– Никто, – сказала я и тут же пожалела.

Наверное, надо было ответить, что это не имеет значения! Показать, что при Никите я такая же, как без него! Но поздно…

– Вот и отлично. Тогда приглашаю тебя к себе в гости!

– Дима, ну какие еще гости? Что за глупости?

– Ну ты ведь больше не хочешь ни на аттракционы, ни на пикник? Вот я и решил предложить что-нибудь другое. А кроме того, кое-кто собирался получить психологическую консультацию у моей мамы!

– Дим, ну давай ты ей сам перескажешь мою историю! А потом расскажешь мне, что она думает.

– Нет, так не годится! Вдруг я что-то перевру? Да и вообще! Излагать должен сам пациент, а не тот, кто что-то слышал краем уха!

– Не хочу быть пациентом… Да и Яна меня больше не волнует. В любом случае нашей дружбе конец, и утруждать твою маму не стоит. Так что…

– Постой-ка! Ладно, с мамой можешь не общаться. Твое дело. Но шестьдесят рублей-то мои ты должна вернуть!

Шестьдесят рублей! Те самые деньги за гадкий эспрессо, заплатить которые я забыла, когда понеслась вслед за Рыбкиным! А ведь все это совершенно вылетело у меня из головы! До чего же стыдно! Позволить себе остаться должной Диме я не могла, ведь из-за бедности нашей семьи привыкла относиться ко всему, касающемуся денег, весьма щепетильно. Можно было бы, конечно, повернуть дело так, словно Дима меня угостил… Но, во-первых, это означало бы, что я принимаю его ухаживания, а во-вторых, он сам только что дал понять, что против такого расклада! Одним словом, я должна была отдать Димону деньги.

– Прости, я забыла совсем… Так куда и когда принести?

– Да хоть сегодня. А живу я на улице Металлургов, дом сорок восемь, квартира…

– Ну Дима! Я ведь уже сказала, что не хочу идти к тебе домой!

– Блин, я что, на маньяка похож? Ну, как хочешь. Давай во дворе тогда.

Ждать Диму не пришлось. Я увидела его сразу же, как разыскала двор указанного им дома. Парень тоже заметил меня очень быстро. Встал со скамьи и пошел мне навстречу.

Едва мы сблизились на расстояние вытянутой руки, как я вынула из кармана заранее заготовленные деньги и сунула их Диме.

– Вот… Прости, что не сразу…

– А поздороваться? – со смехом спросил парень.

– Ну, привет…

– Привет. Кстати, рад тебя видеть. Как жизнь?

– Да нормально. Деньги посчитай.

– Я тебе верю.

– Тогда я пойду?

– Как пойдешь? – удивился Дима. – Ты что, пришла, чтобы вот так сунуть мне эти деньги, развернуться и отправиться обратно? Это глупо! И, в конце концов, невежливо!

– Ну а что мне тут делать еще? – спросила я, косясь одним глазом на странного, неформальского вида девчонку, которая к нам приблизилась.

– К примеру, познакомиться с моей сестрой. Это Дина. Это Лена.

– Очень приятно…

– Приветик!

– Дима и Дина! – сообразила я. – А что, звучит прикольно! Неплохо придумали ваши родители!

– Жутко глупо! Ненавижу свое имя! – отозвалась неформалка.

– Угу, – поддержал ее брат. – Втемяшилось им в голову, что близнецов обязательно надо назвать похоже!

– Так вы близнецы!

– Не заметно?

– Нет. Ни капельки.

Дима с Диной и просто на брата с сестрой-то не походили. Он – высокий, загорелый, черноволосый и с добрым, заботливым взглядом. Она – ниже меня, неестественно бледная, с волосами, выкрашенными в красный цвет, сережками в губе и в подбородке, множеством браслетов, заостренными зелеными ногтями… и с таким видом, будто все время готова к бою. Впрочем, если снять с Дины всю атрибутику и вернуть ее к обычному человеческому виду, она, может быть, и станет похожа на брата. Но мне, если честно, совсем не хотелось как бы то ни было менять облик этой девушки. Во-первых, это была первая неформалка, с которой я познакомилась, а во-вторых, в Дине была некая таинственность, привлекательная чуждость, загадка, которую мне захотелось постичь. Ведь за ней стоял иной мир, в котором жили иные люди и действовали иные правила. Уверенный взгляд Дины говорил о том, что мир, выбранный ею, лучше нашего, а ее жизнь веселее и полнее моей. Так же, как и при виде «ванильки» несколько дней назад, я ощутила нечто, похожее на легкую зависть. Мне ужасно захотелось познакомиться поближе, подружиться с неформалкой!

Мы с Диной перебросились несколькими фразами, обычными при знакомстве. Дима пару минут понаблюдал за нашим разговором, нетерпеливо чертя кроссовкой какие-то линии на земле, а потом произнес:

– Ладно, хватит тут топтаться! Пирог стынет!

– Какой пирог?

– С рыбой и рисом, – ответил парень. – Мама к твоему приходу приготовила специально.

– Это же любимое развлечение цивилов – готовить хавку, а потом жрать ее, – едко прокомментировала сестра.

– А я цивил? – спросила я, неуверенная, что правильно понимаю значение этого слова.

– А кто ж еще? Гот, что ли? Разве что замаскированный! – усмехнулась Дина.

– Цивил, цивил, – добавил Дима. – Так что пошли. Пирог тебе должен понравиться! Да не упрямься ты так! Мы ж не наедине будем!

То, что мы будем не вдвоем, меня, конечно же, успокоило. Кроме того, я была не против еще пообщаться с Диной – хотя бы из любопытства. Но готовить пироги, ожидая в гости человека, который собирается всего лишь вернуть вам небольшой долг, – это как-то странно! Будет ли вежливым отдать шестьдесят рублей, а потом слопать на сто?.. Хотя, если отказаться от угощения, которое сделали специально для тебя, это уж точно обидит Димину маму. А ведь я собиралась задать ей вопросы по психологии!

«В конце концов, почему бы не пойти в гости к новым друзьям?» – решила я. Решила и согласилась. Мы поднялись на четвертый этаж и зашли в квартиру.

Если честно, с родителями Кости, Яны и Никиты я знакома не была и к этому никогда не стремилась. Поэтому перспектива общаться с мамой парня, которого я едва знаю, казалась немного пугающей. Впрочем, переживала я зря. Наталья Рюриковна – а именно так звали мать близнецов – оказалась очень приветливой и с самого начала повела себя со мной как с равной. Вскоре я уже забыла, кому сколько лет и кто кому кем приходится. Важно было только то, что я в семье друзей и что мне рады.

Дина, которая, по-видимому, считала застолья атрибутом чуждого себе образа жизни, схватила кусок пирога и сбежала обратно на улицу. Мы остались пить чай с Димой и его мамой. Кстати, я узнала их фамилию – Абакумовы. Про папу я тоже узнала: он работал машинистом поездов дальнего следования, поэтому едва ли не постоянно находился в отъезде.

Сперва мы поговорили на разные общие темы: о музыке, о кино, о разных событиях. Впрочем, телевизор я смотрела мало, в Интернете тоже не особо зависала, поэтому в современной культурной жизни разбиралась не бог весть как. Тогда Наталья Рюриковна стала спрашивать меня о разных математических вещах. Сначала она завела разговор на любимую тему всех дилетантов – о теореме Ферма: не хочу ли я доказать ее. Я сказала, что она доказана давным-давно, еще до моего рождения. Потом оказалось, что Абакумову-старшую интересуют совершенные числа – то есть такие, которые равны сумме всех своих делителей. В этой теме я не очень разбиралась, и разговор перетек на комбинаторику и теорию вероятностей. Потом я вспомнила одного из отцов этой теории – знаменитого математика и астронома Лагранжа. Дальше речь зашла о Солнечной системе. Наконец, заговорили про пояс Койпера и про то, зачем Плутон лишили статуса планеты…

Постепенно я разговорилась, ощутила себя как рыба в воде, увлеклась, почувствовала интерес собеседников и окончательно расслабилась. В глубине души мне даже стало жалко, что этот визит скоро закончится и я, возможно, больше не вернусь сюда.

– А ведь ты хотела посоветоваться с мамой насчет той истории с Яной, – напомнил Дима, когда мы все трое немного устали от математики и астрономии.

Наталья Рюриковна была не против, и я пересказала ей все события, начиная со злополучного похода на пляж, после которого мы с Ларченко перестали быть подругами.

– Ну вот скажите, почему она мне пакостит? Почему обвиняет во всяких гадостях? Ну понравился ей Дима, ну бывает… я чем виновата?

– Видишь ли, – сказала Наталья Рюриковна, – ты, Лена, человек математический. Человек, привыкший к четкой логике, к формальным доказательствам. И когда ты спрашиваешь «почему», то хочешь узнать рациональное обоснование поступка своей подруги. Логическую цель, разумный смысл. А ведь в человеческом поведении это присутствует далеко не всегда!

– Как – не всегда? Разве кто-нибудь совершает поступки «непочему» или «незачем»?

– А ты любое свое действие можешь логически обосновать?

– Конечно! Например, я пришла сюда, потому что…

Потому что чувствовала необходимость пообщаться с психологом? Но тогда можно было бы позвонить по «телефону доверия»… Надо было отдать Диме деньги? Да я бы могла их и на телефон положить… Посмотреть на квартиру? Развеяться? Просто от скуки? А может быть…

– Так-то, – сказала психолог, спасая меня от неловкого положения. – Даже если ты со своим математическим умом и спокойным характером не всегда рациональна, то что уж говорить о других! Судя по тому, что я узнала о Яне, темперамент у нее еще тот. Очень похоже, что она из тех, кто отрезает, а позже меряет, принимает решение и лишь потом подводит под него обоснование.

– Как это – потом обоснование? Разве причина может идти после следствия?

– В математике нет, а в психологии – запросто. Людям ведь хочется выглядеть рациональными и логичными – и перед собой, и перед другими. Мало кто готов сказать, что совершил тот или иной поступок по глупости, под влиянием моментного настроения или по таким причинам, в которых и самому себе боится признаться. Вот и сочиняют люди объяснения своим действиям – вроде бы разумные, но сделанные позже, задним числом. Вот напал, к примеру, один парень на другого. Подрались. А почему подрались? Зачинщик говорит: «Прическа мне его не понравилась. Да и вообще он дурак. Не люблю его!» А на самом деле между ними встала девушка, к примеру. Тот, что начал, ревнует, но даже и думать об этом не хочет: допустим, стесняется. Или вот еще пример. Нарисовал художник картину, получил за нее премию, стал знаменитым. А другой давай ее ругать: плохая, мол, картина, никакого таланта в ней нет, да кто ее похвалил – дураки, да от такого искусство вообще деградирует, да все в таком духе… Вроде бы за культуру человек борется. А на самом деле завидует! Только завидовать ему до того противно, что он это чувство сам от себя скрывает.

– Получается, люди все время врут? – удивилась я.

– Я бы так не сказала. Ведь они подводят под свои поступки выдуманные мотивы не специально, не осознанно. Как правило, люди верят, что именно эти причины и есть настоящие. Немногие готовы по-настоящему разобраться в ситуации и в себе: ведь для этого нужно время, душевные силы, чтобы заглянуть правде в лицо. Большинство предпочитает просто верить в то, что больше по душе: что все будет хорошо, что ты самый красивый и умный, что во всех проблемах виноват кто-то другой, а не ты сам…

– Получается, и Яне удобнее верить в то, что я каким-то образом виновата в сложившейся ситуации?

– Думаю, да. Ее разозлило, что Диме понравилась ты, а не она, – в этом месте Наталья Рюриковна улыбнулась и многозначительно посмотрела на сына. – Она почувствовала ненависть к тебе, злость, ревность. Но ведь ревность – это чувство слабых, чувство бессилия. Яна не могла примириться с тем, что она испытывает подобное, с тем, что ей просто не повезло. И она придумала причину своей ненависти к тебе: придумала, будто ты завлекла Диму специально, будто ходила на пляж второй раз ради встречи с ним. Тогда получалось, что изменница – это ты, а не она. Ты во всем виновата, а Яна имеет моральное право тебя ненавидеть и пакостить. Иначе говоря, ей просто приятно думать, что в вашей ссоре виновата ты, а не она. Мысль о твоих мнимых интригах помогает ей чувствовать себя правой, казаться лучше самой себе.

– Выходит, что она подлая?

– Нет же, Лена. Твоя бывшая подруга делает все это не осознанно. Ее мозг выполняет все эти действия без участия разума, чтобы защитить свою хозяйку от моральных страданий. В какой-то мере это можно сравнить с тем, как глаза закрываются сами собой от фотоаппаратной вспышки… Ну как, понимаешь?

– Как будто бы понимаю… Значит, Янкин мозг защитил ее от страданий и теперь вместо нее страдаю я? Очень справедливо получается!

– Справедливости здесь нет. Все дело в различии ваших характеров. Ты предпочитаешь больше думать, Яна – действовать. Ты привыкла копаться в себе, анализировать, доискиваться до истины. Яна же хватается за первую выдуманную версию, которую предлагает ей мозг и которая представляет ее саму в наилучшем свете. Таким, как она, живется легче, и с этим ничего не поделаешь! Именно поэтому большинство людей и предпочитают поменьше думать. Можно было бы просто решить, что Яна – дура, не заморачиваться на этот счет и жить дальше с сознанием своей правоты. Но ты стала осмысливать произошедшее, искать, нет ли в нем твоей вины, думать о причинах и последствиях. Ты взглянула внутрь себя, внутрь ваших отношений – а это всегда трудно и неприятно.