Она не ошиблась — как всегда. Мы с Томом обревелись оба, и уже точно — от счастья. 

Иргинтас

Она хлопотала на кухне, что-то готовила и негромко напевала. А я — в который уже раз — стоял столбом и смотрел, смотрел, до тех пор, пока она не заметит за спиной чужое присутствие. Не обернётся с улыбкой, откидывая со лба волосы, не скажет «Доброе утро, Ирг!» А я пробурчу что-то в ответ и спрошу, что на завтрак, засунув руки поглубже в карманы. Чтобы не сорваться, не обнять… Не усложнить всё ещё больше.

Альфи удивительно гармонично смотрелась в этом доме. Мама была бы рада, что кухня с её приходом по-настоящему ожила; отец — что его библиотека вызывает у неё искреннее и глубокое восхищение; она берёт себе почитать его самые любимые книги и, в отличие от разгильдяя-сыночка, очень бережно к ним относится. Она любит сидеть в гостиной в «моём» старом кресле и подолгу смотреть, как колышется огонь за ажурной печной дверцей. Она умилилась моему древнему магнитофону и с удовольствием слушает старые кассеты…

«Может, ты хотела бы остаться здесь навсегда?»

Я никогда не задам ей этот вопрос, просто не решусь… Почему? Потому что и так знаю, что она скажет…

Я уж точно не лучшее «явление» в её богатой на мужиков жизни. А если вспомнить один недавний разговор — не факт, что вообще найдётся такой человек, что сможет её по-настоящему заинтересовать и вызвать хоть какие-то ответные чувства. Тот, кого она, видимо, очень сильно любила, умер или погиб, и сама Альфи не знает точно, где он похоронен. Но ищет до сих пор, и до сих пор помнит, сравнивает и приходит к очевидному выводу. И потому не спешит заводить серьёзные отношения. Наверное, это правильно. Так честнее… И безнадёжнее. Хоть об стенку головой бейся…

Почему же я не последую «мудрому» примеру Калеба и не отстану от неё сам? Найти красивую доступную девчонку не проблема. Попытаюсь забыться, снять это бешеное внутреннее напряжение, а с Альфи начну общаться так же, как с Саби. Вдруг получится?

Угу, хрена лысого… Я никогда не верил в метод «клин клином», а тут он тем более не поможет. Любая девчонка на Алькином фоне покажется глупой и примитивной. Да и физическое влечение никуда не денется, это просто сильнее меня. Иногда мне самонадеянно кажется, что и она испытывает ко мне нечто подобное, что я небезразличен ей как мужчина. Но она не станет со мной спать только ради секса. Женщине для этого нужна любовь или хотя бы элементарная привязанность. Значит, мне точно ни черта не светит.

Так мы и жили вчетвером: одна пара и два непонятно кто. Виделись в основном за завтраком и ужином; днём Том занимался вместе с Альфи продажей недвижимости, водил Саби по врачам, а ещё они, наконец, подали заявление в ЗАГС. С учётом того, что они отказались от торжественной регистрации, к тому же невеста в положении, «процедуру» назначили на ближайшее время, то есть через две недели. Я и Альфи будем свидетелями. Очень весело…

Алька тоже часто была занята. Помимо дел Тома и Саби, она прилежно исполняла обязанности менеджера временно «подвисшей» группы «Грани». Нашла нам новых гитариста и ударника (Калеб, как я и предполагал, «отвалился» окончательно) — и оба парня нас категорически устроили. Есть у неё какое-то чутьё на людей…

А потом Аль сделала торжественное объявление: она устроила, чтобы группа участвовала в ежегодном Вильнюсском рок-фестивале. Он обычно проходит в начале сентября, и самые известные литовские и даже зарубежные группы не брезгуют участвовать в этом престижном мероприятии. Мы, честно говоря, были в шоке…

На вопрос, как ей это удалось, Альфи со смехом призналась, что совершенно случайно: встретила в супермаркете знакомого, близкого друга покойного отчима. Он её узнал, разговорились… Оказывается, дядя Витус продолжает успешно крутиться в шоу-бизнесе, в том числе является одним из организаторов этого фестиваля. Тут она не утерпела и решила воспользоваться знакомством в корыстных целях. Рассказала про нас… И выяснила, что дядя Витус уже наслышан о «Гранях». Угадайте, от кого? От пресловутого господина Манчавичюса! Он, между прочим, нас очень хвалил, вот так! В общем, долго уговаривать его не пришлось. Помимо участия в фестивале дядя Витус пообещал выкроить время и ознакомиться с творчеством группы поплотнее, послушать и, в благоприятном случае, познакомить с парой проверенных людей. Вот вам и случайная встреча в рыбном отделе!

Саби попыталась счастливо распрыгаться и тут же была схвачена не столь легкомысленным женихом; а я рискнул «на радостях» схватить «госпожу менеджера» на руки и вприпрыжку потаскать по комнате. Она притворно боялась и повизгивала, а потом как-то незаметно так и осталась сидеть у меня на коленях. Это стоило всех хороших новостей, вместе взятых…

Мы начали усиленно репетировать, притираясь к новому составу. Том велел Саби не перенапрягаться, но музыка всегда была для неё любимым развлечением, а не работой, и она на все его просьбы «поберечься и отдыхать» отмахивалась или привычно показывала язык. Беременность проходила легко, без токсикоза и других гадостей, и наша «принцесса» прямо горела энтузиазмом.

Дальше радости заканчивались, начинались проблемы. Точнее, одна проблема, глобальная и нудная: Габа. Единственная и неповторимая… Целых две недели она не знала, что я в Вильнюсе — сама отдыхала за границей. А по приезде «добрый» дядька Матас сразу сдал меня с потрохами, как я его ни просил. И вот позади две встречи. Если первая проходила ещё более-менее прилично (любящая бабушка соскучилась по «мальчику»), то потом опять заиграла старая пластинка: остепениться, учиться, жениться. Ну как ей ещё не надоело столько лет капать мне на мозги одно и то же!! Я смертельно устал огрызаться, доказывать, что я уже давно взрослый и у меня своя жизнь, куда лезть никому не надо, особенно из благих побуждений… Но Габа — это Габа. Она всё и всегда знает лучше. Ещё отца моего доводила, а уж он был куда терпеливее меня. Так что в нашей затянувшейся «схватке за мою жизнь» априори не могло быть победителя. Я всё-таки её внук, и мерзкий неуступчивый характер — наша общая фамильная черта.

Сегодня была встреча номер три. Бабушка была настроена особенно по-боевому и решила форсировать события: «случайно» пригласила в это же время «одну прекрасную девушку из прекрасной семьи». Спасло меня только то, что последняя «завяла» от одного моего вида (не успел переодеться после репетиции, немного потный и лохматый, подумаешь…) В общем, она быстро слиняла, а Габа закономерно рассердилась. И пригрозила: или я срочно берусь за ум и веду себя хорошо (видимо, «девушки из прекрасной семьи» у неё ещё не кончились), или… А вот это был удар ниже пояса. Она всерьёз пригрозила забрать у меня дом. Пусть он принадлежит ей только формально, у неё есть свой, куда более шикарный, а в этом я жил с самого рождения — Габа вознамерилась «выгнать меня оттуда к чёртовой матери и продать, а барахло пустить с молотка». Эта угроза выглядела бы как шутка, но я, к сожалению, знаю собственную бабушку: она из принципа пойдёт до конца. Ей всё равно, что там жили мои родители, что я, несмотря на свои редкие приезды, дико люблю в своём доме каждую комнату, каждую вещь — как свидетелей беззаботного счастливого времени, которое закончилось в один миг после смерти родителей… Этот дом — то единственное материальное, к чему я привязан в этом мире. И она хочет его продать! Просто назло… Старая карга!!

В общем, у меня есть ровно месяц. Один месяц… И всё.

В самом сквернейшем настроении я ввалился в (пока ещё свой) дом и сразу поплёлся на кухню. Есть у Габы я не стал принципиально и теперь собирался что-нибудь срочно сожрать. И заодно выпить.

Из кухни доносился приглушённый разговор. Я узнал Тома и Саби; Альфи ещё не вернулась.

— …что будет после этого фестиваля? — рассуждала Саби. — Мы сейчас все на воодушевлении, но что потом? Если нас действительно заметят и начнут продвигать? Мы же не маленькие, знаем: поначалу будет не жизнь, а каторга. Да и как я буду выглядеть на сцене с пузом?! Придётся брать другую солистку, однозначно…

— Я без тебя играть не буду, — твёрдо заявил Том. — Пусть даже Ирг на меня обидится… Но для меня тут выбора нет — семья или музыка. Конечно, семья! Ты.

— Спасибо, мой хороший… — до меня донёсся характерный звук поцелуя. — А как же Ирг? Для него-то музыка всегда была на первом месте. Я даже не могу представить, чтобы он занимался чем-то ещё… Если он соберёт новую группу, то ещё сможет многого добиться.

«Ну-ну» — подумал я и хотел уже войти, но снова замер на месте.

— …особенно, если рядом будет Веро. Вместе они горы свернут, я уверен!

— Ага! Если только не разбегутся по-глупости. Смотрю я на них — детский сад какой-то, — снисходительно отозвалась «многомудрая» Саби. — Их же тянет друг к другу, это и слепому видно. Чего же они тогда сопротивляются? Чего боятся? Поговорили бы нормально, как взрослые люди… Глядишь, и родили бы нашей Гинтаре жениха…

Том невольно засмеялся, а вот я машинально опёрся о стену.

— Зря надеешься! Они оба зациклены на своей свободе. Ирг уж точно! Ты представляешь, как он сидит и мямлит, как я тогда, предложение руки и сердца, с коробочкой в руках…

— Угу, а ещё лучше — на коленях и с букетом! — тут они захихикали оба (ну, я им это припомню!)

— Это называется «фантастика в соседнем отделе»! То есть, конечно, полная фигня… Ирг ненавидит попадать в глупые ситуации.

— Вот поэтому и мучается сейчас, как дурак! — уверенно заявила Сабина. — Ведь любой женщине приятно знать, что к ней клеятся с серьёзными намерениями, а не хотят только «в койку сходить». А Веро… Она хоть немного представляет, как НА САМОМ ДЕЛЕ Ирг к ней относится? Она только видит, что её дико хотят… Но ведь ей нужно большее. Или всё, или ничего. Вот и выходит пока сплошное «ничего»…

— М-да… — задумчиво произнёс Том. — Похоже, ты права, солнышко… Только, боюсь, Ирг и сам ещё не понимает, на что способен ради неё. Он просто вбил себе в голову, что Веро в любом случае его вежливо пошлёт, как и всех остальных.

— Это называется — струсил, — отчеканила Саби. — Ты ведь тоже не знал, что я тебе отвечу, тоже сомневался… Но ты смог себя перебороть. А Ирг — если он так и не попытается выяснить всё до конца, значит, он в таком случае трус и не достоин Веро. Лучше один раз бросить вызов и проиграть, чем всю жизнь «сидеть в норе» и вздыхать о несбыточном… А ведь он никогда таким не был…

Тут я не выдержал и, не разбирая дороги, ломанулся в свою комнату.

Трус… Саби права на все сто. И с этим надо что-то делать. Пока не стало слишком поздно…

Какое-то время я нервно наматывал круги по комнате, натыкался на мебель и грязно ругался; потом завалился с ногами на кровать и невидяще уставился в потолок. Мысли разбегались, а те, что удавалось «поймать за хвост», казались совершенно дикими и несвоевременными…

А потом я кое о чём вспомнил. Встал и пошёл в комнату родителей, запертую на ключ почти семь лет назад… Когда-то здесь жили счастливые люди. Жили себе жили, и однажды попали в страшную аварию. Она умерла у него на руках… А он выжил — с тем, чтобы через два месяца уйти вслед за ней. Габа до сих пор не может простить, что сын сам не захотел жить дальше, угас, истощённый тоской и невольным чувством вины — за то, что не смог спасти любимую женщину. Бабушка не хотела понимать, как можно хотеть смерти, если тебе всего сорок шесть, и у тебя есть сын-оболтус, которого ещё нужно «поставить на ноги», есть мать, в конце концов… Сама Габа овдовела примерно в таком же возрасте, и ничего, живёт себе припеваючи, не забивая голову каким-то глупостями… Наверное, это правильно. Да вот только я и тогда не осуждал своего отца, а теперь — тем более. Он просто очень сильно любил мою маму. Так, что жизнь без неё просто утратила для него смысл.

Я хорошо помню наш последний разговор, такое невозможно забыть. Отец просил у меня прощения и тихо плакал… И говорил — я чувствую, я слышу, как моя Сауле зовёт меня. Прости, но я уже всё решил… Он ушёл на следующее утро — со счастливой улыбкой на измученном лице.

С тех пор в этой комнате ничего не изменилось. Жена дяди Матаса раз в неделю приходит сюда убираться, но за всё это время не переложила ни одной книги. Я и с закрытыми глазами нашёл бы то, что мне было нужно. Резную деревянную шкатулку, где хранились мамины драгоценности. Красивые дорогие вещи, обручальные кольца… И ещё одно кольцо. То, которое отец подарил ей на помолвку. Большой прямоугольный камень на тонком ободке из белого золота. Прозрачный зеленоватый аквамарин — изменчивый, как холодные воды родной Балтики — притягивает взгляд, держит и уже не отпускает. Его завораживающая глубина до боли напоминает глаза одной девушки. Уже — моей любимой девушки…