Стефани Лоуренс - Капитан «Корсара»

Ройд нащупывал ленты на ее корсаже. Судорожно вздохнул, хотя ему так и не удалось вернуть хладнокровие. Ее настойчивость оказалась заразительной; он дернул шнуровку и потянулся к ее плечам.

Бушующее в них желание переросло в страсть поистине невыносимую.

Ройд рывком спустил с ее плеч лиф платья.

Не прерывая поцелуя, Изабель отстранилась, чтобы высвободить руки из рукавов, – но сразу же прижалась к нему и принялась раздевать его. Чтобы помочь ей, он отступил на полшага, сбросил сюртук и избавился от рубашки.

Жадность ее прикосновений отвлекала, но перед ним маячила собственная цель – полупрозрачная сорочка почти не скрывала ее груди. Ему захотелось немедленно проверить, что изменилось в них после того, как она выкормила их сына.

Несколько ловких движений – и вот струящийся шелк упал на пол. Перед ним открылось сокровище, которое он прекрасно помнил. Он потянулся к ней, сжал ее груди и наблюдал, как ее лицо затопляет страсть. Он словно вернулся в прошлое, однако прошлое немного изменилось – соски увеличились и потемнели… Склонившись, он взял один из них в рот, испытывая острое удовольствие.

Ройд втянул сосок в себя, и у Изабель подогнулись колени. Он обхватил ее рукой за талию, прижал к себе и принялся осыпать ласками с новой силой.

Обхватив его обеими руками за голову, Изабель дрожала всем телом – его атака была более мощной и уверенной, чем раньше. Ройд очень возмужал, мускулы стали поистине стальными. Несмотря на головокружение, она это почувствовала. Восемь лет назад он еще не до конца созрел, теперь же они оба находились в самом расцвете.

Она с трудом вздохнула, приоткрыла глаза и увидела, как он обводит сосок языком. Острое наслаждение пронзило ее с головы до ног. Ройд выпрямился, и она прижалась к нему всем телом. Набухшие груди пульсировали на его горячей коже… в тот миг, когда их губы снова слились, обоих охватил мощный чувственный вихрь, и оба застыли на самом краю.

Все утратило смысл, кроме новых ласк. Они жадно насыщались друг другом и не могли насытиться. Он обнимал ее с тем же пылом, с тем же отчаянным желанием.

Ройд скинул сапоги, за ними последовали брюки. Им как-то удалось добраться до кровати; они упали на шелковое покрывало и сплелись воедино. Ему хотелось растянуть волшебные мгновения; ей тоже. Он пробовал сдержать ее пыл; ему хотелось попробовать Изабель на вкус, насладиться ею, но, ускоряя обмен ласками, Изабель выпустила джинна из бутылки, и страсть не собиралась отпускать их, пока они не насытятся.

Оба тяжело, прерывисто дышали; покрытые испариной, они изнывали от сладкой пытки. Наконец Ройд чуть отстранился, перевернул Изабель на спину и лег сверху. И сразу вошел в нее.

Оба застыли. На миг они совершенно потерялись в море ощущений, о силе которых оба успели позабыть.

Изабель открыла глаза и посмотрела на него в упор. Увидела в его глазах отражение собственных чувств, собственных бурных эмоций. Сильная тоска, острое желание, сожаление из-за напрасно потраченного времени… и замешательство из-за того, что все пошло не так, и они сбились с пути. Теперь они снова вышли на нужную тропу – снова обрели друг друга. Так и нужно продолжать.

Ройд ненадолго отпрянул – мышцы напряглись, он старался сохранить самообладание. Потом он снова ринулся в бой, проникая глубже.

Изабель закрыла глаза и улыбнулась. До чего сладостно ощущать внутри его твердость, цельность, мужественность! Они стали одним целым. Жар, смешанный с радостью, распространился по всему ее телу до кончиков пальцев.

Вспомнив, как им было легко в прошлом, они без труда вошли в нужный ритм, древний, как само море. В порыве страсти Изабель обхватила его бедра ногами, прижалась к нему всем телом, призывая его войти еще глубже.

Наконец они достигли вершины и взлетели.

Наслаждение, такое острое, какого она еще никогда не испытывала, пронзило ее с головы до ног. Все ее чувства взорвались и перемешались, и она воспарила, оторвавшись от земли.

Через миг он присоединился к ней, войдя еще глубже; он приглушил свой стон, уткнувшись в подушку у ее плеча.

Изабель и Ройд пребывали в экстазе… Общее наслаждение связывало их воедино, сплавляло в единое целое.

Ройд первым принял новую действительность. Он всегда надеялся, что все вернется. Вернется их связь и окрепнет так, что ее уже не разорвать.

Будь что будет! Если он безвозвратно привязан к ней, то и она так же безвозвратно привязана к нему.

Засыпая, Ройд обвил ее руками и положил ее голову себе на грудь. Изабель закинула ногу ему на бедро, тихо вздохнула и провалилась в сон.

Он разбудил ее, когда небо окрасил рассвет.

Медленными, мучительно неспешными ласками он снова довел ее до такого состояния, когда каждое прикосновение высекало искры. Поглаживая ее шелковистую кожу мозолистой ладонью, Ройд испытывал неслыханное наслаждение.

Снова загоревшись желанием, раскрасневшаяся Изабель плыла в тумане удовольствия, которое он доставлял ей; у нее пресеклось дыхание от тех нежных ласк, которыми он ее окутывал. В которые он ее заманивал.

Но он крепко держал ее. Он ласкал ее до тех пор, пока внутри у нее все не заныло и она не потребовала продолжения. Потом он вошел в нее, и они поскакали – вначале медленно, наслаждаясь ощущениями. Затем все быстрее и быстрее. Вплоть до того мига, когда наслаждение запульсировало внутри и взорвалось мириадами звезд. Даже тогда он продолжал удерживать ее, сцепив пальцы, и они, вытянувшись, прижались друг к другу, сливаясь в гармонии.

Потом они распались на части.

Позже, гораздо позже, отдышавшись и успокоившись, она лежала рядом с ним и нехотя размышляла о том, что их ждет. Ясно одно: сегодняшний день будет не похож на вчерашний.

Возобновление их близости было неизбежным, неминуемым. Она понимала, что все сделала правильно, потому что без этого шага они не смогут двигаться дальше.

Теперь, когда она сделала решающий шаг и они обнаружили, что их физическое влечение не утратило ни силы, ни остроты, – а может быть, повзрослев, они нуждались в более острых ощущениях, чем в юности, – ей без труда дался следующий вопрос: «Что дальше?»

Оба проснулись. Изабель повернула голову, чтобы видеть его лицо.

– Что ты собираешься делать?

У него наверняка есть какая-то цель; у него всегда была цель.

Он повернул голову и посмотрел ей в глаза:

– По-моему, это вполне очевидно.

Она язвительно заметила:

– Если бы я знала, я бы не спрашивала.

Губы у него дернулись, но он сразу же посерьезнел. Он не сводил с нее взгляда. Через несколько секунд он сказал:

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Моей спутницей жизни. Помощницей во всем.

Во всем?! Судя по его интонации, по выражению его серых глаз, он не шутил. Говорил совершенно серьезно.

Она затрепетала. И все же…

– А Дункан? – спросила она больше для того, чтобы у нее появилось время подумать.

– Он официально станет моим сыном и наследником… – Помолчав, Ройд добавил: – Он и так мой сын и наследник, несмотря ни на что.

Изабель не стала с ним спорить. Да, она сама напросилась плыть с ним; она понимала, что они должны выяснить отношения. Но ничего подобного она не предвидела. Поэтому до сих пор и не задавала себе главный вопрос – и тем более не знала на него ответа.

Однако его слова требовали какого-то отклика.

Очевидно, женщина, какой она стала, не сомневалась, доверяя ему свое тело. Ответ на один вопрос получен, одна важная задача решена.

Изабель пока не знала другого: способна ли та женщина, какой она стала, довериться ему полностью.

Хотя она больше не винила его в том, что случилось, это не значило, что о пережитой боли можно забыть, что ее можно просто стереть, словно ее не было. И при мысли о том, что возможно повторение, она поняла: второй раз она такого не выдержит.

Он ясно обозначил свою цель, а она достаточно хорошо его знала и понимала, что он говорит правду. И его слова обо «всем» – о том, чтобы делить с ней жизнь, все ее стороны без ограничений, – встретили в ней глубокое, инстинктивное признание. В конце концов, она хочет того же. Вот к чему ей можно стремиться. И он достаточно хорошо ее знал и знал, что ей предложить.

Изабель по-прежнему смотрела на него в упор, когда вдруг поняла: есть только один способ проверить, способен ли этот леопард в самом деле поменять свои пятна.

Слегка склонив голову, она сказала:

– Давай посмотрим, куда нас принесет ветер.

Не на такой ответ он надеялся; она поняла это по тому, как его взгляд посуровел, как слегка сжались челюсти. Но потом он молча кивнул, словно признавая ее правоту.

Понимая, что больше не уснут, они дружно откинули одеяло и встали. Их ждал новый день.

Через двенадцать дней Изабель стояла рядом с Ройдом на верхней палубе и смотрела на крохотные огоньки вдали. Под прикрытием темноты он привел «Корсар» в широкую дельту реки, на южном берегу которой раскинулся Фритаун.

Было очень важно, чтобы их корабль не опознали – а лучше даже не видели. Они не имели права рисковать. Кто-нибудь из колонии мог понять, что пришел еще один корабль Фробишеров, и предупредить злоумышленников. А те, в свою очередь, могли послать весточку наемникам на руднике. Изабель очень удивилась, когда Ройд приказал сменить название и флаги. «Корсар» ненадолго стал «Пеликаном»; судя по флагам, судно было голландским.

Подняв три черных паруса, псевдо-«Пеликан» почти бесшумно скользил вперед. Изабель невольно восхищалась тем, как Ройд воспользовался прибрежным бризом, чтобы увеличить скорость. Нос корабля уверенно взрезал волны, неся их вперед.

Они нарушали морской закон, так как не зажгли фонари. Хотя небо было затянуто облаками, а луна еще не взошла, звездного света хватило, чтобы понять, что путь свободен и они по ошибке не зайдут в бухту.

Ройд отдавал приказы, не повышая голоса; члены экипажа стояли наготове и действовали, повинуясь его жестам. Все они ходили под его командой не один год; они понимали, насколько важно соблюдать тишину. Слишком далеко распространяется звук над водой.

Изабель покосилась на Ройда. Прищурившись, он оценивал расстояние до бухты, которая лежала чуть поодаль по правому борту. Потом слегка повернул штурвал, и они повернули.

Они плыли еще десять минут. Глядя на берег, Изабель задумалась. Сегодня Ройда ждет первое настоящее испытание. А она проверит, можно ли положиться на его слово. В самом ли деле он готов разделить с ней все стороны своей жизни?

После той первой ночи, когда они вышли из Саутгемптона, они спали в одной постели. С их взаимным влечением все было ясно. Оно стало еще сильнее и интенсивнее, чем раньше. Оба ценили физическую близость и наслаждались ею. На том фронте все шло гладко.

Изабель, правда, гадала, как Дункан отнесется к переменам. Впрочем, первое препятствие все преодолели на удивление легко. Однажды утром он проснулся рано и застал их в ее постели. Проснувшись, Ройд и Изабель увидели, что Дункан смотрит на них и хмурится. Потом он задал Ройду вполне очевидный вопрос:

– Почему ты в маминой постели?

Надо отдать Ройду должное, он ответил без колебаний:

– Ты знаешь, что я твой папа. Мамы и папы обычно спят в одной постели.

Дункан задумался; потом он радостно улыбнулся и спросил, когда они собираются вставать.

Изабель обрадовалась, что они лежат под одеялом и Дункан не видит, что на ней нет ночной сорочки.

Мыслями она перенеслась к сыну – сейчас он крепко спал в своей постели в кормовой каюте. Хорошо, что ему не придется участвовать в безрассудном приключении, к которому готовятся его родители…

Если, конечно, Ройд сдержит слово.

Наконец, взяв нужный курс, Ройд передал штурвал Келли и подал знак матросам, стоявшим наготове у бизань-мачты. Стараясь не шуметь, они убирали паруса. Корабль замедлил ход; качка стала больше.

Ройд взял большую подзорную трубу и направился на правый борт – оттуда лучше был виден Фритаун.

Изабель последовала за ним. Издали стоявшие в порту суда можно было различить только по размеру – и, в некоторых случаях, по очертаниям.

Ройд сосредоточенно рассматривал в подзорную трубу темные корпуса. Вскоре он нашел что искал.

– Нам везет, – негромко произнес он. – Похоже, Деккер сейчас у себя. – Изабель поняла, что он доволен и предвкушает стычку.

– Который корабль его?

Он протянул ей подзорную трубу:

– Вон он, семидесятичетырехпушечный, стоит на якоре справа.

Изабель сразу же увидела судно, которое он имел в виду.

– Ты решил, что Деккер на борту, потому что в кормовой каюте горит свет?

– Вряд ли в такой час в той каюте может находиться кто-нибудь, кроме него, а свет горит ярко – у него там лампа, а не свеча… – Помолчав, он продолжал: – Уже одиннадцатый час. Нам надо двигаться. Предпочел бы не вытаскивать его из постели.