Дверь лифта бесшумно отъехала вбок, и Хилари очутилась в приемной с пушистым ковром во весь пол; за письменным столом восседала молоденькая секретарша в розовом полотняном костюме, с коротко стриженными белокурыми волосами. Она была как две капли воды похожа на любую другую секретаршу. Хилари подумала: с завтрашнего дня и ей предстоит пополнить своей особой ряды представительниц этой профессии. Но вряд ли она будет соответствовать стандарту. Никогда ее не назовут «милашкой». Она не станет обесцвечивать волосы и производить впечатление девицы, готовой на любые услуги. Хилари Уолкер останется серьезной и сдержанной, как сейчас.

— Я к мистеру Паттерсону.

— Он вас ожидает?

Девушка излучала доброжелательность, но Хилари не ответила на улыбку и честно мотнула головой. В глубине души она чувствовала некоторую растерянность: ее подавляла роскошь обстановки. Однако она не показала виду.

— Нет. Но мне нужно срочно с ним увидеться.

— Представьтесь, пожалуйста, — все с той же ослепительной улыбкой попросила секретарша.

— Хилари Уолкер, — и зачем-то добавила: — Он мой крестный отец.

— Ах, вот как! — удивилась мисс Улыбка и, нажав на кнопку, что-то неслышно пробормотала в микрофон. Это было частью профессии: говорить так, чтобы рядом ничего не разобрали. «Мистер такой-то… хочет вас видеть, сэр… Ах, вас нет?.. Что ему сказать?..» Хилари тоже предстоит освоить это искусство.

И вдруг маленькая блондиночка удивила Хилари. Она еще раз лучезарно улыбнулась и показала на правую дверь.

— Прошу вас. Секретарь мистера Паттерсона проводит вас куда нужно.

Девушка явно была под впечатлением. Не так-то это просто — попасть на прием к Артуру Паттерсону. Но раз эта молоденькая посетительница его крестная дочь…

Хилари вошла в дверь справа от ее стола и очутилась в длинном коридоре; под ногами вилась ковровая дорожка. Фирма занимала целый этаж; в конце коридора виднелся холл, уставленный книжными полками с юридической литературой. Там же стояло несколько письменных столов, за которыми работали ассистенты мистера Паттерсона. Хилари никогда не бывала здесь, даже в детстве. Впрочем, кажется, он переехал…

— Мисс Уолкер? — К ней подошла немолодая женщина с коротко подстриженными седыми волосами и доброй улыбкой.

— Да.

— Мистер Паттерсон ждет вас.

Можно было предположить, что все спланировано заранее — как будто он предвидел, что она придет, — девять лет ждал этого. Но что он мог предвидеть — сидя здесь? Что он знал о жизни таких, как Эйлин и Джек; и о том, как она ухаживала за умирающей Эйлин, а потом отбивалась ножом от насильника; и как много лет не наедалась досыта; и о Мейде с Георгиной… И даже о вонючем борове, на днях проводившем «собеседование»? Что он знал о жизни?

Ей же было известно, что он сгубил ее мать — все равно что убил своими руками. Потом отца… А теперь восседает в роскошном кабинете, и ей нужно от него только одно… А потом она исчезнет из его жизни, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах больше не встречаться!

Пожилая секретарша постучалась в дверь с аккуратной, отделанной кожей медной табличкой: «Артур Паттерсон». Изнутри донесся все еще знакомый голос: «Войдите!» Хилари вспомнила, как он лгал ей восемь лет назад: «А ты ненадолго останешься здесь, Хилари. Потом я приеду за тобой». Он не выполнил обещания, но это уже не имело значения, она все равно ненавидела бы его. Ей живо припомнилось, как в миг их отъезда она упала на колени посреди проезжей части и, рыдая, выкликала сестер… Хилари сделала над собой усилие, чтобы сдержаться и не заплакать. Все это уже позади… почти все. Восемь лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела Александру и Мегану…

— Можете войти, — напомнила седовласая секретарша и, открыв перед Хилари дверь, посторонилась, давая ей дорогу. Та решительно шагнула в кабинет.

Она не сразу заметила сверкающий стеклом и хромом письменный стол прямо перед огромным, во всю стену, окном, из которого был прекрасный вид на центр Нью-Йорка. А за столом сидел Артур Паттерсон, поразительно неуместный среди Современной обстановки. Ему исполнилось пятьдесят, а выглядел она на десять лет старше: худой, долговязый, с первыми признаками облысения и скорбными глазами на бледном лице. В эту минуту он был гораздо бледнее обычного.

Он поднялся из-за стола и впился в Хилари взглядом, точно увидел привидение. Перед ним стояла высокая, очень красивая девушка с глянцевитыми черными волосами — в точности как у Сэма. Однако на этом сходство кончалось.

На него в упор смотрели глаза Соланж; это была ее посадка головы, ее горделивая осанка. Так же гордо шествовала она по Рю д'Арколь в Париже двадцать один год назад. Видение из прошлого… Стоило перекрасить волосы в рыжий цвет — и перед ним оказалась бы живая Соланж… Но со злыми, колючими глазами и выражением ненависти на лице. Никогда Соланж не была такой. Все в этой девушке словно говорило: только попробуйте меня задеть — убью!

Артуру стало страшно. Какие же испытания выпали ей на долю, если она так озлобилась?

Главное, она жива и здорова, стоит перед ним в его кабинете, повзрослевшая и на редкость привлекательная. Свершилось чудо! Артур сделал шаг навстречу, протянул руку — помириться, забыть прошлое! Все равно что к нему вернулись Сэм и Соланж — в сияющем ореоле чудесной молодости!

Но девушка отпрянула — и Артур застыл на месте как вкопанный. Между ними выросла стена.

— Хилари, как ты?

Не поздно ли спрашивать? Больше всего она ненавидела в этом человеке его малодушие. Только теперь она в полной мере осознала, какой же он трус. Ни капли мужества! Вот почему он оставил ее на произвол судьбы, предал их всех. «Кишка тонка», — говорила о нем Соланж много лет назад. Хилари этого не знала, а если бы знала, согласилась бы с матерью.

— Прекрасно.

Она не собиралась попусту тратить время. Ее привела сюда не жажда примирения, а необходимость получить ответ на один-единственный, жизненно важный вопрос. Только это поддерживало ее все годы.

— Где мои сестры?

Хилари не сводила с Артура холодных как лед глаз и не понимала, что именно — горе или страх — парализовало этого человека. Она затаив дыхание ждала ответа.

Если минуту назад Артур Паттерсон был бел как мел, то теперь он и вовсе стал похож на покойника. Он понял: ее не обмануть, не запугать, не убаюкать воспоминаниями. Все, что ей нужно, — это знать, где ее сестры, а как раз этого он и не мог ей сообщить при всем желании.

— Хилари… давай присядем.

Он показал на кресло, но она тряхнула головой.

— Не собираюсь рассиживаться. Вы погубили моих родителей, разрушили нашу семью. Мне нечего вам сказать. Я хочу знать, где находятся Александра и Мегана. Вот и все. Ответьте на мой вопрос, и я вас больше не потревожу.

Хилари терпеливо ждала. Гордая посадка головы, некогда делавшая Соланж такой неповторимой, сводила Артура с ума. Он смотрел на Хилари, а видел другую женщину. Но от Хилари не скрыться, не убежать — даже в прошлое. Через столько лет она грубо вторглась в его жизнь, и отныне с этим придется считаться.

У него появилось ощущение, будто ей известно больше, чем он предполагал. Но он не стал задавать вопросов, а сказал правду — с болью и раскаянием. Им владело горькое сожаление о том, что было и уже не вернется.

Он был свидетелем распада семьи Уолкеров. Возможно, Хилари права и он действительно приложил к этому руку. Он так и не оправился от удара. Не завел новую семью после того, как много лет назад его бросила Марджори. И он — в ответе за все, что случилось, даже за страшную судьбу Сэма.

Как объяснить все это Хилари? Как оправдаться перед зеленоглазым судией? Бог знает, через что ей пришлось пройти за эти восемь лет.

— Хилари, мне неизвестно, где они теперь. Я и о тебе ничего не знал. Семь лет назад отправился в Бостон, но Джонсы уже уехали и никому не оставили новый адрес.

Его голос осекся; он вдруг уличил себя в том, что тогда, семь лет назад, даже испытал облегчение при мысли, что теперь не нужно будет встречаться с той, что судила его строже остальных. Возможно, Хилари это почувствовала. У нее были всевидящие, умудренные жизнью глаза и, может быть, не умеющее прощать сердце. В этой девушке не осталось ничего мягкого, доброго. Она как будто сделана из гранита, колючей проволоки, битого стекла и стали. Артур угадал: в глубине ее души гнездятся чудовища. И испугался. Вероятно, представься ей такая возможность, она стала бы мстить… Учитывая обстоятельства, он не осудил бы ее за это.

— Вы не очень-то ревностно искали, — съязвила она. Не нужны ей его оправдания! — Мы переехали во Флориду.

— А дальше? — Артур испытывал потребность знать, что с ней произошло, почему она стала такой. В горле застрял комок. Только бы не разрыдаться. — Что было дальше?

Ах, если бы она села… Они поговорили бы… Хилари должна выслушать… Он ей все расскажет. В первую очередь — о Марджори, которая теперь заседает в Верховном суде. О том, почему он не мог взять девочек к себе и почему никто другой не согласился удочерить всех троих. Почему он поступил так, а не иначе.

— Джек с Эйлин… все еще там? Они хорошо с тобой обращались?

Хилари разразилась горьким смехом травленого звереныша. Сверкнули изумруды глаз. Она вспомнила Джека в ту злополучную ночь. И какое жалкое зрелище являла собой Эйлин перед смертью…

— Эйлин умерла, и меня отдали в семейный детский дом. Последние четыре года я провела в колонии для несовершеннолетних. Теперь я свободна, мистер Паттерсон, и никому ничем не обязана. Вам меньше чем кому бы то ни было. Все, что мне нужно, это разыскать сестер.

Сердце бешено стучало у нее в груди. Неужели это ничтожество потеряло след Александры и Меганы?

Артур пришел в ужас.

— Почему ты не позвонила мне, когда она умерла? Тебе не было необходимости отправляться в детский дом или колонию. — Он даже помыслить не мог о такой возможности. — Прости, Хилари. Она снова дала по нему залп.

— Не пудрите мне мозги. Вам сроду не было до нас дела, нет и теперь. Легко прикидываться несчастненьким и просить прощения! По правде говоря, мне на это наплевать. В моей судьбе это ничего не изменит. Сообщите мне их местонахождение. И не смейте уверять меня, будто вы этого не знаете. Вы должны знать. Вы сами их туда поместили.

Ей никогда не приходило в голову, что этот человек способен потерять их из виду. Так же, как и ее. Она смотрела на него в упор и не видела ничего, кроме страха, вины и раскаяния. Он ее боялся!

Артур бессильно опустился в кресло и в отчаянии покачал головой.

— Александру удочерил один из моих партнеров. Он женился на красивой девушке из хорошей семьи, на много лет моложе его. У них не было своих детей, и когда я рассказал им об Александре, они загорелись желанием удочерить ее. Они ее боготворили! — он с мольбой устремил взгляд на Хилари, словно надеясь смягчить ее сердце. Но зеленые глаза были все так же холодны, хотя у нее и дрожали руки. Хилари тоже села и слушала, стараясь не пропустить ни единого слова. — Ну вот, — продолжал Артур. — Они повезли Александру в Европу, путешествовали всюду… А через полгода Джордж скончался от инфаркта. Маргарет была убита горем. Когда я слышал о ней в последний раз, она вместе с девочкой отдыхала на юге Франции. Мы отправили в Париж все документы, касающиеся наследства, и больше я ничего о ней не знаю. Видимо, она так и осталась в Европе, но я не уверен в этом…

Его голос замер; из глаз выкатились две крупные слезы.

— Значит, вам не известно, где сейчас Александра, — резюмировала Хилари. — Как фамилия ее приемной матери?

— Горхэм. Маргарет Горхэм. Но она могла вторично выйти замуж… Мало ли что могло случиться. Возможно, она вернулась в Штаты, но не думаю, чтобы она была в Нью-Йорке, иначе до меня дошли бы вести.

Он с тоской посмотрел на Хилари.

— А Мегана?

— Ее удочерили Дэвид и Ребекка Абрамсы, сразу же после… — слова давались Артуру с огромным трудом, — после того, как я привез ее в Нью-Йорк. Дэвид не был полноправным компаньоном: просто работал на нашу фирму. Спустя несколько месяцев они уехали в Лос-Анджелес. Его жена тоже юрист; им предложили совместную работу. Главное, они стремились начать с чистого листа. Это было специально оговорено. Полное прекращение всех контактов, Мегана должна была начать новую жизнь — как их родная дочь. Я не знаю, где они и что с ними. Если Дэвид — член Лос-Анджелесской ассоциации юристов, я мог бы найти его. Но там ли он еще?..

— Сукин ты сын! — в сердцах воскликнула Хилари. — Позволил, чтобы нас разметало, по свету. Думал, избавишься от нас и избавишься от чувства вини. Ну и как, помогло? Вряд ли! — Хилари видела его насквозь. — Твоя жизнь тоже разбита. Поделом тебе. Ты заслужил все свои несчастья. Желаю вам гореть в аду, мистер Паттерсон! Живите с этим до конца вашей ничтожной жизни! Вы убили двоих взрослых и погубили троих детей. Пять загубленных жизней на вашей совести! — Она приблизилась и с презрением посмотрела на него сверху вниз. — Как вам спится по ночам? Не думаю, что очень хорошо. И одному Богу известно, что случилось с этими бедняжками. Одному Богу известно, на какие мучения вы их обрекли. Я знаю только, в какой ад превратилась моя собственная жизнь. Но она еще не кончена. Я не позволю вам окончательно втоптать меня в грязь! Я еще поднимусь, еще сделаю из своей жизни что-нибудь путное. И может быть, найду сестер… может быть… Ну, а пока… — Хилари медленно направилась к двери; по щекам текли слезы. Она так многого ждала от этого свидания, а этот негодяй снова подвел ее. — Я не желаю с вами знаться, Артур Паттерсон. Я палец о палец не ударю, чтобы успокоить вашу совесть. Мы больше не «друзья», дорогой «крестный»! — Хилари остановилась и произнесла слова, которые преследовали его до конца его жизни: — Никогда не прощу вам того, что вы с нами сделали. Я до гробовой доски стану проклинать вас. Запомните это!