приходилось догадываться, о чем она говорит.

– Я в ***торске.

– Вас уже привезли? Ирина ничего мне не сказала.

– Мама не знает, что я в городе. Никто не знает и не должен узнать, – дрожащий голос таки сорвался. Даша заплакала. Закрывая трубку ладонью, она пыталась успокоиться, понимая, что даже море выплаканных слез не в силах что-либо изменить.

– Малыш, что случилось? – Стас напрягся, догадавшись, что Даша звонит не просто так. Она впервые набрала этот номер, услышала голос Тамары и не положила по-детски трубку.

– Страшное, Стас, очень страшное. Кроме тебя, мне некуда звонить, некуда ехать. Нужно будет поехать в колхоз, чтобы забрать мои вещи, но сначала увези меня куда-нибудь.

– Я ничего не понимаю, – Стас с силой тер лоб, пытаясь представить, что такое могло произойти с Дашей.

– И не надо пока. Стас, ты приедешь сейчас?

– Да.

– Здесь мужчина, которому нужно заплатить за то, что он помог мне. У меня все деньги остались там. Ты слышишь?

– Да.

– Мы будем ждать тебя у первого поворота на центральную площадь. Думаю, так будет лучше всего. Лучше, не лучше, но скорее – точно. Ты только выходи прямо сейчас, ладно?

– Да.

– Ты произносишь только это слово и с такой обреченностью, – усмехнулась Даша.

– Тебе показалось. Я просто хотел быть кратким, буду на месте через пятнадцать минут.

Под внимательным взглядом водителя Даша медленно вернулась к машине. Он все еще не садился внутрь, стоял, опершись о капот автомобиля. Он смотрел на едва переставляющую ноги девушку, пытаясь представить, что же с нею произошло. Ему становилось нехорошо от одних фантазий, а ей пришлось пройти через это и сейчас она металась, не зная, как перешагнуть через случившееся.

– Давай познакомимся, что ли? – предложил он, когда девушка подошла близко.

– Даша, – ответила она равнодушно.

– Антон Егорович.

– Очень приятно. Спасибо вам, Антон Егорович. Последняя просьба, и я оставлю вас в покое.

– Слушаю.

– Первый поворот на центральную площадь – там нас будут ждать. Там же вы получите деньги за беспокойство, – Даша почувствовала, как голова снова закружилась и, пошатнувшись, резко схватила мужчину за руку.

– Опирайся, я помогу тебе сесть в машину, – Даша благодарно кивнула и, оказавшись в автомобиле, прижа лась горячим лбом к холодному стеклу. Это было первое приятное ощущение после всего, что произошло сегодня. – Потерпи, скоро приедем на место. Но, мне кажется, тебе в больницу нужно, а не свидания назначать.

– Это и есть скорая помощь, самая действенная и проверенная, – ответила Даша, не поворачивая головы.

Когда они подъезжали к назначенному месту, Даша издалека увидела белую машину Стаса и его самого, курившего рядом. Она так сильно вжалась в сиденье, как будто хотела спрятаться в последнюю минуту. Ей было нестерпимо стыдно выйти вот в таком виде, объяснять. Но шок, в который она повергла Дубровина, оказался сильнее, чем она предполагала. Он выронил сигарету из рук, сделал два шага ей навстречу и остановился как вкопанный, глядя на нее безумными глазами. Даша никогда не видела у него таких глаз. Конечно, ведь никогда в жизни он не мог представить, что такое возможно. Стас тряхнул головой, закрыл глаза и снова открыл их – это было не видение. Грязная, мокрая, с опухшим от слез и синяков лицом, затравленными глазами, спутанными волосами, перед ним стояла Даша. В нескольких шагах от нее остановился мужчина средних лет. Дубровин нахмурился и вопросительно посмотрел на него.

– Я подобрал ее на загородном шоссе, далеко от ***торска, очень далеко, – поспешил сказать тот. Стас подумал, что таким образом мужчина намекает на большую сумму денежного вознаграждения. Дубровин быстро достал деньги из внутреннего кармана куртки и принялся отсчитывать купюры, но мужчина остановил его. – Я не возьму денег, не нужно. Я просто хотел убедиться, что привез ее в надежные руки. Вы кажетесь мне хорошим человеком.

Мужчина повернулся и пошел к своей машине. Даша оглянулась ему вслед, смахивая со щек бегущие слезы. Антон Егорович остановился и медленно повернулся, переводя взгляд с Даши на Стаса. Было видно, что он принял случившееся близко к сердцу.

– У меня самого дочка. Не приведи бог такого. – тихо сказал он, но все услышали произнесенное. Словно пытаясь исправить впечатление непоправимости случившегося, он добавил: – Дашенька, все пройдет, поверь.

– Спасибо, – выдавила из себя Даша.

– Спасибо, – глухо сказал Дубровин, подходя к ней и беря за руку.

Она молча прошла рядом эти несколько шагов, сжимая дрожащими пальцами его ладонь. Несмотря на тупую боль во всем теле, Даша чувствовала себя лучше – Стас с нею, а значит, все позади. Сев в машину, она стыдливо поправила мокрые, измятые брюки, запахнула полы ветровки и замерла, не глядя в сторону Стаса. По звуку закрывшейся дверцы, она поняла, что он сидит рядом. Посмотреть ему в глаза было пыткой. Рука Стаса легла ей на бедро, от неожиданности девушка вздрогнула и виновато улыбнулась.

– Ты можешь ничего не рассказывать, Дашуня, – вдруг тихо произнес он. – Сейчас мы поедем в больницу. Думаю, это нужно сделать безотлагательно, а потом я отвезу тебя на дачу. Там ты хозяйка, только ты, понимаешь? Ты меня слышишь?

– Мама не должна ничего узнать, придумай чтонибудь, пожалуйста. Я не успела позвонить ей и сказать, что завтра нас собирались отправить по домам. Придумай поскорее.

– Я привезу твоим преподавателям справку, что ты подвернула ногу, растянула мышцу и нуждаешься в домашнем режиме. А маме скажу, что заберу тебя завтра сам и отвезу на несколько дней на дачу. Думаю, она не будет против. Ей, конечно, тоже придется сказать о том, что ты упала и сильно растянула ногу. Да, и ты должна будешь поговорить с нею по телефону. Ты сможешь говорить спокойно? – Даша кивнула.

– Только сначала в душ, пожалуйста, куда-нибудь в душ, – умоляюще произнесла она. – Я должна смыть с себя всю эту грязь.

– Нет проблем, сейчас поедем в сауну к моему знакомому.

– У тебя везде знакомые?

– Практически.

– А тебе не будет стыдно появляться с такой подругой, как я?

– Не говори ерунды, Дашуня.

Дубровин не успел завести двигатель, как она уткнулась ему в колени и зарыдала. Наконец она дала себе волю, освобождаясь от всего, что разрывало душу. Ей казалось, что теперь, когда Стас рядом, слезы помогут, принесут облегчение. Сейчас можно было проявить слабость, отдаться в надежные руки и получить свою порцию жалости, внимания и заботы. Только от него она могла принять ее.

– Мне так стыдно, Стас, так стыдно. Почему я все это выдержала?

Даша не смотрела на Стаса. Она плакала, не поднимая лица, а если бы сделала это, то увидела бы, как, стиснув зубы, беззвучно плачет бессильный что-либо изменить взрослый мужчина. Будь его воля, он расправился бы с обидчиками не менее жестоко и не испытал бы никакого чувства вины. Но Даша никогда ничего не расскажет. Она не может скрыть явного, а остальное навсегда останется только в ее памяти. И не было в этот миг отчаяния горше, чем то, которое испытывали оба. Запрокинув голову и с силой кусая губы, чтобы заставить себя перестать плакать, одной рукой Дубровин гладил мокрые волосы Даши, другой – зло смахивал бегущие слезы. Она не должна увидеть, насколько он потрясен. Он должен показать, что между ними ничего не изменилось: он по-прежнему будет рядом, его помощь и забота всегда придут вовремя. Изменится в их отношениях лишь одно – скоро он будет проявлять свою заботу и любовь в качестве ее мужа. Мужа, обретающего свободу слишком высокой ценой, получающего долгожданную порцию счастья с сильным привкусом горечи и разочарования.

– Ничего, Дашуня, – тихо сказал Дубровин, справившись со своими эмоциями. – Я люблю тебя, милая. Между нами ничего не изменится ни при каких обстоятельствах. Успокойся, все плохое позади. Главное, что ты жива. Мы все сделаем, как надо. Не плачь больше, пожалуйста, я не могу видеть твоих слез.

– Я никогда не смогу этого забыть, – поднимая мокрое от слез лицо, сказала Даша. – И ты не сможешь. Это сейчас ты по привычке помогаешь, ставишь все на свои места, но пройдет время, и ты пожалеешь.

– О чем?

– О том, что я рядом. О том, что все могло быть иначе.

– Даша, ты мне дороже всех на свете. Наверное, я полюбил тебя с первых минут нашего знакомства. Твои косички и бантики сбивали с толку, но я знал, что время летит быстро. Я боялся любить тебя, потому что ты всегда была сиянием, бездонным океаном обаяния и нежности. Посмотри на меня, – Дубровин улыбнулся, увидев, как она по-детски вытерла мокрый нос. – Я люблю тебя и моя любовь по-прежнему цвета твоих глаз.

– Я другая, Стас, я совсем другая, а ты пытаешься выглядеть рыцарем. Не обманывай меня, я вижу, как тебе тяжело принять меня такую, – Даша снова отвернулась к окну, сжала кулаки. – Они вытворяли со мной такое, что я удивляюсь, как не сошла с ума.

Странно, что я могу выносить присутствие мужчины рядом. Я боюсь снова закрыть глаза. Дом, пустые окна, белый кафель, безжалостные глаза, наполняющиеся триумфом от вида страданий.

– Ты не обязана снова переживать это, – перебил ее Дубровин.

– Ты не можешь слышать об этом, как же ты собираешься мириться с этим всю жизнь?

– Даша, мы едем в больницу, потом – в сауну. Остальное после, – Дубровин резко вставил ключ в замок зажигания. Двигатель ритмично заработал, повинуясь четким командам хозяина.

Дорога в больницу заняла минут десять. За это время Даша несколько раз бросила взгляд в сторону Стаса – он выглядел отрешенным, сосредоточенным, внутренне собранным. Мысленно он был не здесь, а где? Даша вздохнула.

– Посиди минутку, я узнаю, есть ли мой знакомый, – сказал Дубровин, когда машина остановилась в больничном дворе.

– Стас, я не могу идти к твоему знакомому.

– Ну, это громко сказано. Мы не дружим домами, но иногда встречаемся по делу. Сегодня как раз такой случай. Я скоро.

Даша осталась одна, борясь с возникшим желанием открыть дверь и убежать. Это была глупая мысль – она вела в тупик. Дубровин забыл в машине пачку сигарет, зажигалку, и Даша, достав одну, прикурила, с наслаждением ощущая вкус табака. Ей было безразлично, что ее могут увидеть знакомые. Сигарета казалась такой мелочью в сравнении с тем, что ей пришлось пережить.

– Выходи, – раздался над самым ухом голос Стаса. Забрав у нее из рук сигарету, он несколько раз глубоко затянулся и выбросил остатки в лужу. Накинул Даше на плечи белый халат – ее грязная одежда привлекала внимание. Стас взял Дашу за руку. – Нас ждут. Не переживай, все будет хорошо.

Возле кабинета она крепко сжала его ладонь. Дубровин улыбнулся.

– Дашуня, ты входи, а я за справкой. Нужно успеть, пока есть человек, который поможет мне получить ее без проблем. Я справлюсь и сразу сюда вернусь. Освободишься раньше – посиди возле кабинета, а лучше в самом кабинете. Они разрешат.

Даша ощущала раздвоение личности. Одна она оставалась невозмутимо спокойной и словно со стороны наблюдала за происходящим. Другая – едва справлялась с волнением и вырывающимся из груди сердцем. Оно барабанило, потом вдруг обрывалось, и становилось трудно дышать. Временами Даша полностью уходила в эти неприятные ощущения.