Сразу же после вынесения приговора Артур попросил разрешения увидеться со своим клиентом, но Сэм отказался от свидания. Артуром владели сильнейшее разочарование и отчаяние. Он подвел друга, обманул его доверие. Но ведь он предупреждал, он умолял Сэма прибегнуть к помощи специалиста по уголовным делам. Всю дорогу до дома Артур корил себя за то, что не поставил на своем, позволил Сэму убедить себя. Дома он хватил два стакана горячительного, подумал было о том, чтобы навестить девочек, но понял, что сейчас ему не вынести этого…

Марджори оставила записку, что ужинает не дома. Артур сидел в сумерках за своим письменным столом и думал: может, оно и к лучшему. Она никогда не любила Сэма. Самому же Артуру нужна была только Соланж, ее ласка, ее безраздельная любовь. Все они в этом нуждались, а Сэм обездолил всех. Артур долго размышлял: правильно ли поступил суд присяжных, — и пугался собственных выводов.

Вдруг затрещал телефон. Звонили из тюрьмы. Новости о его подзащитном. Артур предположил, что Сэм передумал и зовет его. Сквозь полумрак летнего вечера он взглянул на часы: восемь пятнадцать. Он выжат, как лимон, и немного пьян, но ради Сэма найдет в себе силы поехать.

— Мистер Паттерсон, — услышал он, — ваш подзащитный покончил с собой в камере предварительного заключения. Мы только что обнаружили.

У Артура на миг остановилось сердце, и одновременно он почувствовал разлитие желчи. Сейчас его вырвет, или он потеряет сознание, или умрет.

— Что? — прошептал он в трубку.

Сержант повторил. Артур рухнул в кресло и затрясся всем телом.

— Боже мой! Как же вы недосмотрели?

У Сэма была жестокая депрессия — вот уже много месяцев; они были обязаны предвидеть. Психиатры недвусмысленно предупреждали о такой возможности. Но никто по-настоящему не верил… И вот он потерял их обоих. Это было больше, чем Артур мог перенести. Его единственный друг… и единственная женщина, которую он любил… А теперь у него на руках их дочери. Ради всего святого — что же делать? Нужно посоветоваться с Марджори. У них больше никого нет.

Сэм и Соланж ушли из жизни, их девочки остались круглыми сиротами.

Глава 6

— Ты что, Артур, спятил? — Марджори в недоумении уставилась на мужа. Он была так возмущена, даже оскорблена, как будто ее прилюдно раздели догола.

А он-то с надеждой ждал ее возвращения!

Она никак не прореагировала на известие о самоубийстве Сэма. Зато предложение Артура взять к себе Хилари, Александру и Мегану привело его жену в бешенство. А он не видел другого выхода. У бедняжек нет ни родни, ни средств к существованию. А у них с Марджори — большая квартира и прислуга. Всем хватит места — только бы она согласилась!

— Нет, ты окончательно выжил из ума! Мы своих-то детей не захотели иметь, так какого дьявола переворачивать все вверх дном ради чужих?

Артур судорожно глотнул. Голова раскалывалась. Напрасно он не подождал до утра. Сейчас, в подпитии, он боялся, что не найдет подходящих доводов.

— Сэм Уолкер был моим близким другом. На фронте он спас мне жизнь. Их дети нам не чужие.

— Но ты представляешь, какая это ответственность — воспитывать даже одного ребенка? А тут — сразу трое!

— Хилари им вместо матери. Поверь, Марджори, она станет тебе во всем помогать. Честное слово! — Артур вновь почувствовал себя шестнадцатилетним юнцом, который клянчит у матери автомобиль, заранее зная, что ничего не получится. — Кстати, я всегда хотел иметь детей. Это ведь ты решила: мол, не совместить детей и карьеру…

Он с укоризной посмотрел на жену, но она и бровью не повела. Ни малейшей жалости или чувства вины он не прочитал на ее лице — лишь раздражение и злость.

— Я не собираюсь возиться с ними. Для этого у нас нет ни времени, ни места. И потом, это несовместимо с нашим образом жизни. Все, Артур! Забудь и думать об этом! Отдай их в сиротский приют.

Хуже всего было то, что Артур понимал: она ни за что не уступит.

Утром, за завтраком, он все же предпринял вторую попытку — с тем же результатом. Марджори приняла решение, и у него, как всегда, не хватит духу пойти наперекор.

— Я своих детей не хочу — с какой стати мне чьи-то еще? К тому же — их дети! Господи, Артур, да ты не только слепец, но и круглый идиот! Этот человек был убийцей, не говоря уж об остальном. Ты можешь представить, какая у них наследственность? А их мать! — На лице Артура появилось угрожающее выражение, но его жена слишком увлеклась своей речью, чтобы что-то заметить. — Я всегда считала ее французской подстилкой. Бог знает чем она занималась во время войны, прежде чем подцепила Сэма Уолкера.

— Довольно, Марджори, ты сама не знаешь, о чем говоришь. Я присутствовал при их знакомстве.

— В борделе? — съязвила она, и у него появилось сильнейшее желание ее ударить.

Но что толку? Она победила. Он не сможет привести сюда детей Сэма.

— Марджори, не будем заглядывать в публичные дома. Смею тебя заверить, Соланж Уолкер не имеет к ним отношения. Жаль, что ты не хочешь проявить хоть капельку сочувствия. Меня ты этим очень разочаровала.

Не проронив больше ни слова, она отправилась на работу, оставив Артура наедине с его — а вовсе не ее — проблемой.

Что делать? Артур — крестный отец Хилари; что бы ни говорила Марджори, эти девочки ему не чужие. Они — кровь от крови и плоть от плоти его друзей. Сэм и Соланж безгранично любили их. Жизненно важно, чтобы и теперь они не были обделены любовью, не чувствовали себя брошенными. Мысль о том, чтобы их кто-то удочерил, казалась варварской, невыносимой. Но где же выход?

На следующей неделе ситуация осложнилась совместным заявлением няни и горничной: они хотят взять расчет. Хватит с них такой жизни. Возмущенные разразившимся скандалом, они не испытывали жалости к сиротам. Где взять новую прислугу?

Промучившись до конца недели, Артур решил позвонить по телефону, данному ему Сэмом. То был телефон сестры Сэма, Эйлин Джонс. Артур понятия не имел, живет ли она все еще в Бостоне. Но если да, он попробует уговорить ее хотя бы ненадолго взять к себе девочек. Ему нужно развязать себе руки, чтобы сдать квартиру на Саттон-плейс и раздобыть деньги: ведь они оказались практически на нуле. А так у него будет время что-нибудь придумать. Возможно, ему удастся переубедить Марджори. Это бы все упростило. Марджори должна понять: он поступает правильно, а вовсе не сошел с ума. Естественно, придется в чем-то себя ограничивать, но ведь это — живые существа, они стоят всяческих усилий, что бы ни говорила его супруга. Кто, кроме него, позаботится о девочках? Кто?

Первым делом необходимо разыскать их тетю и посмотреть — не возьмет ли она их хотя бы на лето? Не может быть, чтобы она была такой плохой, как описывал Сэм. Все-таки она — его родная сестра, а кровь — не водица.

Он поручил секретарше навести справки в Бостоне и скоро получил подтверждение: Джек и Эйлин Джонсы проживают там в пригороде, Чарлстауне, почти на берегу океана. Превосходное место для летних каникул! Воодушевленный, Артур тотчас набрал номер Джонсов в Чарлстауне.

Для Эйлин его звонок оказался полной неожиданностью. Конечно, она читала в газетах о судебном процессе и самоубийстве брата. Однако она не выказала никаких особых чувств и с ходу спросила: может, Сэм оставил ей деньги?

— Очень мало — потому-то я и звоню. — Артур решил взять быка за рога, выяснить ее отношение. Больше ему не к кому было обращаться. — Вы, должно быть, знаете, что у Сэма и Соланж было три дочери: Хилари, Александра и Мегана. Теперь им некуда деться. Я хотел поговорить с вами. Может, вы приютили бы их, на временной или постоянной основе, как вам будет угодно?

Женщина была ошарашена. Какое-то время она молчала, но потом снова раздался резкий, крикливый голос, так непохожий на приятный баритон ее брата:

— Черт побери! Вы что, сэр, шутки шутите? Три девочки?! Да у меня своих-то нет, за каким чертом я посажу себе на шею Сэмово отродье?

— Но они в вас нуждаются. Если вы их возьмете хотя бы на лето, я тем временем подыщу для них вариант. Просто в данный момент им некуда деться.

Артур взывал к сердцу этой женщины, но у нее было другое на уме.

— Я за это что-нибудь получу?

Артур заколебался, но лишь на мгновение.

— Бесспорно, я дам вам деньги на их содержание.

— Это не совсем то, что я имела в виду, но тоже сойдет.

— Ясно, — Артур начал понимать, почему Сэм недолюбливал сестру, но кроме нее, у девочек никого не осталось.

— Трехсот долларов будет достаточно, миссис Джонс? По сотне за каждого ребенка.

— На какой срок? — в ее голосе звучали подозрительность и алчность.

— Пока я не подыщу для них жилье. Несколько недель… месяц… Может быть, до конца лета.

— Только не дольше. У меня, знаете ли, не сиротский приют. И моему мужу не понравится.

Зато ему наверняка понравятся триста долларов. Со временем можно будет вытянуть из Паттерсона и побольше.

— У вас хватит места, миссис Джонс?

— Есть одна свободная комната. Две девочки могут спать на одной кровати, а для третьей тоже что-нибудь придумаем.

— Это Мегана. Нужна детская кроватка: ведь ей только год с небольшим.

Он хотел спросить, умеет ли она обращаться с маленькими детьми и тысячу других вещей, но не посмел. Все равно нет выбора. Приходится уповать на то, что она сделает все от нее зависящее. А девочки так милы, что она непременно проникнется к ним добрыми чувствами.

Когда Артур привез всех троих в Чарлстаун, стало ясно: любви нет и не предвидится.

Накануне он объяснил Хилари, что они поживут до конца лета у тети Эйлин, и попросил служанку уложить вещи. А потом она тоже может уезжать. Он сказал Хилари и Александре собрать свои любимые игрушки. И умолчал о том, что собирается отказаться от квартиры. Тогда не придется вносить квартирную плату, и он сэкономит немного денег. После Сэма остались одни долги — и никаких надежд на новые поступления. Поэтому Артур спешил расстаться со служанками.

Пока он рассказывал сестрам о предстоящем путешествии в Бостон, Хилари буравила его полным подозрения взглядом. После смерти матери былая ее привязанность к дяде Артуру сошла на нет, сменившись холодностью и отчужденностью, но, возможно, это было проявлением сильной душевной боли. А может, и нет. Трудно сказать наверняка.

— Почему вы нас отсылаете?

— Потому что там вам будет лучше. Ваша тетя живет на берегу океана, в Бостоне. Там хоть не так жарко. Летом в Нью-Йорке можно изжариться.

— Но мы вернемся?

— Конечно.

На Артура накатило чувство вины и страха. Вдруг Хилари догадается, что он их обманывает?

— Тогда почему велели Милли упаковать все вещи?

— Они вам могут понадобиться. Будь умницей, Хилари. Разве тебе не хочется познакомиться с тетей?

Старшая девочка неподвижно стояла посреди комнаты, в желтом кисейном платьице с отделкой из белого пике; блестящие черные волосы — как у Сэма — заплетены в две аккуратные косички; в больших зеленых глазах светится ум (это от матери); на ножках — белые гольфы; туфли начищены до блеска. Она сверлила Артура недетским взглядом, словно подозревая, будто он от них что-то скрывает. В каком-то смысле он побаивался этой девочки, такой умной и сдержанной, такой заботливой по отношению к сестрам. Она стоически перенесла весть о самоубийстве отца, почти не плакала и утешала Александру: мол, папа улетел на небо, чтобы встретиться с мамой. Пятилетняя Александра ничего не поняла, но немного успокоилась, так же, как Мегана. У Хилари было такое чувство, будто Соланж, покидая их, возложила на нее заботу о младших.

— Почему мы ни разу не видели тетю Эйлин? Папа ее не любил? — Она была очень смышленой, эта старшая дочь Соланж, и ничего не принимала на веру. Ее глаза сверкали — совсем как у матери…

— По-видимому, они не были близки, но это еще не значит, что она плохая.

Хилари согласно кивнула. Ей не хотелось спешить с выводами. До поры до времени. Но когда они прибыли в Чарлстаун, на ее лице появилось брезгливое выражение.

Это оказался небольшой панельный дом на окраине. Ставни сорваны с петель ураганом; краска облупилась; двор порос сорняками; две верхние ступеньки крыльца сломаны. Хилари поднялась на крыльцо, держа за руку Александру, а Артур нес Мегану. Няня сопровождала их в этом путешествии, но потом собиралась вместе с Артуром вернуться в Нью-Йорк.

Он несколько раз подергал за шнурок звонка и наконец сообразил, что звонок не работает. Тогда он громко постучал в окно, все время чувствуя на себе тяжелый взгляд Хилари, немо вопрошавший: что они здесь делают? Артур не смел взглянуть в ее сторону: было невыносимо видеть в ее глазах — глазах Соланж — выражение укора и затаенного гнева.