– Точно! Ни на что не годна, – подтвердил мальчик, которому на вид не могло быть больше четырнадцати. Когда он успел стать алкоголиком?

Заверив нас в том, что «все ублюдки сегодня останутся без чая», Сейди удалилась, а я с удивлением обнаружила, что готова расплакаться. Оскорбления, даже вполне беззлобные и не направленные лично на меня, едва не довели меня до слез.

– Поговорите с Биллингсом после ланча, – посоветовал мне Майк, который, должно быть, заметив, что у меня дрожит губа. – А пока съешьте турнепс и картошку, а мясо оставьте.

– Можно я съем мясо? – спросил толстый субъект с луноподобной физиономией, сидящий справа от меня.

– Можете съесть все, – сказала я. Мне вовсе не хотелось ни турнепса, ни картошки. Я бы и дома не стала есть такое, а не то что в таком чудесном месте. Несмотря на то что мне известно, что в фешенебельных ресторанах подают копченые сосиски, соус с луком, пудинг и тому подобное, я все равно не в состоянии полюбить все это. Может, любить фрукты больше не модно, но мне хотелось фруктов.

Где, спрашивается, у них шведский стол с салатами из свежих овощей? Где чудесная низкокалорийная еда? Где свежевыжатые соки?

Я решительно пододвинула толстяку свою тарелку что вызвало у остальных бурю негодования.

– Рейчел, не давайте ему!

– Кто-нибудь, остановите ее!

– Ему же нельзя!

– Он патологический обжора!

– Не подкармливайте этого слона!


– Мы не готовим еду для каждого отдельно, – сообщил доктор Биллингс.

– Вот как! – я была весьма удивлена.

– Да.

– Но… я вегетарианка, – запротестовала я.

– У большинства людей, попадающих сюда, есть свои вкусовые пристрастия и проблемы с едой, и для них очень важно научиться есть то, что дают, – ответил доктор.

– Да, я понимаю, – мило ответила я. – Вы беспокоитесь о тех, кто страдает булимией и анорексией или чем-то в этом роде. Они расстроились бы, если бы увидели, что мне подают особый обед.

– Нет, Рейчел, – твердо возразил доктор. – Я беспокоюсь прежде всего о вас.

Обо мне? Чего это он?

– Почему? – я очень старалась сохранять вежливость.

– Потому что, хотя ваше основное заболевание – наркомания, у вас вполне могут возникнуть нездоровые пристрастия и к другим вещам, в том числе к алкоголю и еде. Вы рискуете приобрести перекрестную зависимость.

Но у меня нет наркомании! Однако сказать ему об этом я не могла, тогда он велит мне убираться. И что это еще за перекрестная зависимость?

– Она может возникнуть в результате попыток преодолеть основную зависимость. Вы можете побороть ее, но, в качестве компенсации, пристраститься к чему-то другому. Или просто добавить к основному пристрастию еще одно.

– Понятно, – кивнула я, – я пришла сюда лечиться от наркотиков, но к моменту выписки сделаюсь еще и алкоголичкой и обжорой. Это примерно то же самое, что сесть в тюрьму за неуплату штрафа, а выйти оттуда, уже зная, как грабить банки и взрывать бомбы.

– Не совсем, – он тонко улыбнулся. – Так что же мне все-таки есть?

– То, что дадут.

– Вы как моя мама.

– Правда? – он равнодушно улыбнулся.

– Я никогда не ела того, что она мне давала.

Это потому, что хуже моей матери не готовил никто. Все эти разговоры о фольге и индейках в первый день, когда она узнала о моих проблемах, были пустой болтовней. Сколько бы у нее ни было фольги, ее индейки всегда получались сморщенными и сухими.

Доктор Биллингс только плечами пожал.

– Ну и откуда же я буду получать белки? – Меня ужасно удивляло, что эти вопросы его совершенно не волнуют.

– Они есть в яйцах, молоке, сыре. Вы едите рыбу?

– Нет, – мстительно ответила я, хотя и ела.

И опять на его лице не отразилось никакого волнения. Он совершенно не желал замечать моей тревоги и замешательства.

– Все будет прекрасно, – улыбнулся он. – Пойдемте, я познакомлю вас с Джеки.

– Это еще кто – Джеки?

– Это женщина, с которой вы будете жить в одной комнате.

В одной комнате? Шок следовал за шоком. За ту цену, которую мы заплатили, мне должны были предоставить отдельную комнату! Но не успела я и рта раскрыть, как он открыл дверь офиса и подвел меня к ослепительной блондинке, которая неохотно драила шваброй пол в приемной. Поэтому я изобразила на лице приветливую улыбку. Придется подождать, пока она уйдет, прежде чем высказать свое неудовольствие. Мило, нечего сказать!

Она протянула мне смуглую гладкую руку:

– Рада познакомиться, я – Джеки, – улыбнулась она.

Ей было лет сорок пять, но с расстояния в несколько футов могло показаться, что лет на десять меньше.

– Вообще-то, я пишу свое имя как Чаки, – пояснила она. – Когда его пишут Джеки, это как-то слишком обыкновенно, правда?

Я не знала, что на это ответить, поэтому просто вежливо улыбнулась и сказала:

– Меня зовут Рейчел.

– Привет, Рейчел, – улыбнулась она. – Рейчел пишется через «е» или через «э», через два «л» или через одно?

И вот с этой сумасшедшей я буду жить в одной комнате?

И вообще. Почему она тут убирает? Разве она не пациентка? Я была уверена, что видела ее за столом во время ланча. У меня екнуло сердце. Неужели они приняли всерьез всю эту ерунду с моей наркоманией?

– Вы пропустили кусочек пола около двери, Чаки, – напомнил доктор и направился к лестнице.

Чаки бросила ему вслед такой взгляд, что я удивляюсь, как это он не превратился в камень.

– Не забудьте свой чемодан, Рейчел, – напомнил доктор Биллингс.

И он стал подниматься по лестнице вверх, предоставив мне тащить чемодан, который весил не меньше тонны. Рассчитывая, что в Клойстерсе будет полно знаменитостей, я привезла всю свою одежду да еще кое-что из вещей Хелен, которые мне подошли. Я бы с удовольствием захватила все вещи Хелен, но она была маленькая и изящная, а я – здоровенная, так что мне могло подойти только что-нибудь безразмерное, то, что на любого налезет. А так, конечно, было бы очень забавно, если бы, сдав меня в Клойстерс, она вернулась домой, открыла свой шкаф и обнаружила, что он пуст.

Обливаясь потом под тяжестью чемодана, ковыляя мимо обшарпанных стен, я проклинала свою злую судьбу, забросившую меня сюда как раз, когда, по-видимому, делали ремонт.

– Когда закончат ремонт? – крикнула я Биллингсу в надежде, что он ответит: «Скоро».

Он только усмехнулся и не ответил. Все-таки он сам придурок, с внезапной злобой подумала я.

Я совсем выбилась из сил и задыхалась. Возможно, когда стены заново покрасят, а на пол положат паласы, здесь будет, как в фешенебельном отеле. А пока, честно говоря, все это больше напоминало интерьеры диккенсовского сиротского приюта. Моя комната разочаровала меня еще больше. Это был предел. Почему она такая маленькая? В ней едва помещались две односпальные койки. На этом, впрочем, и кончалось сходство с монашеской кельей. Разве что у монахов бывают розовые нейлоновые покрывала. Я таких не видела с детства, с семидесятых. Ничего общего с хрустящим белым ирландским постельным бельем, которого я ожидала. Проходя мимо кровати, я услышала характерное потрескивание, и волосы у меня на ноге встали дыбом.

Шаткий белый шкафчик был заполнен разными бутылочками с кремами от «Ланком» и «Эсте Лаудер». Наверно, они принадлежали Чаки. Для моих двух жалких коробочек «Пондс» просто не осталось места.

– Сейчас я оставлю вас, – сказал доктор Биллингс. – Групповые занятия начинаются в два, вы в группе Джозефины. Не опаздывайте.

Групповые занятия? Группа Джозефины? А что будет, если я опоздаю? Где мне взять плечики для одежды?

– А где?..

– Спросите у других пациентов, – отрезал доктор. – Они будут рады помочь.

И ушел!

Подлый ублюдок, злобно подумала я. Ленивая, невоспитанная дрянь. Не обеспечить мне вегетарианскую пищу! Не поднести мой чемодан! Не помочь устроиться! Не допереть, что никакая я не наркоманка! Спросите других пациентов… Когда выйду отсюда, обязательно напишу письмо в газету и назову его имя. Ленивая тварь. И ведь небось получает кучу денег, моих денег!

Я осмотрелась. Ну и дыра! В отчаянии я бросилась на постель, и пузырек валиума, о котором я совсем забыла, чуть не выпустил мне кишки. Немного успокоившись, я решила пока спрятать пузырек в тумбочку. Но как только я попыталась встать, покрывало поднялось вместе со мной. Сколько я ни отрывала его от одежды, оно тут же опять ко мне «приклеивалось».

Я была подавлена, разочарована, полностью деморализована.

9

Подожди, успокойся. Давай посмотрим на это с другой стороны. Вспомни о джакузи, массаже, лечении водорослями, грязевых ваннах… «Ладно, хватит!» – сварливо сказала я себе.

Неохотно достав из чемодана несколько вещей, я обнаружила, что платяной шкаф уже до отказа набит одеждой Чаки. Я слегка подкрасилась в надежде на то, что в группе Джозефины встречусь с какими-нибудь знаменитостями, и заставила себя спуститься вниз.

Набраться смелости и выйти из комнаты оказалось не так-то легко. Я ужасно стеснялась и подозревала, что все остальные пациенты только и делают, что говорят обо мне. Войдя в столовую (я держалась за стенку одной рукой и как подросток обкусывала ногти на другой. Женщина моего возраста и роста ни за что не должна опускаться так низко), я едва смогла различить очертания предметов из-за сигаретного дыма. Но, судя по производимым звукам, люди пили чай, смеялись и болтали и, скорее всего, обо мне и не вспоминали.

Это было все равно, что прийти на вечеринку в дом, где никого не знаешь. И где нечего выпить. Вскоре я с облегчением заметила Майка. На воле я бы постеснялась заговорить с таким, чтобы не подумали, будто мы встречаемся, но сейчас я была слишком напугана и подавлена, чтобы помнить о таких вещах. Я охотно простила ему индийские джинсы и внешность быка, на которого надели кудрявый парик, – ведь он спас меня от Сейди в оранжевом фартуке.

– Где тут группа Джозефины? – спросила я.

– Иди сюда, я тебе все покажу. – Он подвел меня к доске объявлений на стене и указал на расписание.

Окинув его взглядом, я обнаружила, что оно весьма плотное. Групповая терапия утром и днем, лекции, собеседования, фильмы, встречи АА, встречи АН, встречи АИ…

– АА – это Анонимные Алкоголики? – недоверчиво спросила я Майка.

– Точно.

– А что значит АН?

– Анонимные Наркоманы.

– Это что еще такое?

– То же самое, что Анонимные Алкоголики, только касается наркотиков, – пояснил он.

– Вот это да! – Честное слово, это было по-настоящему забавно. – Ты серьезно?

– Да. – Он как-то странно посмотрел на меня. Как ни пыталась, я не могла расшифровать его взгляд.

– АИ?

– Анонимные Игроки.

– АО? – Я едва удерживалась от смеха. – Погоди, я сама догадаюсь: АО – это Анонимные Любители «Оливетти» – люди, у которых страсть печатать на пишущей машинке!

– АО – это Анонимные Обжоры. – Он и не думал смеяться. Его отвратительная физиономия словно окаменела.

– Понятно. – Я честно пыталась сдерживаться и не фыркать.

Мне было так неловко, что я потешаюсь над АА, АН, АИ и АО! Для меня это всего лишь забава, а у этих несчастных, может, жизнь от этого зависит.

– Вот здесь указано, где проводятся встречи, – Майк ткнул пальцем в следующий столбец. Я изо всех сил старалась казаться заинтересованной. – Вот смотри: сегодня, в два часа, группа Джозефины собирается в Аббатских апартаментах… – Все мероприятия проводились в помещениях с очень красивыми названиями: Консерватория, Тихая комната. Пруд размышлений.

– Итак, у нас новая дама! – раздался вдруг мужской голос.

Я оглянулась. Не стоило того. Передо мной стоял маленький толстенький человечек среднего возраста, каких тут было полно. Не слишком ли много коричневых джемперов из акрила для одного здания?

– Как дела? – спросил он.

– Прекрасно, – вежливо ответила я.

– В первый день я тоже чувствовал себя ужасно, – добродушно признался он. – Потом станет лучше.

– Правда? – с надеждой отозвалась я. От его неожиданной доброты мне опять захотелось плакать.

– Да, – кивнул он, – а потом – снова хуже, – он произнес эти слова так, как если бы это были те последние слова анекдота, в которых и заключается вся соль. Потом он запрокинул голову и оглушительно захохотал. Успокоившись немного, он протянул мне руку. – Меня зовут Питер.

– Рейчел, – мне даже удалось улыбнуться ему в ответ, хотя, честно говоря, я охотно врезала бы ему.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал Питер, и в глазах его зажегся странный огонек, – я – настоящий сумасшедший.

Скоро я поняла, что у Питера очень развито чувство юмора. Он смеялся над всем, в том числе и над ужасными вещами. Особенно над ужасными вещами. Я подозревала, что скоро начну ненавидеть его.