Галина Врублевская - Карьеристки

— Что читаем? — бесцеремонно поинтересовался ее спутник.

Она показала скромную одноцветную обложку интеллектуального бестселлера.

— Это же невозможно читать! — изрек Георг. — Это не для людей.

— А для кого же? — удивленно посмотрела на него Маргарита Андреевна. — Роман — лауреат главной российской премии.

Георг взял спутницу за запястье так же, как час назад брал руку другой женщины. Маргарита Андреевна отдернула ладонь, перехватила книгу за другой угол. Между тем вагон уже мчался по перегону, углубляясь в подземный тоннель. Маргарита Андреевна впилась глазами в страницу, а Георг ее больше не тревожил, вдруг почувствовав, как устал за этот долгий сумбурный день. Он прикрыл веки и задремал.

Они проехали несколько остановок в молчании. Маргарита Андреевна не могла вникнуть в смысл, книга действительно требовала полной сосредоточенности, а ее мысли плясали, как буквы, скачущие по строке от тряски вагона. Она вполоборота повернулась к Георгу, посмотрела на его постаревшее в сонной дреме лицо, грязноватый развод сажи на лбу, поседевшую щетину, отросшую как-то вдруг. Перевела взгляд на дешевую пятнистую куртку. Такая одежда могла бы маскировать солдата в зеленом массиве, но выглядела бедновато на пожилом мужчине в ярком освещении вагона: то ли охотник-рыбак, то ли принарядившийся бомж. И никто бы не заподозрил в нем сейчас мужественного капитана первого ранга.

Маргарите Андреевне тоже было трудно совместить в этом человеке его героическое морское прошлое и нынешнее положение охранника. Хотя составить целостный облик могло бы помочь писательское воображение, но прорастающая ревность — спутница зарождающейся любви — направляла ее мысли в определенную сторону. Наверняка на охраняемой им автостоянке сошелся с какой-либо диспетчершей, а то и продавщицей из ближайшего ларька. С его паркетными манерами — Маргарита слышала, что в морских училищах и танцам учат, — знакомство с женщиной не проблема. И если Георг в таком возрасте разведен, о чем вскользь обмолвился, то, очевидно, сам и виноват в разладе.

До Сенной ехали полчаса, а Маргарита Андреевна так и не перевернула ни разу страницу, думая о Георге. Поезд замедлил ход, и женщина встала, обошла задремавшего спутника, решив выйти не прощаясь.

— Уже приехали? — он открыл глаза.

На самом деле Георг тоже не спал всю дорогу, покачиваясь в такт глуховатому перестуку колес. Его тоже одолевали грустные мысли. Маргарита не проявляла к его особе ни малейшего интереса, только неприязнь: выдернула руку из его руки, даже отодвинулась! И зачем поехал ее провожать, раз ей это не надо, ведь чувствует себя неважно после истории с пожаром?

Он встал, когда вагон начал тормозить и вышел вслед за Маргаритой. Все равно, следуя офицерскому этикету, он был обязан проводить даму!

На эскалаторе тоже ехали почти молча, обменявшись фразой-другой. Но, выйдя на площадь, Георг взял спутницу под руку и повел к ее дому. По лестнице поднимались долго. Бравому капитану пришлось дважды отдыхать между пролетами, пока добрались до пятого этажа.

— Зайдешь ко мне или домой поедешь? — спросила Маргарита Андреевна неуверенно. В его молчании она чувствовала укор и пыталась как-то смягчить свою резкость в вагоне.

— Мне надо домой, Надя будет беспокоиться. Я всегда прихожу ночевать домой.

Он подождал, пока преподавательница достала ключ, открыла замок, и лишь тогда начал спускаться по лестнице. Больше никаких нелепых поцелуев, ни даже рукопожатия. Лишь легкий кивок прощания.

Маргарита Андреевна вошла в квартиру, услышала резкие отрывочные звуки, обычно сопровождающие компьютерные игры, и увидела сидящего к ней спиной человека у светящегося монитора. Силуэт игрока не был похож на Анечкин. Да и вряд ли племянницу сразу отпустили из больницы. Сообразив, что в глубине квартиры находится чужой, хозяйка попятилась к выходу.

Когда она уже изнутри вновь со скрежетом повернула ключ, человек за ноутбуком обернулся и воскликнул:

— Маргарита Андреевна! Я и не слышал, как вы вошли! Заигрался тут, чтобы время скоротать.

Он выключил компьютер и закрыл крышку ноутбука, принадлежащего Ане.

— Фу, Василий! Напугали! — узнав голос ученика, обрадовалась хозяйка. — Вы с Анечкой уже приехали из больницы? Она спит? С ней все в порядке?

— Раздевайтесь, Маргарита Андреевна. Я сейчас чайник поставлю и все вам расскажу. Анну оставили в больнице, а мне она вот ключи передала… Вы не будете сердиться?

— Какое там сердиться! Рассказывайте скорее, Вася. Почему ее задержали? Что врачи говорят?

— Что врачи могли сказать, вы, наверно, давно знали, — слегка наклонив стриженую голову, ответил Вася. — Аня была беременна.

— Ну да, беременна! Но почему была?

— Врачи сказали, что вряд ли удастся сохранить беременность, хотя они делают, что могут.

Маргарита Андреевна вскочила с дивана, зашагала по комнате взад-вперед. Она испытывала двоякое чувство: и боль от вероятной потери ребенка племянницей, и таящуюся в глубине мысль, что, может, оно и к лучшему в сложившихся обстоятельствах. А Вася продолжал:

— Ну почему она мне раньше не сказала? Не скажу, что я мечтал о ребенке, хотя, с другой стороны, мне уже тридцать три, пора становиться отцом. Я бы проследил, чтобы она побереглась …

— Вы ведь не расписаны. Наверно, Анечка была не уверена в твоих чувствах, но она хотела родить этого ребенка.

— Маргарита Андреевна, я ее люблю!

— Вы бы ей почаще об этом говорили!

— Сейчас иное время, мы как-то без сюсюканий обходились.

— Так вы приехали по делу? Анечка о чем-то просила?

— Да, она просила ей кое-что из вещей привезти, — он перечислил необходимое. — Если вы соберете их быстро, я завтра утром, перед работой, отвезу ей.

— Вы езжайте домой, Вася. Я все необходимое приготовлю и завтра сама поеду к ней.

Вася быстро надел куртку, попрощался и вышел за дверь. На площадке остановился и окликнул Маргариту Андреевну:

— Вы ее предупредите, что я тоже заеду после работы, и звоните мне, как дела. И главное, удалось ли спасти ребенка.

Устроившись в постели, Маргарита Андреевна раздумывала над тем, что над их родом будто проклятье нависло: и у самой нет детей, и у Ани все осложняется. Когда уснула, привиделись ей младенцы-близнецы, она купала их в белоснежной ванночке, с трудом удерживая обоих в одной руке — были они мелкие, как новорожденные котята. Брызги воды разлетались на пол.

В то время, когда Маргарита Андреевна вместе с Георгом еще только вместе выходили из метро, на другом конце города, в Купчине, прощались нежно и долго Лидия Валерьевна и Олег Шитиков. Они в десятый, наверно, раз проходили мимо ее подъезда, и Лидия Валерьевна лишь отмечала, что кухонное окно ее квартиры освещено, стало быть, домашние не спят.

Долговязый Олег из-за худобы выглядел моложе своих сорока шести лет, а Лидия Валерьевна хотя была сухощавой низенькой пенсионеркой, вроде как и вовсе не имела возраста. Но их разделяло ровно десятилетие. Сейчас они находились одни в темном дворе, и осуждать их было некому. Прохладный осенний воздух пролезал в широковатые рукава куртки Олега, заползал по скользким колготкам под юбку его спутницы.

— Олежка, не замерз? — спросила Лидия Валерьевна, вдруг поймав себя на том, что окончательно увязла в роли женщины-мамочки.

— Да мне жарко с тобой, Лидочка!

Такие отношения казались Лидии Валерьевне свежими и волнующими, потому что она откровенно устала, ухаживая за своим старым мужем, которому было уже ближе к восьмидесяти. Когда супруг был в силе, то отличался деспотизмом. Будучи прорабом на стройке, привык помыкать рабочими и так же вел себя в семье, даже поколачивал жену. Но после двух инсультов в последние пять лет превратился в довольно смирное существо, передвигающееся по квартире с ходунками. Разумеется, он пребывал в вечном недовольстве, постоянно брюзжал, и Лидия Валерьевна, обеспечивая ему минимальный уход, старалась пореже бывать дома. Там и без нее хватало народа: шумели внуки-школьники, невестка-домохозяйка крутилась на кухне, а сын, работающий аниматором-затейником на корпоративных вечеринках, часто пролеживал днями перед телевизором. Он покидал дом ближе к шести. Потому-то и не ушла Лидия Валерьевна на пенсию, продолжала заведовать библиотекой, с тревогой ожидая, что ее вот-вот попросят уволиться, потому что все время шли разговоры об омоложении кадров. А пока отыскала себе занятие для души, на старости лет увлекшись писательством, углубилась в корни своего рода, просиживала выходные дни в архивах и писала, писала …

Чувство к Олегу расцветало исподволь. Вначале библиотекарша жалела долговязого мужчину, страдающего эпилепсией, потому старалась поддержать его, похвалить на литсеминарах его разоблачительные памфлеты об олигархах и правителях. Позже поймала себя на мысли, что ей приятно, когда он невзначай касается ее плеча, провожает до дома. И сейчас, взяв его под руку, ощущала сквозь скользкую ткань куртки тепло жилистого мужского тела. Беседовали они о житейском, обсуждали трудности ухода за стариками. Лидия Валерьевна рассказывала о муже, а Олег о матери. Но Олег, нервно подрагивая ресницами, вдруг сказал:

— Лидуся, я больше так не могу, только по улицам гулять, как мальчишка. Понимаю, что к тебе нельзя. Может, ко мне поедем? Я спрашивал у мамы, она не против.

— Спрашивал у мамы? Ты о чем? Уже ночь во дворе! Сейчас вся моя семейка выйдет с фонарями во двор меня искать!

Они остановились на темном пятачке, не охваченном электрическим светом, вдали от ее окон. Олег вытянул захваченную Лидой руку, и уже обеими руками обнял ее за плечи. Обнял впервые за все время их общения. Она смотрела на друга снизу вверх, худощавая и маленькая, будто девочка. Смотрела не отводя глаз. Их губы мысленно соединились раньше, чем сомкнулись по-настоящему.

Олег страстно желал эту женщину.

— Лидочка, ты… прости меня. У меня давно не было женщины.

— Я подумаю, где мы сможем встретиться, — отряхивая пальто, отозвалась Лидия Валерьевна.

Она уже мысленно отдалась ему. А раз так, надо искать достойный выход. Выход искал и Олег:

— Приедешь завтра днем ко мне? Мама после обеда всегда спит, а у меня отдельная комната.

— О завтра поговорим завтра, а сейчас, Олег, до свидания. Смотри, все окна во дворе погасли, только в моей квартире и светится!

Она поцеловала его, едва касаясь щеки, и заспешила к своему подъезду.

Встретивший ее в коридоре старик-муж даже не спросил, где так припозднилась жена. Он лишь стал жаловаться, что обмочил пижамные штаны, и начал требовать, чтобы она дала ему чистую одежду.

Маргарита Андреевна плохо спала ночь после пожара в библиотеке: ворочалась, думала про самопроизвольный Анечку, про курсантов, так самоотверженно проявивших себя при тушении огня, про Лидию Валерьевну — как бы ее не заставили возмещать материальный ущерб. Эта круговерть в голове вначале мешала заснуть, а потом, когда приснились близнецы, женщина вовсе проснулась. Встала, приоткрыла окно. На Сенной площади в тумане уже вырисовывались торговые киоски, рекламные щиты; пролетали редкие машины под желтые мигающие огни светофора. Она вздохнула и снова улеглась, успокаивая себя тем, что сегодня никуда идти не надо, что можно не волноваться оттого, что уже забрезжил рассвет. Самовнушение помогло, и Маргарита Андреевна задремала снова, благостно проваливаясь в сон.

Ну как она могла забыть о телефоне, не отключила мобильник, когда, среди беспокойного сна вставала открыть окно! Теперь жизнерадостная трель звенела над ухом, и сам телефон, от нетерпения вибрируя, почти допрыгал до края тумбочки. Маргарита Андреевна приоткрыла сомкнутые веки, поймала скачущий мобильник. Дребезжащий старушечий голос был ей незнаком.

— Простите, кто вы? — спросила она.

— Это Надежда Петровна говорит, сестра Георгия. Помните? Вы у нас в гостях однажды были…

— Доброе утро, Надежда Петровна! — вспомнив об этикете, поздоровалась Маргарита Андреевна и посмотрела на часы: восемь утра — всего полтора часа и поспала.

И снова пропустила что-то важное в потоке многословия собеседницы.

— Больница?! Вы попали в больницу? А почему мне звоните, а не брату?

— Нет-нет. Я-то ничего, держусь пока. Это Герочку увезли на «скорой помощи», ему под утро плохо с сердцем сделалось. Он вчера пришел из вашей библиотеки на себя не похожим: оборванный, обгоревший. Я его сразу в кровать уложила. А утром слышу, он в стенку мне стучит, нет сил встать самому. Я как была, бросилась босиком к нему… Инфаркт оказался!

— В какой больнице?

— В Георгиевской! Представляете, к своему святому покровителю попал! Он в реанимации, меня к нему не пускают. Вот пока решила его друзей обзвонить, телефон-то его я догадалась взять, отдам ему, как на терапию переведут.