Владелец тут же позволил ей взять все, что ей нужно; инструмент оказался недорогим, хотя и был создан по особому чертежу. Заверив владельца, что, кроме пилы, ей ничего не нужно и что она вернет ее на обратном пути, Изабель в восхитительном настроении повернула назад.

По пути к причалу Эйлин спросила:

– Неужели получится?

– Такой пилой пилят просмоленные толстые канаты. – Изабель осмотрела завернутое в непромокаемую ткань лезвие, и ею овладело нетерпение. – Я совершенно уверена, что она распилит лианы, которой скреплены доски частокола.

Ройд отрывисто приказал устанавливать парус под углом к ветру – они шли курсом бакштаг, и он хотел развить наибольшую скорость. Изабель покосилась на него и не удержалась от улыбки. Если ею владеет нетерпение, то им – тем более. Капитан заражал своим отношением всю команду; все ждали, когда же наконец начнется операция.

Попутный ветер гнал «Корсар» вперед.

Она обернулась и увидела сзади целую флотилию судов, которые спешили выйти в море в час отлива. Они вытянулись в линию и уменьшались по мере того, как «Корсар» продвигался вперед. Ей хватило одной минуты, чтобы разглядеть «Трайдент», изящно, как лебедь, входивший в воды пролива Солент. Ненамного отставал от него «Большой баклан»; Деклан действовал строго по плану и не стремился никого обогнать, а следовал за другими. Ни один корабль еще не шел на всех парусах; поскольку вокруг были другие суда, всем пришлось ждать Ла-Манша.

Она посмотрела вперед; Ройд в очередной раз приказал развернуть паруса. Она увидела, как шевелятся губы у Дункана; глядя на парус, он повторял слова Ройда. Несомненно, запоминал команду. Неудивительно, что Дункана так влечет к морю. Она с горечью признала, что раньше ошибалась, не пуская его на корабли.

Через миг она отошла от борта. Когда Ройд покосился на нее, Изабель указала глазами на Дункана, поручая сына его заботам, и направилась к лестнице.

Спустившись в каюту, она отыскала свой коричневый сундук, достала из шляпной картонки гребни, щетки и булавки и выложила их на умывальник. Потом села на кровать и погрузилась в раздумья.

Позже, когда они шли по Ла-Маншу и «Корсар» скользил по волнам, она, немного успокоившись, вернулась наверх.

Она не стала подниматься на ют, а отправилась на нос. Одного взгляда назад хватило, чтобы понять: они так намного опередили остальные корабли, что их уже не было видно.

Неспешно прохаживаясь вдоль борта, она поняла, что машинально считает лини и канаты. Потом она заметила Дункана, который прыгал по другую сторону палубы; когда он обернулся и что-то крикнул человеку, стоящему позади, она посмотрела в ту сторону и увидела, что вперед быстро идет Ройд. Он делал то же самое, что и она, – проверял, все ли в порядке на его корабле, все ли так, как он того хочет.

Увидев ее, он замедлил ход и не спеша направился к ней.

Она прислонилась к борту и стала смотреть, как Дункан вприпрыжку бежит дальше, сопровождаемый квартирмейстером Уильямсом. Он сменил Ройда и следил, чтобы с мальчиком ничего не случилось.

Ройд остановился рядом с ней; их плечи соприкоснулись.

Не сводя взгляда с Дункана, она сказала:

– Мне приходилось силой удерживать его подальше от порта. Дай ему возможность, он бы там везде прополз и пролез, но там все помнили о нашей помолвке, и в нем сразу признали бы твоего сына.

Ройд задумался. Почему она заговорила об этом именно сейчас? Хотя вначале, увидев Дункана, он был вне себя от ярости – он злился на нее, потом он понял: гнев не приблизит его к цели.

– Он знает о том, чем ты занимаешься? – спросил он, стараясь не выдать волнения.

Изабель покачала головой:

– Он знает, что я помогаю дедушке управлять судоверфью, – подозреваю, он считает меня кем-то вроде секретарши.

Ройд хмыкнул. Проследив, как и она, за Дунканом, он сказал:

– Я понял, почему ты скрывала его от меня. А теперь расскажи, как тебе это удалось. – Важнее всего узнать всю правду, а единственным источником такой правды оставалась сама Изабель.

– Все оказалось не так трудно, как ты, возможно, думаешь. В то время папа всем занимался сам – заключал сделки, закупал материалы, чертил, надзирал за строительством. Он редко бывал дома и еще реже навещал Айону – если ты помнишь, они нечасто видятся с глазу на глаз, а после того, как мы с тобой обручились, я переехала в поместье Кармоди, чтобы жить с ней.

Он прищурился на ярком солнце.

– Хочешь сказать, что твой отец ничего не знает?!

– Не знал – ни когда Дункан родился, ни когда рос. Не знал до последнего времени. – Помолчав, она продолжала: – Месяца два назад папа приехал навестить меня. Было воскресенье, и я его не ждала – у него возник срочный вопрос, по которому требовалось узнать мое мнение. Стоял солнечный июньский день. Все дети играли на улице, а я с остальными женщинами была на кухне. Айона ушла наверх вздремнуть, так что ее рядом не было. Лакей, конечно, узнал папу, и, поскольку никто больше не мог его принять, он проводил папу в салон.

– Дай угадаю. Окна салона выходят на детскую площадку?

Изабель кивнула:

– К тому времени, как в салон вошла я, папа стоял у окна; он уже заметил Дункана. И догадался, что он – Фробишер. – Она глубоко вздохнула. – Но и тогда он еще ничего не понял…

Она покосилась на него, пытливо заглянула ему в глаза; он почувствовал ее взгляд, но не повернулся к ней.

– Издали папа не уловил в Дункане сходство со мной, так что он тогда еще не понял, что Дункан – наш сын. Я вздохнула с облегчением и закрыла дверь салона.

Он вовремя посмотрел на нее и заметил у нее на губах горькую улыбку.

– Мы обсуждали проблему, возникшую на верфи, когда вдруг прибежал Дункан – он хотел что-то мне сказать. – Она взмахнула рукой. – По-прежнему не знаю как, но он бросился ко мне – ты видел, как он это делает, – и закричал: «Мама! Мама! Знаешь что?»

Он живо представил себе ту сцену и покачал головой:

– Бедный твой отец!

– Вот именно. Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок – ничего подобного с ним в жизни не случалось. Пришлось усадить его в кресло. Дункану я велела принести стакан виски. Он принес полный стакан. Папа выпил его одним глотком.

Ройд старался не засмеяться, но в тот миг ему стало искренне жаль Джеймса Кармайкла. Тот не слишком обрадовался, узнав, что Ройд хочет жениться на его дочери; судя по тому, как все обернулось, его опасения оказались не напрасными. Затем вот так, неожиданно, наткнуться на Дункана и открыть все, что много лет скрывала Изабель…

– Что же потом? – спросил он, повернувшись к ней.

– Папа настаивал, чтобы мы обо всем рассказали тебе, но мы убедили его придержать язык, по крайней мере на время.

– Говоря «мы», ты имеешь в виду себя и Айону?

– И маму, и мою бабушку Кармайкл – папину маму, и Элайзу – а также его сестру и маминых сестер… – Она пожала плечами. – Практически всех женщин из обеих ветвей семьи.

– Значит, им все известно?!

– По-настоящему все знают только Айона и мама, но, конечно, остальные о чем-то догадывались. – Она посмотрела на него, как будто это должно было быть очевидно. – Ребенка – тем более такого, как Дункан, – довольно трудно прятать.

«И все же тебе это удавалось целых восемь лет!» Однако досада, которую он испытывал, оказалась недостаточно сильной, чтобы возобладать над остальными мыслями и чувствами, вихрем крутившимися у него в голове. Несколько кусочков головоломки вдруг сложились воедино.

– Так вот почему во время наших последних встреч твой отец… ему было не по себе, и он разговаривал со мной очень сухо.

– Да. Ему очень не по себе из-за всего, что произошло.

– Ничего удивительного.

– Да… но все еще хуже. Дело не только в тебе. Видишь ли, мама и папа хорошо знакомы с твоими родителями. А Дункан… возможно… твой наследник.

Ройд не допускал никакого «возможно»; Дункан как его первенец действительно его наследник!

Следя за Дунканом, который ходил по носу и направился к ним, она вздохнула:

– Папа жалел, что ничего не мог тебе сказать. И без того плохо из-за того, что подумаешь ты, но он больше волновался из-за твоих родителей – ведь они с твоим отцом давние приятели.

Вначале Джеймс и Фергюс были просто двумя преуспевающими промышленниками, работавшими в смежных областях. Впрочем, Изабель заметила, что их дружба только крепла с возрастом. Еще и поэтому многие считали их с Ройдом брак союзом, заключенным на небесах.

Так оно и было.

Он оттолкнулся от борта, когда Дункан приблизился к ним.

– Как только вернемся, надо будет все рассказать моим родителям. Понятия не имею, как они ко всему отнесутся, – сомневаюсь, что мама простит тебя за то, что ты так долго скрывала от них Дункана, – но пока нам не нужно об этом думать.

Изабель мысленно согласилась с ним. Когда Дункан подбежал к Ройду, тот присел на корточки. Она слушала, как их сын радостно рассказывает, какую рыбу он разглядел с носа. Наблюдала, как мужчина, которого она до сих пор любила, встал и взъерошил темные волосы сына, потом покосился на нее, их взгляды встретились, он быстро кивнул и направился на корму. Дункан вприпрыжку следовал за ним, по-прежнему забрасывая его вопросами.

Изабель скрестила руки на груди, прислонилась к борту и позволила мыслям течь свободно, глядя на волны и на то, как палуба то поднимается, то опускается. Она понимала, что Ройд сейчас сосредоточен на главном – на миссии. Так было всегда; так у него устроена голова. Большой части своих успехов он был обязан своей целеустремленности. А целеустремленность возникала благодаря его способности сосредоточиться на том, чего он хотел достичь, исключая почти все остальное.

Но Изабель была женщиной, и она не хотела ждать завершения миссии для того, чтобы решить остальные вопросы.

Глава 4

Изабель не спешила. После ужина она уложила Дункана спать и подождала, пока он заснет. Потом поднялась на палубу. Как она и ожидала, Ройд стоял у штурвала. «Корсар» шел вперед в сумерках.

Плотнее закутавшись в шаль, Изабель зашагала по палубе. Она чувствовала на себе спиной взгляд Ройда, а потом он приказал развернуть парус, и два матроса полезли по вантам.

Она устроилась на носу: согнула ноги в коленях, подтянула их к груди и обхватила руками. Покачиваясь вместе с кораблем, она слушала шепот ветра.

Пробили четвертые склянки первой полувахты. Через несколько минут из тени, отбрасываемой фонарями, вышел Ройд.

– Ты вниз? – Изабель подняла голову и спустила ноги со скамьи.

– На сегодня вахту я сдал. Почему ты не спишь?

– Я думала…

Ройд подал ей руку и помог встать. Бок о бок они зашагали к кормовому люку. Она, значит, «думала». Его так и подмывало спросить, о чем, но они уже пришли. Дверь в ее каюту находилась впереди, в его – справа.

Она отодвинула задвижку и развернулась к нему лицом.

Вместо простого «спокойной ночи», чего он ожидал, хотя и собирался сорвать еще один поцелуй, она какое-то время смотрела на него и сказала:

– Мы должны обсудить еще один вопрос.

– Какой вопрос? – удивленно спросил Ройд. Поскольку его чувства и разум настроились совсем на другое, он никак не мог понять, что же она имеет в виду.

– Вот какой. – Изабель заглянула ему в глаза, положила руку на затылок, притянула его ближе и прижалась губами к его губам.

Прежде чем он сумел как-то ответить, она сделала еще один, последний шаг – и прижалась к нему всем телом, грудь к груди, бедра к бедрам.

Голова у него пошла кругом. Внутри запылал пожар.

Она раздвинула губы – и ему показалось, что он падает с обрыва в пропасть.

Ни одна сила на земле не могла помешать ему обнять ее, ласкать ее. Его губы и язык охотно и жадно подчинились ее призыву. Ничто не мешало им ринуться в водоворот страсти, которую они так долго в себе подавляли.

Страсть вырвалась на свободу и поглотила их целиком. В нем вспыхнуло острое, требовательное желание. Ройд крепче сжал ее, притягивая к себе.

Внезапно Изабель повернулась, увлекая его прочь от его двери.

Ройд послушно последовал за ней.

Не прерывая поцелуя, не размыкая объятий, она еще крепче прижалась к нему, и ему пришлось отступать назад, в каюту.

Изабель следовала за ним; все тело у нее горело, словно в огне. Губы, руки и все тело требовали: вперед и дальше.

В затуманенном мозгу Ройда вспыхнуло озарение; она в самом деле не шутит! Страстные поцелуи и ласки откровенно говорили о том, чего она хочет.

Несмотря на окутавший их чувственный дурман, он не забывал о том, что за тонкой переборкой спит Дункан. Ройд не сомневался, что Изабель тоже не забыла о сыне; раз она считает, что здесь безопасно, он может на нее положиться.

Это была последняя рациональная мысль, пришедшая Ройду в голову. Ее жадные пальцы уже расстегивали на нем рубашку. Когда ладони Изабель коснулись его обнаженной кожи, она ненадолго отпрянула, запрокинула голову и глухо застонала.