Тем временем двое его партнеров настойчиво добивались аудиенции. Подходил срок передачи в суд материалов по трем крупным делам, и как раз поступила важная информация по всем трем. Это несколько вознаградило Джона за только что испытанное разочарование. В полдень он принял решение. Он хорошо поработал и может отложить все дела до понедельника. Родители ждут его не раньше чем к ужину. Если успеть на двухчасовой рейс местного самолета из аэропорта «Гвардия», в три часа он будет в Бостоне и сможет еще наведаться в Чарлстаун. Может, удастся выяснить что-то новое о Хилари Уолкер. Он и так обладал достаточной информацией для поездки в Джексонвилл, но привык тщательно отрабатывать каждую ниточку, ставя все точки над «i». И потом, вдруг он найдет дополнительную зацепку, которая приведет его к сестрам? В любом случае стоит попытаться.

На всякий случай он оставил секретарю свои координаты и взял такси до дома. На сборы ушло ровно десять минут. Джон прекрасно знал, что ему может понадобиться во время уик-энда с родными. В час он уже катил в аэропорт местного назначения, а в три десять самолет приземлился в Бостоне. Джон взял напрокат автомобиль и через полчаса добрался до Чарлстауна.

Он еще раз сверился с адресом. Нисколько не изменившиеся (разве что к худшему) улицы Чарлстауна произвели на него гнетущее впечатление, особенно эта часть пригорода рядом с верфью. Покосившиеся дома с обшарпанными стенами… Скорее всего по ночам здесь раздолье для крыс. Жуткая дыра. А дом, возле которого он остановился, был одним из худших. С минуту Джон молча обозревал его, стоя на тротуаре. Сорняки доставали до плеч. Пахло помойкой. Входная дверь имела такой вид, словно вот-вот сорвется с петель.

Джон осторожно, стараясь избегать сломанных ступеней, поднялся на крыльцо и постучал.

Дверной звонок был испорчен. Внутри послышался шум, но долгое время никто не выходил. Наконец показалась пожилая женщина и, рассеянно уставившись на Джона, спросила, что ему нужно.

— Я ищу Эйлин и Джека Джонсов. Когда-то они жили в этом доме. Вы их не знаете?

Он говорил очень громко, на случай, если старуха туговата на ухо.

— Нет, не слыхала. Спросите Чарли, через улицу. Он живет здесь с самой войны.

— Спасибо.

Джон успел мельком заглянуть в недра дома — ужасающий вид! Он понадеялся, что в ту пору, когда здесь жила Хилари, все было не настолько плохо. Хотя это было трудно себе представить. Трущобы и есть трущобы.

— Большое спасибо, — повторил Джон и дружелюбно улыбнулся. Старуха захлопнула дверь у него перед носом.

Он окинул взглядом улицу. Может, поговорить с прочими обитателями здешних мест? Прежде всего — зайти в дом, указанный старухой. Интересно, можно ли здесь кого-нибудь застать в четыре часа дня в пятницу? Однако старик, которого женщина назвала Чарли, спокойно дымил трубкой у себя на крыльце, беседуя с шелудивой собакой.

— Привет, — бросил он подошедшему Джону.

— Привет. Вас зовут Чарли?

Джон Чепмен умел разговаривать с людьми и, если интересы дела требовали его личного участия, запросто добивался от них откровенности. Сейчас он особенно старался, так глубоко задело его поручение Артура Паттерсона.

Он вспомнил Сашу: как он пытался выказать ей свою любовь, а она не поняла. Для нее существует один балет… и Центр Линкольна… и репетиции. Все остальное может катиться к черту. Возможно, и он тоже.

— Да, я и есть Чарли. Кому я понадобился?

Джон протянул руку.

— Меня зовут Джон Чепмен. Я разыскиваю людей, живших здесь много лет назад — в доме напротив. Эйлин и Джека Джонсов. Вы их случайно не помните, сэр?

Он всегда был очень вежлив, доброжелателен и легко вызывал собеседника на откровенность.

— Ясное дело, помню. Когда-то я помог Джеку устроиться на работу. Но он недолго продержался. Пил, как последний сукин сын, да и она не отставала. Я слышал, будто это-то и свело ее в могилу.

Джон кивнул, словно уже знал о смерти Эйлин. Это всегда срабатывало.

— Я работал на верфи, — продолжал старик. — Чертовски выгодная работа, особенно в военное время. В детстве у меня был ревматизм, так что пришлось всю войну вкалывать у родного порога, рядом с женой и детишками. Может, оно и непатриотично, но я считаю — повезло.

— У вас, значит, были дети?

— Все они давно выросли. — Старик печально, не вынимая трубки изо рта, покачался взад-вперед. — А жена умерла. Летом будет четырнадцать лет. Добрая была женщина. — Джон сочувственно кивнул. — Мальчики-то меня не забывают, наезжают иногда. А дочка — в Чикаго, ездил к ней на прошлое Рождество. У нее шестеро ребят и муж-священник.

Джон с интересом слушал, гладя собаку. Когда Чарли умолк, он спросил:

— А вы не помните трех маленьких девочек, которые жили у Джонсов тридцать лет назад? Если быть точным — летом пятьдесят восьмого. Одной было девять, другой пять, а младшей — год с небольшим.

— Нет, не помню. У Джека с Эйлин не было детей. Они были плохими людьми. Только и делали, что дрались. Однажды пришлось вызывать полицию. Он чуть ее не прикончил.

Подходящий дом для трех маленьких девочек!

— Они были ее племянницами. Их привезли на лето, но старшая потом так и осталась у Джонсов.

Эта попытка оживить память Чарли неожиданно увенчалась успехом. Старик наморщил лоб и вдруг потыкал в сторону Джона.

— Точно, припоминаю! Жуткая история. Их отец убил свою жену, а потом и сам с горя наложил на себя руки. Пигалицы остались сиротками. Сам-то я видел их всего один раз, но Рут — это моя жена — часто убивалась: какие они славные… как Эйлин над ними издевается… Это было просто преступление — привозить их сюда. Эйлин морила бедняжек голодом. Рут пару раз относила им кое-какую еду, но, должно быть, Джек с Эйлин сами все съедали, а детям не доставалось ни крошки. Не знаю, что с ними было дальше. Эйлин заболела, и они все уехали в Аризону… или в Калифорнию… в теплые края. Но она все-таки умерла. Зеленый змий свел ее в могилу. Не знаю, что стало с бедняжками. Может, они остались с Джеком.

— Только одна. Младших тем же летом забрали.

— Думаю, Рут могла бы вам многое порассказать. А я не помню.

Старик задрал голову и смотрел куда-то ввысь, словно пытаясь вспомнить что-нибудь еще, но это было так давно… еще при Рут. И горько и сладко уноситься мыслями в прошлое. Чарли совсем забыл о присутствии Джона и только качался взад и вперед, сидя на верхней ступеньке. Его воспоминания не дали Джону желанной зацепки, но все же кое-что прояснилось. Возможно, в этом кроется ответ, почему Артур остро чувствует свою вину. Он догадывался, на какие мучения обрекает девочек, но тем не менее оставил их здесь — по крайней мере Хилари. Бросил на произвол судьбы — или еще хлеще — на произвол Джонсов. Можно только гадать, каково им приходилось.

— Как вы думаете, еще кто-нибудь из местных жителей может мне что-нибудь рассказать?

Чарли покачал головой.

— Мы живем здесь дольше всех. Остальные соседи — десять, пятнадцать лет. Здесь мало кто задерживается. — «Еще бы! — подумал Джон. — Старший сын предлагал забрать меня к себе, но я привык. Здесь умерла его мать… И я тоже здесь умру. Мне нет резону уезжать».

— Большое спасибо за помощь, — сказал Джон.

Чарли в первый раз посмотрел на него с нескрываемым любопытством.

— А зачем вам понадобились Эйлин с Джеком? Им что, оставили наследство?

Вряд ли, конечно, но все-таки интересно! Джон энергично мотнул головой.

— Нет. Я ищу тех трех девочек. По просьбе старинного друга их родителей.

— Долгонько же он собирался! — Джон не мог с этим не согласиться.

— Знаю. Поэтому и говорю, что вы мне очень помогли. В нашем деле приходится складывать картину из крохотных кусочков. Кто-то вспомнит одно, кто-то — другое… С вами мне повезло, Чарли, большое спасибо.

Он крепко пожал старику руку. Тот помахал в воздухе трубкой.

— И хорошо платят за такую работу? Все равно что искать ветра в поле.

— Да, похоже. — Первый вопрос Джон предпочел оставить без ответа. Он спустился с крыльца и сел в свой автомобиль. На этот раз улица показалась ему еще более омерзительной. Он представил себя на месте Артура, увозящего младших сестер, — а Хилари смотрит вслед… Как он мог оставить ее в этой клоаке?

Дорога до дома родителей заняла меньше часа. Старший брат уже приехал и вместе с отцом пробавлялся джином и тоником на террасе.

— Привет, папа! Отлично выглядишь!

И в самом деле, старику можно было дать скорее шестьдесят, чем около восьмидесяти. Он говорил твердым голосом без дрожи, не облысел и неплохо держался на длинных ногах, когда подошел обнять среднего сына.

— Как поживает паршивая овца?

Они вечно подтрунивали над Джоном, но любили и гордились им. Он красив, удачлив в делах и живет интересной, насыщенной жизнью. Жалко, что развелся с женой. Им хотелось дождаться новых внуков.

— Привет, Чарльз, — Джон кивнул брату.

Между ними существовала некоторая натянутость, но лишь небольшая. Брат Джона был совладельцем процветающей юридической фирмы в Нью-Йорке. Ему исполнилось сорок шесть лет; он был признанным авторитетом в области международного права, имел симпатичную жену и троих детей. По меркам Чепменов, Чарльз преуспел больше остальных, но Джону казалось, будто в его жизни чего-то недостает. Может быть, азарта.

В это время из дома, в обнимку со свекровью, вышла жена Чарльза, Лесли. При виде Джона мать радостно воскликнула:

— А, блудный сын явился! Все так же пышешь здоровьем! Чем занимаешься? — и она прижала Джона к груди.

В свои семьдесят мать все еще была интересной женщиной — даже в простом платье из хлопка. Волосы завязаны узлом на затылке; на шее нитка жемчуга — свадебный подарок мужа; пальцы унизаны кольцами, переходившими из поколения в поколение.

Когда она отпустила Джона, он ответил на ее вопрос:

— Так, есть кое-какая работенка. Начал небольшое расследование.

Мать с видимым удовольствием любовалась сыновьями. Оба красавцы, оба умники, хотя и не похожи друг на друга. Ей были дороги все три сына, но втайне она отдавала предпочтение Джону.

— Я слышала, ты увлекся балетом, — съязвила Лесли, разглядывая на свет бокал с «Кровавой Мери».

Никто, кроме самого Джона, не заметил подколки. Очевидно, подумал он, Лесли принадлежит к тем женщинам с мелкой душонкой, которым вечно чего-нибудь не хватает. Вроде бы у нее есть все: две прелестные дочки и замечательный сын, преуспевающий муж… Однако она не переставала завидовать — особенно Джону. Почему-то у нее было такое чувство, как будто он в чем-то обскакал Чарльза.

— Вроде бы раньше ты не интересовался танцами, — не унималась Лесли.

— Никогда нельзя знать заранее, — уклончиво ответил Джон. Откуда она знает о Саше? Не иначе как тайно встречалась с любовником в «Русской чайной»?

Приезд Филипа положил конец словесной перепалке. Тот только что вернулся из путешествия по Европе и сильно загорел. Семья Филипа жила в Коннектикуте; он был заядлым игроком в теннис, имел сына, дочь и жену — веснушчатую голубоглазую блондинку. Они с Филипом вместе учились в школе, а он женился, будучи студентом. Патти славилась тем, что неизменно выигрывала все соревнования по теннису, проводившиеся в Гринвиче.

Словом, Чепмены были образцовой семьей — вот только Джон время от времени откалывал какой-нибудь номер.

Привезти с собой Сашу значило бы неимоверно усложнить ситуацию. Хватит с него Элоизы. Та умела, когда хотела, быть приятной в общении, но приходило вдохновение — и она по многу часов подряд стрекотала на машинке, не выходя из комнаты. Это бесило Лесли и огорчало мать Джона: той казалось, что невестке скучно. Да, с Элоизой было нелегко. Но Саша — та и подавно повергла бы все семейство в шок — со своими джинсами в обтяжку, мелочными придирками и истериками. Джон грустно усмехнулся.

— Над чем смеется средний брат? — Это подошел Филип и хлопнул его по плечу. Вместо ответа Джон постарался вызвать его на разговор о матушке-Европе.

Все они были милейшими людьми, Джон их искренне любил, но в их обществе умирал от скуки. Поэтому он испытал облегчение, когда наступило воскресенье и можно было сразу после обеда трогаться в обратный путь. Ему было стыдно за такие мысли и чувства, но до чего же серьезную, примитивную жизнь они ведут! Всякий раз к концу уик-энда он начинал чувствовать себя белой вороной. Хорошо хоть мать довольна. Каждый из сыновей преподнес ей что-нибудь по ее вкусу. Джон купил красивую булавку с бриллиантами и такой же браслет. Чарльз подарил ей акции (Джон считал такой подарок несколько странным, но мама приняла его с благодарностью), а Филип сообщил, что приготовил нечто такое, о чем она давно мечтала, да так и не собралась купить, — фортепьяно. Его доставят в понедельник. Джон пожалел, что сам до этого не додумался. Но мама искренне радовалась и булавке с браслетом.