В прошлом году, в декабре, Антони приготовил пирог на ее двадцать второй день рождения. Это был первый пирог с тех пор, как она отмечала семь или восемь лет. Утром на Рождество на ее двери висел маленький, набитый подарками носок. Когда Камелия поблагодарила Магнуса, он сказал, что ничего об этом не знает. При этом он шутливо пристыдил ее за то, что она не верит в Санта-Клауса.

Среди подарков для персонала Камелия нашла под елкой подарок от Магнуса. Это были духи Эсте Лаудер «Юная роса». Но, несмотря на такой дорогой подарок, носок ей все-таки понравился больше. Она почувствовала себя его дочерью.

Ей было жаль Магнуса, так как никто из его детей не пришел на Рождество. Софи и ее муж Майкл приезжали на Новый год, а Стефан и Николас не смогли навестить отца из-за каких-то неотложных дел.

Были такие времена, особенно зимой, когда Камелия думала о любви и гадала, появится ли кто-нибудь в ее жизни еще. Даже если бы ей разрешалось ходить на свидания, ей не нравился никто из мужчин, приходивших в бар.

Когда Камелия прочитала в газетах о «кровавом воскресенье» в Лондондерри и о первых случаях терроризма, которые еще часто будут попадаться в новостях 1972 года, она была рада, что, находясь в «Окландз», она оторвана от реального мира.

В марте она наблюдала за тем, как весенняя зелень окутывает сад и долину. Каждый вечер она надевала шубку и исследовала местность, поражаясь огромному количеству маргариток. Вспоминая о Би, Камелия собирала букет, несла его в комнату и ставила на подоконник.

Весна плавно перешла в лето. Большие кусты глицинии раскачивались от теплого ветерка прямо за открытыми окнами. Цвели розы, их аромат заполнял весь дом. Открыли плавательный бассейн. Ежедневно все больше людей обедали на террасе или спали на солнышке, словно ящерицы. Но даже в пасмурные дни «Окландз» был неповторим. По вечерам Камелия гуляла в лесу, слушала, как дождь стучит по листьям, и вдыхала запах чистой свежей земли.

Но сейчас снова наступила осень. Дикий виноград, ползущий вверх по дому, стал ярко-красным, деревья по обе стороны от дороги оделись в золотые, коричневые и ярко-желтые одеяния. Камелия прожила в этом месте год абсолютного счастья. Но главным было то, что она все больше верила тому, что Магнус — ее настоящий отец.

В тот день, когда Камелия наряжала рождественскую елку и упала с лестницы, она поняла, что у них с Магнусом одинаковое чувство юмора. На Рождество, когда она нашла полный подарков носок на двери, она увидела нежные стороны его характера. Зимой и весной Камелия стала еще больше его уважать, наблюдая, как тяжело он работал, как вежливо общался с персоналом, как внимательно относился к гостям. Однажды теплым июльским вечером все чувства — симпатия, уважение, восхищение и почтение — слились воедино, и Камелия поняла, что любит этого упрямого прямолинейного человека.

Мэл надела шорты и футболку. Она собиралась пойти на почту в деревню. Магнус работал в лесу с десяти утра. Он не взял с собой даже воды, и тогда Мэл решила принести ему домашний лимонад Антони и пару бутербродов с курицей.

Пробираясь сквозь густые заросли на звук пилы, Камелия увидела Магнуса сквозь листву. Он работал в одних шортах защитного цвета и ботинках. Несмотря на возраст, у него было загорелое, цвета старой сосны, мускулистое тело молодого человека. Из-за шума пилы он не слышал, как подошла Мэл. А она улыбалась, наблюдая за тем, как он сражается с густыми зарослями, то и дело останавливаясь, убирая срубленные ветки и отбрасывая их назад.

— Я подумала, что вам не помешает освежиться, — закричала Камелия, подойдя поближе. — Вам, должно быть, жарко.

Магнус удивленно обернулся, по его лицу стекал пот.

— Спасибо, Мэл, — сказал он, откладывая пилу в сторону и доставая из кармана платок, чтобы вытереть лицо. — Я уже час умираю от жажды, но не хотел возвращаться домой до тех пор, пока не закончу этот участок.

Магнус сел на пенек и взял бутылку лимонада. Он пил так быстро, что напиток стекал по его подбородку прямо на грудь.

— Вам не стоит так много работать, — проговорила Мэл с упреком, — с этим бы справились садовники.

— У тяжелого труда есть свои плюсы, — возразил он, молодо улыбаясь, — он приносит гораздо больше удовлетворения, чем бумажная работа.

Его лицо, грудь, руки были покрыты маленькими царапинами, в волосах запутались опилки и маленькие листочки. Но глаза у него были ясными, он выглядел счастливым.

Мэл села рядом с Магнусом, когда он ел бутерброды. Они говорили о людях, которые должны были прийти на ленч, и о гостях, которых ожидали к ужину. Как только он доел, Камелия встала.

— Я лучше пойду, вам надо работать.

— Не уходи пока, — неожиданно попросил он. — Мы так редко разговариваем. Я хотел спросить, счастлива ли ты здесь и что ты хочешь делать в будущем?

Мэл снова села.

— Еще никогда я не была так счастлива, как здесь, — ответила она искренне, — я не думаю о будущем, но сейчас у меня есть все, о чем я мечтала.

— Странная ты девушка, Мэл, — улыбнулся Магнус, в его глазах светилась нежность. — Я думал, что тебе станет скучно, как только ты узнаешь, что все наши клиенты — нудные старики. Ты разве не скучаешь по своим ровесникам?

— Не особо, — рассмеялась Мэл, подумав о своих друзьях на Ибице. На самом деле она скучала по общению и веселью, но знала, что все это было поверхностным. — Здесь мне спокойно.

— Как бы мне хотелось, чтобы мои дети обладали твоим спокойствием, — сказал Магнус, глубоко вздохнув. — Может быть, это странно, Мэл, и неправильно с моей стороны, но иногда я чувствую, что ты мне ближе, чем они.

— Моя мать всегда с сожалением говорила о том, что мы не можем выбирать себе родителей, — задумчиво произнесла Мэл. — Она мало думала о своих. Наверное, ваши дети чувствуют то же самое. Вы можете их любить, но это не значит, что они вам нравятся.

Магнус рассмеялся, как будто это ему о чем-то напомнило.

— Рут всегда говорила: «Нам не повезло с родственниками, Боже, спасибо за друзей». Я думаю, это то же самое. Я был совсем не похож на своих старших братьев. Стефану и Софи они нравятся.

Он встал и начал собирать спиленные ветки в кучу. Мэл стала помогать ему. Она собирала ветки покрупнее, чтобы потом отнести их в дом, для камина. Она не хотела становиться между ним и его детьми, но если она останется и будет работать, возможно, он ей в чем-то признается.

Во время коротких визитов Софи и Стефана Мэл не замечала в них ничего такого, что могло бы вызвать симпатию. Так как Николас вообще не приезжал в «Окландз» за все время работы Камелии, она решила, что он ей понравится еще меньше.

Софи, похоже, затаила в душе какую-то обиду. В свои тридцать восемь лет она была похожа на женщину среднего возраста, носила бесформенные вещи и закалывала черные волосы в пучок. Она была очень угрюмой. Мэл никогда не слышала, чтобы она смеялась, она только вежливо, натянуто улыбалась. С ней было тяжело разговаривать. Сложно было поверить, что ей вообще кто-то может понравиться.

Майкл, ее муж-банкир, был почти таким же неприятным: тихим, спокойным и послушным мужчиной, который позволил жене загнать себя под каблук. Он то и дело вздыхал, как будто жизнь была для него сплошным разочарованием.

Стефан, старший сын, был ненамного лучше. Он управлял фамильными поместьями в Йоркшире и постоянно жаловался отцу на то, как плохи там дела. Его жена, Джун, была похожа на маленькую серую мышку, она казалась еще более непримечательной, чем ее муж.

Магнус работал некоторое время молча. А затем, когда Мэл уже решила, что разговор окончен, остановился на минуту и, подбоченясь, стал наблюдать, как Камелия собирает ветки.

— Я покупал «Окландз» для того, чтобы превратить его в семейный бизнес, — сказал он. — Я никогда не пытался навязать детям эту идею. Но когда Стефан занялся управлением поместья, а Софи продовольствием, я решил, что они тоже работают в этом направлении. Николас в то время был маленьким, я даже и не думал тогда о его роли. Но со смертью Рут умерла и эта мечта.

Мэл присела на бревно.

— Все равно из этого ничего не вышло бы, — проговорила она осторожно.

Магнус усмехнулся и сел рядом.

— Это уж точно. Представляешь, что было бы, если бы отелем управляла седовласая Софи, а рядом с ней ходил бы самодовольный Стефан. Это была бы катастрофа.

— Я никогда не подумала бы о таком, тем более не осмелилась бы сказать, — возмущенно воскликнула Мэл.

— Да ладно тебе! — улыбнулся Магнус. — Я видел твое лицо, когда ты смотрела на них. Иногда оно словно открытая книга. Даже Рут, несмотря на то что она была любящей матерью, говорила, что индивидуальности в них меньше, чем в карандаше.

Мэл рассмеялась.

— Судя по вашим словам, Рут была такой веселой и милой. Как бы мне хотелось с ней познакомиться.

— Ты тоже ей понравилась бы, — ответил, улыбнувшись, Магнус. — Она давно уже выпытала бы у тебя все секреты. Когда ты расскажешь о себе все?

— Мне нечего рассказывать, — ответила Мэл.

Несколько раз она порывалась сказать Магнусу о том, кто она на самом деле. Но чем лучше она его узнавала, тем больше понимала, что тогда он окажется в ужасной ситуации. Он все еще грустил о своей жене, и Мэл не хотела напоминать ему о прошлых ошибках. Его дети приходили к нему только тогда, когда им что-то было нужно. Камелия не хотела, чтобы на нее смотрели как на еще одного претендента на наследство. К тому же у нее и так было все, о чем она мечтала: хорошая работа, великолепный дом и внимание этого важного мужчины. Она ничего не приобретет, если откроет правду, а потерять может все, что имеет.

— Я так не думаю. — Магнус по-дружески обнял ее за плечи. — Я подозреваю, что твоя история намного интереснее и насыщеннее, чем вся моя жизнь. Я не пытаюсь совать свой нос не в свое дело, Мэл. Я просто старик, который думает, что наконец-то нашел настоящего друга, а настоящие друзья рассказывают обо всем.

В лесу было очень тихо и спокойно. Пахло чистотой и свежестью.

— Магнус, если я что-то недоговариваю, то это не потому, что я вам не доверяю. Просто мне стыдно, — тихим голосом произнесла Мэл. — Примерно два года назад я сполна заплатила за все свои ошибки в прошлом. Моя лучшая подруга умерла от передозировки наркотиков. Тогда я решила остановиться. Я перевернула лист и начала все сначала. Пожалуйста, не заставляйте меня вспоминать о былом.

Магнус крепче обнял ее за плечи.

— Хорошо, — проговорил он угрюмо. — Я тебя понимаю. Я тоже совершал в жизни такое, о чем лучше забыть. Но я хочу, чтобы ты знала — ты мне очень нравишься, Мэл.


С того дня Мэл часто по вечерам ходила в лес работать с Магнусом. С каждым днем они становились все ближе. Они обнаружили, что обоим нравятся школьные пудинги, оба не любят мрачные книги Харольда Робинза и старые душещипательные фильмы. Магнус рассказывал истории о студенческих годах, проведенных в Оксфордском университете, о поездке в Канаду и о подвигах во время войны, когда он служил в ВВС Великобритании. Он рассказывал о строительстве в послевоенные годы, о первом участке в Стейнс. Мэл слушала его и мысленно вставляла эти сюжеты в скрытое прошлое своей матери. Она надеялась, что однажды Магнус упомянет Бонни. Но хотя он и говорил о времени, когда он пренебрегал Рут, он не упоминал о том, что с кем-нибудь встречался.

Однажды Мэл достаточно осмелела и призналась в том, что работала в ночном клубе «хозяюшкой». Она даже рассказала Магнусу самые смешные истории о Би. Было такое чувство, что они ходят вокруг да около своих секретов. Каждый день приближал их к тому моменту, когда упадут последние преграды.

Но снова наступила осень. Большую часть времени Магнус проводил в своем кабинете. Когда-нибудь они, возможно, опять будут вместе работать на улице, но, судя по всему, к разговорам они вернутся только весной.


Миссис Даунис, застегивая плащ, вошла в кухню. Она отвлекла Мэл от мыслей.

— Еще два отказа от ужина на сегодня, — сообщила она Антони. — Не могу сказать, что не понимаю их. Любой подумал бы прежде, чем выходить на улицу в такую погоду. Сегодня будет спокойный вечер, Мэл. Магнус уехал играть в шахматы с викарием. Я думаю, что вряд ли кто-то придет пропустить стаканчик. Работай потихоньку и иди спать пораньше.

— Раньше спать! Что это означает? — засмеялась Мэл. Она редко ложилась спать до часу ночи, а вставала каждый день в семь. Миссис Даунис волновалась, но, похоже, у Камелии не было потребности много спать.

— Как-нибудь на днях мы с тобой поговорим, — предупредила ее миссис Даунис, погрозив пальцем. — В моем возрасте ты станешь такой же сморщенной, как чернослив.


Миссис Даунис оказалась права — вечер выдался на редкость спокойным. В половине восьмого в бар пришли двое мужчин, выпили пару стаканчиков и вышли. В столовой ужинало четыре человека. Как только их обслужили, Салли, официантка, ушла работать в отдел приемной.