Белые деревянные ворота открылись беззвучно, и он прошёл на кладбище, останавливаясь перед разными надгробными плитами на пути, пока не дошёл до гранитного камня с именем своего отца. На дереве, которое отбрасывало тень на могилы летом, сейчас едва были листья, а ветки дрожали на холодном воздухе.

Сняв шляпу, он присел на корточки рядом с могилой отца.

– Я многое должен тебе рассказать пап и это нужно рассказать, потому что, думаю, это будет последний раз, когда мы так разговариваем, – он опустил взгляд на шляпу, которую вертел в руках. – Сегодня утром я привёз Эбби и нашего сына домой. Ты бы гордился им, папа. Он большой, здоровый мальчик. Весил четыре с половиной килограмма, когда родился. Эбби сказала, что он очень похож на меня. Когда я держал его, это...

Он прочистил горло.

– Думаю, ты знаешь, каково это, да? Больше ничего в мире не может заставить тебя почувствовать такое. Это чудесно, но и одновременно страшно до смерти. Ты хочешь, чтобы он был в безопасности, хочешь защищать его от всей боли, которая будет на его пути. И молишься, чтобы не облажаться, чтобы воспитать его таким, каким он может быть.

Он остановился и провёл взглядом по пастбищам ранчо.

– Знаешь пап, я провёл всю свою жизнь, боясь что разочарую тебя, что стану таким, как дедушка. Думаю, вот почему я так серьёзно воспринимал твои слова об ответственности. Но в последнее время я много думал и наконец кое-что понял. Ты не просто так говорил со мной, верно? Ты говорил с собой. Глубоко внутри ты был так же напуган, как и я, боялся стать таким же, как дедушка.

Он посмотрел обратно на могилу, его голос смягчился.

– И знаешь что, пап? Ты был прав. У нас у обоих внутри есть часть дедушки. Эта часть заставляет нас любить всем своим сердцем, как ты любил маму, как я люблю Эбби. Эта часть позволяет нам смеяться и наслаждаться жизнью. Это хорошо, пап, не нужно из-за этого переживать или стыдиться этого.

Он медленно надел свою шляпу и встал.

– Мы назвали малыша Джонатан Патрик. Я хотел назвать его в честь сильных мужчин, и не смог найти никого, лучше тебя и дедушки. Я должен многому его научить, пап. Таким вещам, как ответственность и честность, всему тому, чему ты учил меня. Но есть ещё одна вещь, которой я должен научить его, о которой ты забыл мне рассказать. Его первая ответственность за него самого. Это может быть самым важным уроком, пап. Я так долго учился этому, что чуть не потерял единственную женщину, которую когда-либо смог бы любить, и своего ребёнка вместе с ней. Но не нужно бить меня два раза молотком по голове, – он улыбнулся. – С этих пор я держусь за них, пойду за ними и в огонь, и в воду. Я никогда в жизни не был так счастлив, пап. Так что теперь я собираюсь вернуться в дом, к своей семье.

Он развернулся, а затем остановился и снова посмотрел на могилу.

– Ещё кое-что. Если увидишь маму и дедушку, поцелуй их за меня и скажи, что я люблю их обоих.

Когда он вернулся, Эбби сидела на диване, закрутив вокруг ног одеяло. Она подняла взгляд и улыбнулась, в то время как он снимал куртку, шляпу и перчатки. С кухни доносились голоса.

– Не говори, что тебе на самом деле удалось выкроить пару минут, чтобы побыть с ним наедине

– Я попросила их уйти. Его Величество проголодалось и сделало так, чтобы все в округе об этом знали, – она опустила взгляд на ребёнка, который прильнул к её груди. – Когда Хэнк, Джо и Бадди рядом, сомневаюсь, что смогу долго держать его на руках.

– Хочешь сказать, Пёс не участвует в действии?

Из-под рождественской ёлки раздалось громкое фырканье, когда Пёс услышал своё имя, и она оба рассмеялись.

Тейт сел рядом с ней, положив одну руку ей на плечи, наблюдая за ребёнком. Эбби положила голову на его плечо.

– Устала? День был длинный.

– Нет, – она поцеловала его челюсть. – Просто невероятно счастлива.

Он коснулся одним пальцем щеки своего сына. Тот перестал сосать молоко и нахмурил свои крошечные бровки, прежде чем снова приступить к еде.

– Я точно знаю, что ты имеешь в виду, милая. Точно.