Даниэла Стил - Калейдоскоп

— Видите, как обстоят дела. Поэтому я и стараюсь надолго не отлучаться.

Она пригласила Джона поужинать у нее дома. То была бедная, скромно обставленная хижина. На полу лежало несколько красивых самодельных ковриков — Мегана покупала их у местных женщин. Она приготовила жаркое, и они приятно провели вечер за беседой о ее юности, друзьях и родителях, которых она глубоко и нежно любила. Она испытывала бесконечную признательность за все, что они для нее сделали, но не осталась равнодушной к известию о том, что когда-то у нее была другая семья.

Раскрасневшаяся от волнения и вина, она казалась юной девушкой.

— Нет, правда, это так интересно — дух захватывает!

Джон дружески потрепал ее по руке. Из всех троих эта производила впечатление наиболее твердо стоящей на ногах.

Потом она подбросила его в мотель на том же самом джипе, подаренном ей родителями перед отъездом в горы. Джон с удовольствием продолжил бы беседу с ней в залитой лунным светом комнате, но к половине пятого утра Мегане предстояло заступить на дежурство.

— Я вас увижу первого в Коннектикуте? — спросила она.

— Да. Я обещал мистеру Паттерсону присутствовать при вашей встрече. По крайней мере вначале, когда нужно будет всех знакомить.

— Тогда до встречи! — Она помахала ему рукой из джипа.

Джон долго смотрел вслед. Над его головой в кронах деревьев ухали совы. Свежий ветер с гор приятно холодил щеки. И он вдруг ощутил желание остаться здесь навсегда.

Александра уложила свои вещи — теперь предстояло заняться багажом дочерей. Анри встретил ее на лестнице и грубо сжал локоть.

— Я думал, ты меня поняла. Я запретил тебе ехать в Нью-Йорк.

— Анри, мне очень нужно.

Ей не хотелось ссориться. Она должна это сделать — вот и все. Нет смысла ее удерживать. Анри последовал за ней в их общую спальню и гневно уставился на заполненные, но еще не закрытые чемоданы.

— Почему ты упрямишься?

Дело, конечно же, в мужчине! Другого объяснения он не находил.

— Потому что для меня это очень важно.

— Ты не привела ни одного убедительного довода. Может, все-таки объяснишь?

Глаза Александры наполнились слезами. Хоть бы напоследок не мучил!

— Не могу объяснить. Это длинная история, которая началась много лет назад.

— Здесь замешан мужчина?

Он смотрел на нее словно прокурор, и в ярком солнечном свете Ривьеры вдруг показался Александре старым. Возможно, его гложет страх, что она увлеклась кем-нибудь помоложе? Жалость заставила ее потерять бдительность.

— Нет. Абсолютно. Это имеет отношение к моим родителям… Трудно все объяснить… Я сама узнала только в июне. — Она подняла на него глаза смертельно раненного животного, и он вдруг почувствовал: сейчас откроется что-то страшное. Возможно, проступок, за который он наказал ее двумя месяцами ссылки, покажется сущим пустяком перед тем, что она скажет… — Моя мать… мои родители… должны были сказать тебе… Я бы сама сказала, но… совсем забыла… Подсознательно считала это несущественным. Теперь-то я понимаю, что это не так. — На Анри накатила волна ужаса. Александра перевела дух. — Анри, я приемная дочь.

— Ты — приемная дочь? — Он изумленно уставился на нее. — Почему мне не сказали?

Александра продолжала. Сейчас она все скажет без оглядки на последствия.

— Я была удочерена Маргарет и ее первым мужем…

Анри, без кровинки в лице, сел на край кровати.

— Это правда? Ты не родная дочь Маргарет и Пьера де Борн?

Все равно как если бы ему сказали, что полотно Ренуара, за которое он отдал пять миллионов долларов, — подделка. Его прелестная жена, женщина с безупречной родословной, оказалась не графиней от рождения, а неизвестно кем!

— Ты хочешь сказать, что Маргарет тебе не мать?

— Да.

Анри издал короткий скрипучий смешок.

— Подумать только — сколько раз я сокрушался, что ты и дети во многом пошли в нее! Но кто же твои настоящие родители? Это ты хоть знаешь?

Она могла оказаться Бог знает кем… Подзаборницей, родители неизвестны… От этой мысли он обомлел. Десять столетий его семья свято блюла чистоту крови, с особым тщанием подбирая брачных партнеров. А он женился на бродяжке с неизвестным происхождением.

— Я узнала об этом два месяца назад и не хотела тебя волновать. Это и есть тайна, которую я от тебя скрывала. Только это.

Он свирепо взглянул в ее сторону и, вскочив на ноги, начал вышагивать взад и вперед по комнате.

— Лучше бы это был мужчина!

— Извини, что разочаровала.

Александра произнесла это с большой грустью. В глубине души она молилась и надеялась, что муж от нее не откажется… будет выше этого. Но, конечно, нельзя требовать от него подобного великодушия.

— Ну, и кто твои настоящие родители?

Она снова перевела дух.

— Моя мать была француженкой. Все, что я знаю, это что ее звали Соланж Бертран. Что называется из простых. Мой отец познакомился с ней, когда в составе союзнических войск освобождал Париж. Больше мне ничего не известно. Отец стал известным театральным актером, очень популярным — Сэм Уолкер. Все говорят, что они страстно любили друг друга. У них было три дочери, я — средняя. А потом… — она чуть не захлебнулась слезами, и все же откровенность принесла ей облегчение, — потом, в результате приступа безумия, он убил ее. Его признали виновным, и он покончил с собой, оставив нас сиротами, без средств к существованию. Несколько месяцев мы жили у тети, а потом старый друг семьи, адвокат, устроил нас — меня и младшую сестру — в хорошие семьи. Меня взяли Маргарет и ее первый муж, юрист по имени Джордж Горхэм. Мне было пять лет, а когда папа убил маму, четыре, вот почему я этого не помню, так же как и Джорджа Горхэма. Через шесть месяцев он скончался. А мама… Маргарет… поехала рассеяться во Францию… и встретила папу… Пьера де Борн. Как только они поженились, он дал мне свое имя. Мы были очень счастливы. А дальше… подвернулся ты…

Она попыталась улыбнуться, но от мужа веяло лютым холодом.

— Прелестная маленькая история! Как вы смели водить меня за нос! Даже если ты сама, по твоим словам, ничего не помнила, уж твоей-то матери наверняка не отшибло память! А твой так называемый отец! Bande de salopards![2] Я подам на развод за мошенничество… и нанесение ущерба!

— Это наших дочерей ты называешь ущербом, Анри? Вот не знала… честное слово… — По щекам Александры текли слезы и падали на желтую шелковую блузку. Однако муж оставался беспощаден.

— Бессовестная афера! А поездка в Нью-Йорк? Это еще зачем? Возложить цветы на могилку?

— Адвокат, который устроил меня к Маргарет и Джорджу Горхэмам, был ближайшим другом семьи. Сейчас он умирает. Он потратил немало месяцев на поиски моих сестер и хочет свести нас вместе. Считает это своим долгом — после всех страданий, которые он причинил, разлучив нас. Мне очень повезло в жизни, но об одной из нас этого не скажешь.

— И кто же она теперь? Уличная проститутка? Господи, просто не верится! За какой-то час — фронтовая подруга, убийца и самоубийца, и Бог знает еще что… И от меня ждут, что я стану проливать слезы умиления от того, что ты обзавелась сестричками, без которых прекрасно обходилась всю жизнь! А твоя мать? Какова ее роль в этой истории? Это она свела тебя с тем адвокатом? Решила, что твоя жизнь слишком пресна? Я знаю, она считает меня занудой, но уверяю тебя, это не мой способ развлекаться.

— И не ее, — гордо парировала Александра. Худшее позади. Он знает правду, и если решит от нее отказаться, это его дело. Его утрата. Его грех. Его неспособность к состраданию. Она сделала все, что в ее силах, чтобы оградить его от возможного скандала, но он настоял — и получил ответы на все вопросы. Теперь пусть пожинает плоды. Посмотрим, что он предпримет.

— Мама сделала это под давлением, с разбитым сердцем. Она не хотела, чтобы правда вышла наружу. Это я захотела встретиться с сестрами. Посмотреть, какими они стали. И успокойся, моя сестра не проститутка. Она занимает высокую должность в крупной телекомпании. У нее трагическая судьба… Моя младшая сестра — врач, работает в Аппалачах. Не знаю, понравимся ли мы друг другу, но я должна их видеть. Мне важно понять, кто же они такие и кто такая я сама — помимо того, что являюсь твоей женой.

— Ага, тебе этого уже недостаточно? Хочешь обрушить на наши головы всю эту мерзость? А ты представляешь себе, чем это грозит моей политической карьере? Как к этому отнесется банк? Что будет с моими политическими связями? Что подумают родные? И наши дети, когда узнают, что их дедушка укокошил бабушку? О Господи! — Он снова без сил опустился на кровать. — Просто не укладывается в голове!

— У меня тоже, — плачущим голосом произнесла Александра. — Но зачем им знать? Встреча произойдет без посторонних. Девочки понятия не имеют о цели поездки. Считают, что перед началом учебного года бабушка пригласила их на экскурсию. Я проведу уик-энд в Коннектикуте — как бы у подруги, а тем временем мама с девочками поживет в Нью-Йорке.

— Но зачем ты тащишь их с собой? В этом нет ни малейшего смысла!

Однако для Александры смысл был — и для Маргарет тоже.

— Может быть, ради моральной поддержки. — Она вдруг решилась: — Хочешь поехать с нами? Откровенно говоря, страшновато возвращаться в прошлое, которого не помнишь, к людям, которых не знаешь, но когда-то очень любил.

— Просто уму непостижимо! Нет, Александра, я не собираюсь сопровождать тебя в этой поездке. — С точки зрения Анри, их семейная жизнь неудержимо катилась в пропасть. — Умоляю тебя не ездить. Я пока не представляю, можно ли еще спасти наш брак, но твоя поездка — шаг в противоположном направлении. Эти люди тебе не ровня. И вдруг шепотом: — Пожалуйста, останься!

Александра уступить не могла. Она четырнадцать лет беспрекословно слушалась Анри де Мориньи. Дальше так продолжаться не может. Ей необходимо лететь в Нью-Йорк — ради самой себя, а возможно, и ради детей. Встретиться лицом к лицу с теми двумя женщинами, прикоснуться к ним… может быть, даже полюбить… и покончить с демонами, о существовании которых она даже не подозревала.

— Прости меня, Анри. Наш брак не пострадает. Надеюсь, ты поймешь. Я делаю это для всех нас, а не с целью оскорбить тебя. — Она подошла к мужу и хотела обнять, но он отшатнулся как от совершенно чужой женщины. Должно быть, такой он ее теперь считает. — Неужели мое происхождение так уж важно?

Что толку спрашивать: она и так знала ответ. Анри скорбно покачал головой и вышел из спальни.

Александра решительно высморкалась в платочек и отправилась к дочерям. Устоит ее брак или нет — она должна лететь в Нью-Йорк. Должна!

За три дня до назначенной встречи Джон Чепмен снова наведался на телестудию. Как в прошлый раз, победно взмахнул у входа в святая святых удостоверением и поднялся в офис Хилари. Улыбнулся секретарше.

— Мисс Уолкер у себя?

— Она через несколько минут должна уйти.

Секретарша хотела спросить, кто он такой, но Джон прошмыгнул мимо нее — ей только и осталось, что пожать плечами. Мало ли кому может понадобиться мисс Уолкер! Таких легион. Этот внушает доверие, чтобы не сказать больше. Девушка тихонько хихикнула: может, это… друг Хилари? До сих пор никто ничего не знает о ее частной жизни.

Джон притворил за собой дверь. Хилари подняла голову и вздрогнула.

— Да?

Наверное, нужно подписать бумаги. Или принесли сценарий телепередачи… В этом кабинете постоянно мелькают новые лица. Хотя… этого субъекта она видит впервые.

Он смотрел на нее словно старый знакомый. Внезапно Хилари испугалась и потянулась к телефону, чтобы позвать на помощь. Он дружелюбно улыбнулся, и ей стало неловко. Откуда он, черт возьми, и что ему нужно?

— Мисс Уолкер? — глубоким, приятным голосом спросил Джон. Хотя можно было и не спрашивать: он и так прекрасно знал, кто она. Может быть, даже лучше ее самой. — Простите, что я так врываюсь, но мне необходимо срочно переговорить с вами. Всего пять минут.

Хилари встала, пытаясь сохранить свойственную ей выдержку. Он двинулся к ней. Зеленые глаза ее были холодны как лед, а голос резок:

— Я собираюсь уходить. Загляните в другой раз. Из какого вы отдела?

Трудный вопрос. Джон не знал, что ответить. Не дай Бог, вызовет охрану. И он решился:

— Я от Александры и Меганы.

В сердце Хилари как будто вонзили стилет, и, как бывает в таких случаях, кровь выступила не сразу. Зеленые льдинки глаз немо уставились на Джона.