Амелия Грей - Капелька скандала

– «Была темная, предвещающая бурю ночь, и все общество...»

– Нет, нет, нет, Миллисент, – мягко остановила ее пожилая женщина. – Начинать такими словами раздел лорда Труфитта абсолютно недопустимо. Светская хроника должна начинаться как-то так... «Стояла звездная ночь, из тех, что больше всего подходят для изысканного суаре».

– Но ведь шел дождь, – напомнила тетке леди Миллисент Блэр.

Пожилая женщина, лежавшая в постели, откинувшись на гору подушек, тяжело вздохнула и слегка обмахнулась расписанным вручную веером.

– Это, милочка, не имеет ровно никакого значения. Общество не интересует истина. Ему нужны сплетни, и желательно в красивом оформлении.

Миллисент приподняла подол своего простого белого платья и хотела было присесть на кровать, но басовитое ворчание золотистого спаниеля, свернувшегося в ногах тетки, предупредило ее порыв. Миллисент попятилась.

Гамлет был дружелюбным, очаровательным песиком, кроме того времени, когда он отдыхал на кровати своей хозяйки. В эти моменты он превращался в преданную сторожевую собаку. Тетя Беатриса поправлялась после ужасного падения, и всякое резкое движение причиняло ей сильнейшую боль. Миллисент было очень тяжело видеть сестру отца в таком жалком состоянии.

– Ах, тетя Беатриса, я не хочу утомлять вас. Разве я не пыталась объяснить вам причину, по которой не могу выполнить вашу просьбу? Но вы не захотели меня выслушать. И вот вам доказательство: я понятия не имею, как пишется раздел светских сплетен.

Миллисент могла бы еще раз повторить, что, памятуя о прискорбном опыте ее матери, связанном со скандальными газетенками, она полагает, ей и вовсе не стоит этому учиться. Но еще вчера утром, приехав в Лондон и узнав, зачем тетка послала за ней в Ноттингемшир, Миллисент уже сделала попытку объясниться. Однако единственное, что ей удалось, это довести тетку до слез, так что той пришлось принять успокоительное. Еще раз огорчать тетку, столь сильно разбившуюся при падении, Миллисент не хотелось.

Ее тетка Беатриса Тальбот была леди Беатрисой для своих друзей и для людей из светского общества, но для тысяч читателей она оставалась знаменитым ведущим раздела светской хроники в лондонской «Дейли ридер», тем самым лордом Труфиттом, которого никто никогда не видел.

Беатриса поерзала, устраиваясь на подушках, и снова застонала. Ее лицо, напоминавшее своей формой сердечко, исказилось от боли. Одна сторона ее рта и подбородка пугающе изменила цвет и распухла. Бедняжка споткнулась о свою вислоухую собаку и упала, повредив ногу и сломав руку да еще набив кучу шишек и синяков. И теперь единственное, что ей удавалось делать, не прибегая к посторонней помощи, так это есть.

После этого несчастного случая слуги умоляли ее светлость отдать Гамлета, чтобы подобное ужасное падение больше не могло повториться. Однако Беатриса и слышать об этом не желала и стыдила их за одно только предположение, что она способна бросить своего любимца.

В комнату вошла Эмери, горничная Беатрисы. В руках она держала серебряный поднос с маленькой чашкой на нем. Эта энергичная и крепкая женщина была единственным лицом, которое Гамлет подпускал к кровати.

– Ах, как славно, – с благодарностью пробормотала Беатриса и медленно заморгала опухшими глазами. – Наконец-то боль хоть немного отпустит. Мне уже стало казаться, что время приема этой укрепляющей мерзости никогда не наступит.

Горничная размешала в чашке чая ложку укрепляющего порошка, подождала, пока Беатриса выпьет лекарство, а потом отошла в дальний конец комнаты и уселась там на стул. Эмери как нельзя лучше подходила для того, чтобы ухаживать за теткой Миллисент. Голос у нее был негромкий, и ни единым движением она старалась не потревожить свою госпожу.

– Ты должна сделать это ради меня, милочка, – прошептала Беатриса, голосом и всем своим видом взывая к добросердечию Миллисент, которое было одним из присущих ей качеств. – Мне неприятно произносить это вслух, но придется. Деньги, которые мне платят за ведение раздела скандальной хроники, – это то, на что я живу. Без них я угожу в богадельню, прежде чем снова поднимусь на ноги.

– Лорд Беллкорт этого не допустит.

– Вздор, – возразила Беатриса. – Еще как допустит. Даром что он мой племянник и твой сводный брат, но когда дело касается денег, завести его бывает труднее, чем часы Уильяма Клемента.

– Но мне бы так не хотелось заменять вас, и вы знаете почему.

– Да, конечно, но ты должна преодолеть в себе это. – Беатриса снова обмахнулась веером. – И кроме того, это не слишком долго продлится. Только то время, пока я не в состоянии передвигаться и сама бывать в обществе. Дело, право же, очень простое. И ты не останешься без моей помощи и без содействия моих давнишних друзей – виконта и виконтессы Хиткоут. Мы все трое так давно вращаемся в обществе, что знаем в Лондоне всех. И мы уже обеспечили тебе поручителя, чтобы ты могла посещать «Олмакс», а также позаботились о приглашениях для тебя на все лучшие приемы в этом сезоне.

– Тетя Беатриса, если лорд и леди Хиткоут такие ваши близкие друзья, почему бы им не вести этот раздел вместо вас?

Старая дама закатила свои опухшие глаза и тяжело вздохнула.

– Ах, виконтесса только этого и желает. Она невероятно любит сплетни. Однако позволь я ей заняться хроникой, боюсь, мне уже никогда больше не видеть этой работы. На днях она даже высказалась в том смысле, что, по-видимому, пришло время передать раздел в ее руки. Понимаешь, она, конечно, немного помоложе меня. Но мне это дело не только доставляет удовольствие, но и дает доход, поэтому я должна сохранить его.

В конце концов, решимость Миллисент не могла не поколебаться. Вести светскую хронику? Не будет ли это чем-то вроде приключения после спокойной жизни, которую она с самого рождения вела в деревне?

Отогнав эти непрошеные мысли, Миллисент сделала еще одну попытку укрепить свои позиций:

– Но мы-то с мамой полагали, что я отправляюсь в Лондон, чтобы быть вашей компаньонкой и помогать вам, пока вы не оправитесь после несчастного случая.

– Господи, что за глупости! Чем ты мне можешь помочь? У меня есть Эмери и Филлипс – они вполне способны позаботиться о моих телесных нуждах. Мне нужны твои глаза и уши. Перед тобой, дорогая, стоит очень важная задача – не дать мне оказаться в богадельне.

– Скандальные газетенки? – прошептала Миллисент скорее для себя, чем для тетки. Она потрясла головой, не зная, как сможет объяснить это матери, если та что-нибудь узнает. – Мне и в голову не приходило, что вы ведете раздел сплетен или что вы захотите посвятить меня в вашу работу.

– К чему такое презрение, Миллисент? Кому-то ведь надо этим заниматься, и это должен быть человек, который принят в обществе. Поверь мне, если бы общество не интересовали сплетни, газеты их не печатали бы. – Беатриса посмотрела на свою горничную. – А теперь, Эмери, пригласите, пожалуйста, виконта и виконтессу присоединиться к нам.

– Ах, тетя Беатриса, у меня и в мыслях не было с неуважением отнестись к вам или к вашему занятию.

– На самом деле это не более чем факты, записанные и преподнесенные в гораздо более увлекательном виде, чем это происходило на самом деле.

– Факты? А я думала, большая часть того, что пишется, лишь слухи и домыслы.

– Ну, порой случается и такое, но хватит об этом. Запомни: самое важное – сохранить в тайне то, что ты делаешь. Никто не должен заподозрить, что ты слушаешь их разговоры. – Опухшими глазами, похожими на щелки, Беатриса оглядела платье Миллисент, ее лицо и волосы. Потом медленно покачала головой. – Боже мой, ты слишком хороша собой. Все денди захотят с тобой танцевать. С этим нужно что-то сделать.

Миллисент посмотрела на свое платье. Отец хорошо обеспечил их с матерью, и даже после его смерти они дважды в год обновляли свой гардероб в соответствии с требованиями светской жизни Ноттингемшира. Ее платье было сшито по последней моде, и этот простой фасон с высокой талией очень шел ей. Изящные цветы на ее шляпке были выбраны с тем расчетом, чтобы подчеркнуть ее золотые волосы и светло-карие глаза.

Беатриса уже предупредила Миллисент, что она не должна выделяться на приемах:

– Тебе не следует быть настолько хорошенькой, чтобы все молодые холостяки старались привлечь твое внимание, но ты не должна быть и настолько непривлекательной, чтобы на это обратили внимание и стали говорить, будто на балах ты подпираешь стенки.

– Что же мне делать? – растерялась Миллисент, которой больше не хотелось огорчать тетку.

– Есть у меня одна вещица. Посмотри на письменном столике, там лежат мои очки.

Миллисент расправила плечи и с вызовом посмотрела на тетку.

– Нет, тетя Беатриса, это уже слишком. Очки мне не нужны.

– Конечно, не нужны. Но благодаря им молодые франты не станут лезть из кожи вон, чтобы потанцевать с тобой, и не будут надоедать тебе своими визитами. Положи их в свой ридикюль и надевай, выезжая в свет. Светские развлечения порой бывают очень приятными, и я не вижу никаких причин, почему бы тебе стоило отказываться от них. Однако помни, ты будешь выезжать в свет для того, чтобы добыть сведения, а не для того, чтобы за тобой ухаживали. И убери от лица и пригладь свои красивые локоны, милочка. Ты должна выглядеть немного попроще.

Миллисент зачесала назад волосы с боков и тут же призналась себе, что не намерена ради тетки делать из себя уродину. Потом взяла очки и положила в свою кружевную сумочку на шнурке. Надевать их она вовсе не собиралась.

– Какой восторг ты вызвала бы у всех холостяков, если бы появилась в этом сезоне в качестве дебютантки, – с гордостью сказала Беатриса. – Ты была бы алмазом чистой воды.

– Благодарю вас, тетя Беатриса.

У Миллисент мелькнула мысль, что ей полагалось бы покраснеть от щедрых похвал тетки, но она сразу же напомнила себе, что должна разумно воспринимать такие вещи.

Миллисент недоверчиво покачала головой. Неужели она действительно собирается заниматься такими делами ради тетки? Ведь у нее есть серьезная причина отказаться. Она должна думать о своей матери и о том, через что та прошла много лет назад.

Миллисент была единственным ребенком немолодого графа Беллкорта и его молодой жены Дороти. У графа уже были взрослый сын и две замужние дочери от покойной жены, когда он женился на Дороти по просьбе ее отца, его давнего друга. Граф Беллкорт женился на Дороти после того, как скандал, разразившийся в Лондоне, погубил ее репутацию.

Когда Миллисент было двенадцать лет, ее отец скоропостижно скончался, оставив жене записанное на нее состояние, которое было более чем достаточным, чтобы удовлетворить потребности Дороти и дочери. Дороти была заботливой матерью и старалась, чтобы Миллисент получила образование, соответствующее дочери графа.

Ей дали все – кроме возможности провести сезон в Лондоне.

Дороти рассчитывала, что ее дочь выйдет замуж за местного викария или за кого-нибудь из здешних джентльменов со средствами. К большому огорчению матери, Миллисент уже отказала трем претендентам на ее руку.

Дороти уехала из Лондона в возрасте двадцати одного года, после страшного, скандала, дав клятву никогда больше не возвращаться в этот город. Получив отчаянный призыв Беатрисы, она очень неохотно отпустила в Лондон дочь, но поскольку Дороти всегда с большой нежностью относилась к сестре покойного мужа, она согласилась, что Миллисент будет превосходной компаньонкой для Беатрисы, пока та не поправится.

Миллисент понимала, почему мать не хотела отпускать ее в Лондон, однако считала, что причин для беспокойства у матери никаких нет. Миллисент не собиралась влюбляться в какого-нибудь негодяя и губить свою репутацию.

Мысль о матери заставила Миллисент еще раз попробовать отговорить тетку от ее планов.

– Я просто не представляю себе, как смогу слушать разговоры, а потом возвращаться домой и записывать их.

– Ах, силы небесные, Миллисент, не будь такой пуританкой. Все светские люди любят раздел сплетен. Они просто ждут не дождутся, когда появится очередная страница светской хроники, чтобы можно было прочесть что-то о вчерашних приемах и о тех, кто на них был.

Миллесент рассердилась. Тетка абсолютно не учитывает, в какое положение она ее ставит.

– Вот такие сплетни и заставили мою мать с позором уехать из Лондона.

– Ну что за вздор! Это было много лет назад, и ничего лучшего с ней не могло случиться. Последнее, что я слышала, так это то, что мужчина, с которым ее застали в саду, так никогда и не женился. Ему нужна была победа, а не жена, а твоя мать оказалась настолько глупа, что поверила всей той лжи, которую он ей наговорил. Но из-за этого скандала она вышла за моего покойного брата и была, насколько я могу судить, очень счастлива. – И Беатриса чуть улыбнулась распухшими губами.