Лесли Пирс - Камелия

— Я думаю о том, что лучше бы отец умер сейчас, чем стал калекой в инвалидном кресле.

Мэл удивленно подняла голову.

— Боже, это звучит так бессердечно, — воскликнул Ник, обхватив голову руками. — Я не это имел в виду.

Мэл посмотрела на его взволнованное лицо и почувствовала, как что-то сжимается у нее в груди.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — нежно сказала она. — Я просто надеюсь, что даже если Магнус умрет, у меня будет хотя бы один шанс с ним поговорить.

Ник понимающе кивнул.

— Мне тоже так много надо ему сказать. — Он грустно покачал головой. В его глазах заблестели слезы. — Я бы хотел поговорить о маме. Спросить, что он почувствовал, когда я сошел с правильного пути. А что ты хочешь ему сказать?

Мэл покраснела.

— Ну, ты же знаешь. О том, как я ему благодарна!

— Он и так об этом знает.

Ник пристально на нее взглянул. Иногда он был таким же проницательным, как и его отец. Внезапно ладони Мэл вспотели.

— Ты хочешь поговорить с ним обо мне, не так ли? — спросил Ник прямо.

— О тебе? — переспросила Мэл в надежде на то, что сарказм пополам с правдой поможет ей выбраться из этой ситуации. — Если хочешь знать, вчера вечером я сказала ему, что хочу уйти из «Окландз». Сейчас я хотела бы сказать, что не уйду, пока ему не станет лучше.

— Ты не можешь уйти! — от удивления Ник широко раскрыл глаза. — Твое место здесь, рядом со мной.

— Ник, именно из-за этих слов я и хочу уйти, — быстро ответила Мэл. — Я сотни раз говорила тебе, что в этом смысле ты меня не интересуешь. Я больше так не могу.

Даже не глядя на Ника, Мэл знала, что в его глазах застыла боль, а рот был приоткрыт. Он не принимал ее отказа.

— Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? — спросил он.

Его слова ударили Камелию прямо в сердце, словно нож.

— Я же сказал, что люблю тебя! — повторил Ник.

Она смутилась и растерянно посмотрела на него.

— Возможно, тебя кто-то обидел в прошлом, — продолжал Ник, вставая из-за стола и направляясь к ней. — Может быть, ты боишься, что это произойдет снова. Но я знаю, что ты чувствуешь то же, что и я, Мэл. Я вижу, я чувствую это. Может быть, сейчас не время для таких слов, но ты мне нужна.

Он подошел еще ближе, протянув руки. Мэл вжалась в кресло, но он дотянулся до ее плеч, крепко схватил ее и наклонился, чтобы поцеловать.

— Нет! — закричала Мэл, толкая его в грудь, но его губы продолжали тянуться к ней.

Камелия поняла, что только правда сможет его остановить. Она больше не могла придумывать отговорки.

— Не надо, Ник. Я твоя сестра!

От ее слов он замер на месте. Его губы были в сантиметре от нее, когда он остановился.

Их глаза на секунду встретились. Ник медленно выпрямился и поправил волосы, упавшие на глаза.

— Это глупая шутка, — прошептал он.

— Ник, это не шутка. — Мэл встала со стула и отошла на безопасное расстояние. — Я никогда не сказала бы тебе об этом, если бы ты меня не вынудил. Но только так я могла тебя остановить.

Ник побледнел. На мгновение Камелии показалось, что он упадет в обморок. Спотыкаясь, он отошел назад и оперся о край стола.

— Ты не можешь быть моей сестрой! — Его глубокий голос странно звучал, кадык напряженно двигался.

— Скорее всего, это именно так, — прошептала Мэл. — О Боже, Ник! Я не хотела тебе об этом говорить.

— Но почему? Ты хочешь сказать, что мои родители отдали тебя, когда ты была маленькой?

— Мы можем сесть и спокойно поговорить? — взмолилась Камелия. — Я не могу продолжать, когда ты так на меня смотришь!

Такой была вся ее жизнь: обрывки фальшивого счастья, за которые приходилось тяжело расплачиваться. Теперь вместо грусти в глазах Ника появились злоба и гнев. Широкие плечи напряглись от возмущения.

— Ты всегда была странной, — выпалил он. — Я не хочу с тобой разговаривать. Я хочу, чтобы ты забрала эти ужасные слова назад и убралась отсюда.

— Я уйду, если ты этого хочешь, — защищаясь, Камелия подняла голову. — Но сначала я расскажу тебе всю правду.

Ник слушал ее, стоя спиной к окну и скрестив руки на груди.

— Если бы ты не стал приставать ко мне, я никогда не сказала бы об этом ни тебе, ни Магнусу. Два года назад я приехала в «Окландз», чтобы узнать правду, но сразу поняла, что от этого пострадает слишком много людей. Вчера я сказала Магнусу, что хочу уйти, и он выудил из меня правду.

— Ты сучка! Это ты стала причиной его удара! — Ник бросился к ней, словно хотел ее ударить.

Мэл попятилась.

— Разве ты не видишь, как я люблю Магнуса? — закричала она. — Если бы не ты, я ничего ему не сказала бы!

— Ты со мной флиртовала. Ты обманула меня!

— Только в первую ночь. Тогда я не знала, кто ты. Как ты думаешь, почему я избегала тебя, отказывалась выпить с тобой и даже прогуляться? Ты даже не представляешь, сколько мне пришлось вынести!

— Почему ты не сказала мне правду?

— А как я могла? — Слезы разочарования текли по ее щекам. — Я делала все, чтобы держать тебя на расстоянии. Я молилась о том, чтобы ты потерял ко мне интерес.

— Почему же ты не исчезла так же внезапно, как и появилась? Ты сучка! Ты околдовала старика, а потом, когда устала от этого, подложила ему свинью, из-за чего у него случился удар!

— Ты несправедлив! — Она хотела ударить Ника по лицу, чтобы заставить его выслушать. — Я хотела сделать так, чтобы всем было хорошо. Как только ты мог подумать о том, что я намеренно ему об этом сказала?

— Он был расстроен из-за того, что его шлюха умерла? Он, наверное, почувствовал себя древним стариком, когда узнал, что пережил и жену, и любовницу.

— Прекрати! — Камелия бросилась на него, размахивая кулаками. — Ты перекручиваешь факты, превращая все в жестокий фарс.

Ник схватил ее за запястья и стал выкручивать ее руки до тех пор, пока она не закричала от боли. Потом он наклонился и прошипел:

— Вот это жестоко. Это ты убедила его в том, что его законным детям нет до него никакого дела? Ты оказалась такой умной! Моя сестра была права. Если отец умрет и я узнаю, что ты получила хоть один пенни, то я позабочусь о том, чтобы тебе ничего не досталось.

Сейчас в глазах Ника не было ничего, кроме ненависти. Они были такими же темными и холодными, как вчерашний шторм. Другая сторона его натуры, на которую он не раз намекал, была раскрыта. Теперь перед Мэл стоял мужчина, который издевался над женщинами, высокомерный эгоист, получающий все, что он хочет.

Камелия вырвалась из его рук и отступила назад.

— Неужели тебя волнуют только деньги? Мне ничего не нужно от тебя, Ник Осборн. Со дня нашей встречи моя жизнь превратилась в пытку. Если бы ты любил своего отца хотя бы наполовину так же, как и я, ты молился бы о его выздоровлении, а не раздумывал о завещании.

— Убирайся! — закричал Ник, снова бросаясь на нее. — И если я хоть раз услышу, что ты сказала это еще кому-нибудь, то я тебя из-под земли достану.

— Можешь быть спокоен, — сказала Камелия, проходя мимо него к двери. — Я никому не признаюсь в том, что у меня есть такой брат, как ты.

Она распахнула дверь и побежала наверх. Слезы бежали по ее лицу. Она должна была исчезнуть из «Окландз» навсегда.

Не будет прощания с теми людьми, которых Мэл так полюбила. Любые объяснения лишь ухудшат и без того отвратительную ситуацию.

Камелия сняла рабочее платье, надела джинсы и свитер и собрала необходимые вещи в одну сумку. Она не решилась оглянуться, когда в последний раз закрыла за собой дверь. Здесь она прожила два года счастья, на которое она имела полное право. И теперь ей придется расплачиваться за него жизнью изгнанницы.

Отдельная палата на втором этаже больницы Бата напоминала цветочный магазин, и пахло в ней так же. На подоконнике стояли вазы с цветами. Маленький шкафчик у койки Магнуса был почти не виден из-за огромной корзины с фруктами. На стене висела большая лента, на которой было примерно тридцать открыток с пожеланиями выздоровления.

Магнус пролежал в коме тридцать шесть часов. Хотя врач и медсестры постоянно убеждали его детей в том, что это вполне нормально, сами они были очень удивлены, когда Магнус пришел в себя. Последствия удара оказались не так уж серьезны. Левая нога была парализована, он медленно говорил. Но, тем не менее, через пять дней после того, как Магнус пришел в себя, он чудесным образом пошел на поправку.

За время болезни Магнус сильно постарел. Кожа пожелтела и мешками висела под глазами. Медсестра сбрила его бороду. Без волос его сильный подбородок выглядел костлявым. На руках, словно веревки, выступили вены.

Ник сидел у его кровати и читал газету. Он заметил, что отец внимательно на него смотрит, и приготовился ответить на его вопрос.

— Мне так надоели эти скандалы вокруг «Уотергейта», — сказал Ник, закрывая газету. — Сколько ты еще будешь об этом говорить?

— Я волновался, когда Ричарда Никсона признали серийным убийцей, но проблемы Белого дома меня не интересуют, — с трудом ответил Магнус. — Перестань говорить со мной как со слабоумным, Ник, и скажи, почему Мэл до сих пор не пришла со мной повидаться?

Ник с трудом перевел дыхание. Всю неделю он был на грани нервного срыва: боялся, что отец может умереть, ненавидел его за то, что он предал мать, и стыдился того, как повел себя с Мэл. Сложнее всего было хранить это в себе, посещая больницу и поддерживая дела в «Окландз» на должном уровне.

Пока Магнус болел, было довольно легко не упоминать о Мэл. К нему впускали только по одному посетителю на несколько минут. Этими посетителями были в основном Софи, Стефан и Ник. Все трое по разным причинам решили не говорить об уходе Мэл до тех пор, пока отцу не станет лучше.

Одна часть Ника хотела рассказать отцу обо всем, назвать его всеми теми именами, которые Ник бормотал себе под нос бессонными ночами. Но лучшая его половина радовалась тому, что отец выздоровел настолько, что стал интересоваться делами отеля.

— Мэл ушла, пап. — Ник старался говорить спокойно. — Она ушла в тот же день, когда тебя привезли в больницу.

— Ушла! — Глаза Магнуса, казалось, вот-вот вылезут из орбит, когда он попытался подняться с кровати. — Она не могла уйти, пока я болен.

Ник поднялся, положил руки на плечи отца и снова его уложил.

— Не расстраивайся, пап. Мы прекрасно справляемся без нее.

Софи приехала в «Окландз» через час после ухода Мэл. Нику было приятно выслушивать злобные предположения сестры по отношению к Камелии. Софи решила, что Мэл сбежала, испугавшись того, что раскроются ее истинные намерения. Теперь, когда Магнус был в больнице, Софи решила проверить бухгалтерию вместе со Стефаном, который тоже приехал. Они были уверены, что смогут найти доказательства того, что Мэл постоянно обворовывала их отца, заставляя выдавать огромные суммы денег.

Ник находился в подавленном состоянии, и ему было легче согласиться с мнением сестры, чем поведать правду Стефану и ей. Иногда он даже верил словам Софи.

Прошло не очень много времени, и все, даже Софи, поняли, каким ценным работником была Мэл. Без нее «Окландз» не работал так же безупречно, как раньше, несмотря на все старания Джоан Даунис, которая пыталась руководить дополнительным персоналом. Мэл работала тихо и незаметно, но только сейчас стало понятно, как много обязанностей она брала на свои плечи. Именно она выполняла всю необходимую работу: подготавливала комнаты для гостей, работала на кухне, готовила бутерброды и чай для только что прибывших, проверяла наличие товара в баре. Никто никогда не видел, как она обновляла цветы. Все заметили это только тогда, когда после ее ухода букеты стали вянуть. Никто не замечал, как она полировала мебель. Теперь на окнах и зеркалах были пятна, и каждый говорил о том, что это не входит в его обязанности.

Гнев Ника не могли заглушить съедающие его изнутри грусть и страх из-за того, что сделает отец, когда обо всем узнает. Ник заметил, что злобные замечания Софи разделили персонал на две группы: Антони и миссис Даунис отказывались верить в то, что во всем виновата Мэл, а Салли и другие работники наслаждались скандалом и сплетнями.

Магнус посмотрел на сына, его глаза были полны ярости.

— Она обо всем рассказала тебе, да? И ты ее выгнал?

— Да, — признался Ник. Он был рад, что ум отца остался таким же острым. Но Магнус взглянул на сына так, что тот почувствовал себя самым подлым человеком на свете. — Если бы ты не был так болен, то я ударил бы тебя. Как ты мог это допустить? Ты ни на миг не задумался о чувствах своих детей, о том, какое оскорбление ты нанес маме.

Магнус отвернулся. Впервые в жизни он боялся смотреть кому-то в глаза. Всего несколько лет назад он говорил Нику о том, что к женщинам надо относиться с уважением и нежностью, а теперь ему приходится признаваться в собственных ошибках.