Даниэла Стил - Калейдоскоп

Они продолжались семь месяцев, пока Георгине не исполнилось шестнадцать лет и ее выпустили досрочно, как иногда поступали с несовершеннолетними, способными к самостоятельной жизни. Мать Мейды вышла из тюрьмы и взяла к себе дочь. Хилари осталась одна — против троих подростков, — и прошло несколько дней, прежде чем Луиза подыскала замену Мейде и Георгине. А пока что Луиза посчитала, что комбинация: одна девушка — трое ребят — безопасна, и не дала себе труда запирать двери. Ночью мальчики прокрались в спальню к Хилари. Она оборонялась, как дикая кошка, но силы были неравными, и парни сделали то, зачем пришли. Утром Хилари позвонила даме из органов соцобеспечения и попросила перевести ее в колонию для несовершеннолетних. Она не представила объяснений, а Луизе было наплевать.

В свою последнюю ночь у Луизы она стащила с обеденного стола нож и вилку и приготовилась встретить ночных посетителей. Одному эта вылазка едва не стоила руки; остальные в страхе отступили. Хилари никому ничего не сказала.

Через два дня за Хилари пришли.

Попав в колонию, она ни на что не реагировала и не отвечала на вопросы, поэтому ее поместили в одиночку. Прошло две недели, прежде чем начальство убедилось: девочка здорова, только худа, как спичка, и очень ослабла. Она отказывалась вставать. Они рассудили, что общество других детей пойдет ей на пользу. Диагноз был — «подростковый психоз».

Хилари поставили на работу в прачечной и поместили в спальню, где, кроме нее, было еще пятнадцать девочек. По ночам она слышала возню, вздохи и стоны, но ее не трогали, даже не заговаривали с нею. Через месяц ее направили в другой семейный дом, где было три девочки. Хозяйка попалась хорошая: не то чтоб добрая, но вежливая. И религиозная. Она то и дело унылым, безрадостным тоном читала им проповеди: мол, Господь покарает их, если они не примут веру.

Девочки пытались проникнуть за броню, которой Хилари окружила себя, однако ее молчаливая холодность обескураживала. Так что спустя два месяца ее вернули в колонию, а вместо нее взяли веселую, общительную и на все согласную одиннадцатилетку.

На этот раз Хилари так до конца и осталась в колонии. Она не завела ни одной подруги. Посещала занятия в школе, выполняла порученную работу и запоем читала все, что подворачивалось под руку. Она все продумала. Нужно выйти отсюда и получить образование. Чем усерднее она будет работать, тем больше получит знаний, тем вернее грядущее спасение. И Хилари целиком посвятила себя учебе.

В семнадцатилетнем возрасте она с отличием окончила школу, а на следующий день начальница пригласила ее к себе в кабинет.

— Поздравляю, Хилари. Мы наслышаны о твоих успехах.

«Мы»?

Кроме начальницы, в кабинете никого не было. Никто не приехал забрать отсюда Хилари. Так было девять лет, так будет всегда. Такова уж ее судьба. Она давно смирилась. Вот если бы найти Александру и Мегану… Но и эта надежда теперь казалась хрупкой. Хилари по-прежнему хранила за подкладкой чемодана десять тысяч долларов, но ее уверенность сильно пошатнулась.

Поехать к Артуру?

Да и помнят ли ее сестры?

Александре теперь тринадцать, а Мегане — девять. Она стала им чужой. На всем белом свете у Хилари не осталось никого, кроме нее самой. Поэтому она безучастно взирала на начальницу.

— Спасибо.

— Тебе предстоит сделать выбор.

— Вот как?

Хилари усвоила: слова о выборе не предвещают ничего хорошего — и приготовилась защищаться от новых посягательств. Время, прошедшее с тех пор, как она попала в первый семейный детский дом, научило ее многому.

— Как правило, наши воспитанницы остаются здесь до восемнадцати лет, но если воспитанница оканчивает школу до достижения этого возраста, она имеет право покинуть стены заведения.

— И что это означает? — Хилари подозрительно уставилась на начальницу. Изумрудные глаза были всего лишь двумя отверстиями в стене из стали, которой она отгородилась от всего мира.

— Это означает, Хилари, что ты свободна идти куда хочешь или остаться здесь, пока не решишь, что делать дальше. Ты уже думала об этом?

Еще бы! Только об этом и думала четыре года!

— Немного.

— Ну и… — разговаривать с Хилари было все равно что сидеть в кресле зубного врача во время удаления зуба, но она была лишь одной из многих, слишком сильно обиженных жизнью, чтобы доверять кому бы то ни было. Это трагедия, но ничего не поделаешь. Начальница продолжила: — Ты не поделишься со мной своими планами?

— Я обязана это сделать — иначе меня не выпустят?

У многих подростков родители сидели в тюрьмах; иногда их отпускали на поруки, и они были обязаны представлять сведения о себе. Может, это такой же случай? Однако начальница покачала головой.

— Нет, Хилари, не обязана. Просто мне хотелось помочь…

— Я справлюсь.

— Куда ты поедешь?

— Возможно, в Нью-Йорк. Это мой родной город, я хорошо его знаю.

Проведя полжизни вдали от Нью-Йорка, Хилари все еще считала его родным. Там живут ее сестры…

— Нью-Йорк — очень большой город. У тебя там есть друзья?

Хилари отрицательно мотнула головой. Если бы они были, разве бы она проторчала четыре года в исправительной колонии Джексонвилла? Идиотский вопрос! Зато у нее есть десять тысяч долларов. Она справится и без друзей. Все, что ей нужно, это крыша над головой и работа. Ясно одно: здесь ей делать нечего.

— Когда мне можно будет уйти? — При этих словах глаза Хилари впервые вспыхнули живым огнем.

— На следующей неделе. Постараемся подготовить необходимые документы. Тебя это устроит?

У начальницы было тяжело на душе. Она потерпела полнейшее фиаско, так и не найдя общего языка с этой упрямицей. А впрочем, никогда нельзя заранее знать, кто из них приспособится к местным порядкам, а кто нет. Женщина встала и протянула Хилари руку. Та осторожно пожала ее, словно ожидая подвоха.

— Как только все будет готово, мы тебя известим.

— Спасибо.

Хилари вышла из кабинета и направилась в свою каморку. Она — выпускница и больше не обязана делить спальню с соседками. А через несколько дней и вовсе выйдет на свободу.

Она долго лежала на своей койке, глядя в потолок. Все кончено. Позади — восемь лет унижений, страданий и всепоглощающего страха. Зато теперь она сама себе хозяйка. И Хилари улыбнулась — в первый раз за долгие месяцы.

Через неделю она заняла место в автобусе. Без печали, без сожалений, не оставив позади ни одного друга либо подруги. Девушка с жестким, холодным взглядом изумрудных глаз. Она устремилась навстречу новой жизни, в мир, которого совсем не знала. Зато кошмары ада остаются позади.

Автобус делал остановки в Саванне, Роли, Ричмонде, Вашингтоне и Балтиморе; через двое суток он достиг Нью-Йорка. Всю дорогу Хилари тихонько сидела у окна. Другие пассажиры время от времени заговаривали с ней, например, когда автобус делал остановку или приходило время устраиваться на ночь. Двое моряков даже попытались сфотографировать ее, но она дала столь энергичный отпор, что никто больше не пытался с ней заигрывать.

В Нью-Йорке она вышла из автобуса — одинокая, трепещущая фигурка. Дома, наконец-то она дома — после девяти лет разлуки! Тогда она была маленькой девочкой; прошло всего три дня с тех пор, как отец покончил с собой, и ей предстояло немного погостить у тети в Бостоне. Однако должны были пройти все эти годы, прежде чем она смогла вернуться обратно.

Чиновники из комиссии по делам несовершеннолетних дали Хилари двести восемьдесят семь долларов, чтобы начать новую жизнь, и у нее еще было десять тысяч от Эйлин.

Первым делом она посетила банк на Сорок второй улице, а вторым — поселилась в небольшой гостинице в районе Тридцатых улиц на Ист-Сайд. У нее был скромный одноместный номер, так что ее никто не беспокоил. Она питалась в кафетерии на углу и постоянно просматривала объявления в газетах — в поисках работы. В школе она обучилась машинописи — и только. Поэтому у Хилари не было иллюзий относительно своего будущего. Придется начинать с нуля. Но у нее были кое-какие планы.

Женщины, с которыми она имела дело в последние годы, оставили в ее душе глубокий след. Она ни за что не станет такой, как они. Будет работать, а по вечерам учиться в колледже. И в один прекрасный день она станет «кем-то» — Хилари торжественно поклялась себе в этом. Обязательно!

На второй день своего пребывания в Нью-Йорке она посетила универмаг «Александра» на Лексингтон-авеню и истратила пятьсот долларов на одежду. По ее меркам — огромная сумма, но если она хочет устроиться на приличную работу, нужно выглядеть соответственно. Она отдавала предпочтение темным расцветкам, незамысловатым, но элегантным фасонам; приобрела несколько юбок и кофточек, лакированные туфли-лодочки и сумочку в тон. Хилари примерила все это и с удовлетворением отметила: из зеркала на нее смотрела хорошенькая молодая девушка, по которой ни за что нельзя было сказать, что она прошла через чистилище.

В первом месте, куда Хилари обратилась, ей сказали, что она не подходит по возрасту. В трех других требовалось умение стенографировать. И, наконец, в одной бухгалтерии ее встретил тучный, лысый тип, от которого вовсю несло потом; он пыхтел и постоянно вытирался носовым платком.

— Печатать умеешь?

Он стоял, глазел на нее и ухмылялся. Но она имела дело и не с такими и ни капельки не испугалась. Главное — ей нужна работа. Она не может вечно жить на быстро уплывающие деньги и согласна на него работать, если он будет прилично себя вести.

— А стенографировать? — Хилари покачала головой, но ему, казалось, было все равно. — Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, — солгала Хилари, наученная первым собеседованием. Кому охота связываться с несовершеннолетними?

— Училась на секретаря?

Хилари снова сделала отрицательный жест. Мужчина встал, держа в руках какие-то бумаги, и, словно затем, чтобы показать ей их, обошел вокруг стола. Однако, приблизившись к Хилари, он протянул руку к ее груди. Девушка со скоростью молнии вскочила на ноги и, не успев подумать о последствиях, заехала ему по лицу. Оба одновременно ахнули. Лысый выпучил глаза.

— Только попробуй еще раз дотронуться — подниму такой шум, вся полиция сбежится! — Зеленые глаза полыхнули огнем; все тело напряглось. — Как вы смеете!..

Ну почему они все такие? Дядя Джек… Девочки в семейном детском доме… Мальчишки… Все хотели от нее одного и того же. Хилари не понимала, какую роль в этом играла ее красота, воспринимала их домогательства как Божье наказание за какой-то неведомый ей ее проступок. Но это несправедливо! Она медленно попятилась к двери, не спуская с лысого глаз.

— Послушайте… Я извиняюсь… Большое дело! Мисс… как вас там?.. Да ну, бросьте!.. — и он заковылял к ней, но она резко хлопнула дверью у него перед носом.

Потом Хилари, чувствуя себя страшно подавленной и как будто оскверненной, пешком шла в гостиницу. Неужели она так и не найдет работу?

Но работа нашлась: ей предложили место секретаря в бюро по найму. Там устраивали ее внешность, опрятность, исполнительность, умение прилично печатать на машинке и толково отвечать на телефонные звонки. И хотя в бюро заподозрили, что Хилари прибавила себе лет, они не придали этому значения. Ей посулили девяносто пять долларов в неделю — для Хилари это была огромная сумма, просто манна небесная! Она тотчас дала согласие и как на крыльях полетела к себе в отель, чтобы подготовиться к первому рабочему дню.

Осталось еще одно дело; Хилари решила заняться этим после обеда. Неизвестно, будет ли потом у нее время.

Она не хотела вести этот разговор по телефону. Нет, она встретится с ним лично. Один только раз. Получит информацию и отправится по адресам. От этой мысли она вся затрепетала.

Хилари надела простое платье цвета морской волны, темные чулки и лакированные лодочки. Волосы она завязала узлом на затылке — это делало ее солиднее. Она умылась, вытерла лицо грубым гостиничным полотенцем и сошла вниз. Ехать автобусом означало потерять слишком много времени, и Хилари взяла такси.

И вот она стоит на перекрестке Сорок восьмой улицы и Парк-авеню, перед небоскребом из стекла и хрома.

Лифт, подрыгивая, доставил Хилари на тридцать восьмой этаж. Девушка затаила дыхание: вдруг застрянет? Она еще не бывала в подобных зданиях. Однако память сохранила кое-какие впечатления детства. Морской круиз вместе с родителями во Францию, на пароходе «Либерте»… Их квартира на Саттон-плейс… Чаепития в отеле «Плаза»… Пирожные, горячий шоколад и тонны взбитых сливок…

А потом — та страшная ночь, когда погибла мама… Обвинения, которые они с отцом бросали друг другу в лицо…