Женщины у основания камня, прямо на снегу, предварительно утоптанном джентльменом Рубальским.

Мужчины, держась друг за друга, — на скользкой приступке, лесенкой уходящей к вершине. Фотографировали по очереди, чтобы всем иметь памятный снимок. Вначале Рубальский заснял выпускную группу. Затем кто-то щелкнул на свой телефон, затем Рубальский передал свой фотоаппарат Васе и сам, попросив группу еще чуть-чуть постоять, не расходиться, стал пристраиваться рядом. Мужчины потирали уши, плохо прикрываемые городского фасона шапками, женщины терли замерзающие носы и щеки.

Рубальский выбрал уступ чуть повыше прочих, поставил на него ногу, хотел подтянуть вторую, но она подвернулась, и он с метровой высоты полетел вниз несколько в сторону от утоптанной площадки. Вначале казалось, что падает тоже в снег, но получилось, что другую сторону камня подмывал еще живой ручеек, лишь слегка припорошенный снегом. Упавшее с ускорением тело Рубальского пробило тонкую корку льда и угодило в ручей. Глубина там была никакая, и котенок бы не утонул, но, упав навзничь, Виктор Игоревич не сразу смог встать, и одежда его быстро намокла. А группа не сразу поняла, что директор курсов попал в беду. Впрочем, его крик: «Ребята, помогите!» — вызвал переполох, на помощь бросились сразу несколько мужчин и даже женщины.

Вскоре упавшего подняли, стащили с него промокшую куртку и пиджак. Вася благородно отдал пострадавшему свою дубленку, оставшись в тонком свитере. Рубальскому дубленка оказалась впору, однако с промокшими ботинками проблема так легко не решалась, и, чтобы не отморозить ноги, Рубальский бегом устремился к санаторию. За ним поспешили остальные. Через пять минут все достигли теплого убежища.

В комнате Маргариты Виктор Игоревич, быстро разделся, оставшись в промороженных носках, прилипших к стопам, встал под горячий душ. Вскоре живительное тепло разлилось по его телу, и он смог пошевелить пальцами ног.

«Вот оно, счастье!» — думал мужчина, подставив тугим ласковым струям продрогшее тело. Потом ему просунули в щель двери свежее махровое полотенце, выпрошенное у горничной, но обнаружилось, что сменной одежды у Рубальского с собой нет. В его объемистой сумке было лишь спиртное, которое он привез на всю группу, ведь он рассчитывал вечером вернуться домой. Георг сходил в свой номер и принес писателю спортивный трикотажный костюм, а сам оставался в любимом кителе. Оба были одинаковой комплекции, потому одежда капитана прекрасно подошла Виктору Игоревичу.

Выйдя из душевой, разомлевший гость принял просто необходимые ему сто граммов. Георг потоптался в нерешительности — сам он во время лечения воздерживался от выпивок — и, не найдя повода, чтобы остаться, распрощался и ушел.

Маргарита Андреевна посмотрела на часы: в аккурат время обеда.

— Пойдешь в столовую, Витя? Мы можем заказать и дополнительный обед.

— Я, кажется, устал, Маргоша. От залива сюда на адреналине домчался, но уже чувствую упадок сил. Я бы полежал немного. Не возражаешь, тут прилягу? — он кивнул в сторону единственной кровати в номере.

— Да ради бога, конечно, отдохни! Я тебе обед сюда принесу. Ты что больше любишь: рыбу или мясо?

— Я бы мяса поел, но сейчас рождественский пост. Принеси лучше рыбки.

Маргарита Андреевна слегка удивилась признанию товарища, что он соблюдает обряды, так как тот никогда не афишировал свою религиозность. Даже в суматохе не разглядела крест на его шее, когда он разделся на морозе, увидела лишь цепочку. Женщина кивнула и вышла из номера.

В столовой курсанты еще раз договорились о том, что проведут последнюю репетицию вечера после полдника. И даже не столько репетицию, сколько прогон порядка выступлений, а в тихий час — в санатории его было принято соблюдать — каждый еще раз повторит собственное выступление.

Георг увидел, что Маргарита Андреевна нагрузила себя тарелками с едой, составленными невысокой пирамидкой, перемежающимися пустыми как крышками. Вызвался помочь донести в номер обед для Рубальского.

Рубальский не спал. В отсутствие хозяйки он выпил еще стопку, и теперь силы вернулись к нему.

— А вот и обед подоспел, — воскликнул он оживленно. — Под супец можно и еще рюмашку пропустить! Разливай, Георгий!

На этот раз Георг не стал отказываться и плеснул водки и себе в бумажный стаканчик, заботливо припасенный Виктором. В конце концов у него теперь стоит шунт, так что сердце можно считать здоровым.

Маргарита Андреевна не приветствовала разгул в середине дня, но уж слишком нетривиальными были обстоятельства. Она тревожилась и за Виктора — как бы не простудился, и за Георга с его больным сердцем. И впереди еще маячило главное мероприятие дня — выступление перед читателями. К тому же как-то подозрительно мало оставалось веселящего зелья в бутылке, всего на три пальца. Неужели Виктор, пока она ходила за обедом, успел еще приложиться? Маргарита Андреевна, взяв бутылку за горлышко, хотела убрать ее под стол, но взбунтовался Георг.

— Как говорили наши ребята на флоте, первая рюмка — колом, вторая соколом…

— Дальше мелкими пташечками, — подхватил Виктор и, мягко перехватив бутылку у Маргариты Андреевны, разлил остатки по двум стаканчикам.

Она покачала головой и, когда последний кусок рыбы был доеден Виктором (Георг просто занюхал рукавом), сгребла посуду.

Тем временем Виктор, обескураженный внезапным окончанием застолья, пытался преодолеть внутреннее беспокойство, встал, нервно задвигался, ища сигареты в карманах промокшей куртки, положенной на батарею отопления. Но найденная им пачка тоже насквозь промокла.

— Закурить не найдется? — обратился он к Георгу. — Ах да, ты не куришь. Тогда мы Маргошу попросим купить, внизу в кафе сигареты должны продаваться.

Виктор подмигнул Георгу, скосив глаза в сторону своей сумки, где имелся запас спиртного.

Маргарита Андреевна, уже подготовившая грязную посуду для возвращения в санаторскую кухню, охотно согласилась выполнить просьбу завзятого курильщика, каким был Витя. Она вышла из номера, оставив мужчин наедине.

Виктор Игоревич достал из сумки новую бутылку, быстро раскупорил и разлил водку по стаканчикам.

— Извини, приятель, я пас, — Георг незаметно для себя перешел на «ты» с именитым писателем, но тот не возражал. И, приложив руку к сердцу, довольно чисто пропел: — Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?

— Да, ладно, скромничать! Маргоху, небось, того? Трахаешь?

Георг удивленно посмотрел на Виктора и только тут наметанным глазом потребителя «шила» (на морском сленге — чистого спирта) увидел, что гость изрядно пьян. И все же его покоробило, что задета честь любимой им женщины.

— Ты, салага, полегче на поворотах! Ты Маргариты Андреевны не касайся своими грязными лапами.

Георг схватил Виктора за ворот своей собственной куртки, надетой на гостя, и встряхнул.

— Э-э, аккуратнее на поворотах. Что я такого сказал? Бабы все одинаковы! А я еще на курсах замечал, что всегда рядом с ней крутишься. Как пить дать трахаешь! Или трахал до инфаркта… — Виктором уже овладел пьяный кураж, и он заводил отставного моряка с тупостью подростка.

Георг размахнулся и со всей силы двинул Виктору кулаком в нос. Тот отшатнулся, ударился о косяк балконной двери, но на ногах удержался. И все же он не окончательно потерял рассудок. Отвечать кулаками больному пожилому человеку не стал. Он просто налил еще водки и залпом выпил. И только тут обнаружил, что из носа капает кровь. Вытер ее бумажной салфеткой.

А Георг и без ответного удара уже почувствовал, как сбилось с ритма сердце, как сжало грудь.

— Ладно, я пошел. Отдохнуть надо. Скажи Марго, что на репетицию я не приду, но постараюсь прийти пораньше.

Хватая ртом воздух и держась за стенку, Георг вышел из номера.

Когда в номер вернулась Маргарита, то обнаружила, что Виктор уже лег в ее постель и засыпает. Однако, увидев ее, глаза открыл:

— Ну что, принесла сигареты?

— Они, оказывается, в этом кафе не продаются.

— Ну и ладно. Я посплю тогда. Да, Георг тоже пошел спать, сказал, чтоб на репетицию его не ждали.

Взгляд Маргариты Андреевны упал на пропитанную кровью бумажную салфетку. Она взяла ее в руки, чтобы рассмотреть получше.

— А это что, никак кровь? Порезался обо что?

— Извини, Марго, я засыпаю.

Недоуменно пожав плечами, Маргарита Андреевна убрала следы короткого застолья. Она открыла форточку, немного посидела в кресле, почитала книжку и, взглянув на часы, отправилась на репетицию. Дверь на ключ закрывать не стала, поскольку ключ от номера был только один, а Виктор мог проснуться и пожелать присоединиться к группе.

Проходя мимо номера Георга, увидела там какую-то суматоху, медиков, сестру, которая тащила в номер капельницу.

Вслед за медиками протиснулась в комнату и Маргарита, и сразу камень с души упал.

Георг чувствовал себя прилично, порывался встать, куда-то идти, но медсестра, обвязав его плечо резиновым жгутом, готовилась всадить иглу шприца.

Заметив в двери Маргариту, Георг воскликнул:

— Скажи ты, Марго, чтобы эти мучители в белых халатах меня отпустили! Это все он виноват! — Георг махнул свободной рукой в сторону соседа, сидящего на своей койке.

— Не дергайтесь, больной! А то игла пойдет мимо вены, вам же хуже будет!

Георг замер и продолжал жаловаться Маргарите уже без жестикуляций:

— Ну прихватило мне сердце чуть-чуть, прилег я, потому что разнервничался в разговоре с вашим начальником, а сосед возьми и нажми кнопку вызова медперсонала…

— С начальником? С каким начальником?

— Ну с вашим председателем секции, с Виктором Рубальским. Ну так вот, сосед вызвал сестру, а у меня уже все прошло.

— Ну вот и прошла иголочка, миленький! — ласково, будто ребенку, объявила сестрица. Затем проверила крепление прозрачного мешочка с жидкостью, пристроенного на высоком штативе. Отрегулировала скорость вытекания капель.

Увидев, что в комнате собралось много народу, строго добавила:

— Больному нужен воздух, пожалуйста, лишние товарищи покиньте комнату. И вы, дамочка, тоже, — уже обращаясь лично к Маргарите.

Но тут Георг возмутился всерьез:

— Нет! Маргарита Андреевна пусть останется. Марго, ты ведь посидишь со мной?

— У нас же репетиция, — растерянно ответила руководительница семинара.

— Какая, к черту, репетиция! — рявкнул Георг. — Мы что, оркестр балалаечников? У каждого подготовлен отрывок, который он прочитает публике, а очередность на месте определим.

Маргарита Андреевна позвонила по мобильному Васе Мячикову и попросила его провести подготовительный сбор. Сказала, что дела вынуждают ее и Георга пропустить мероприятие. Но основную причину их отсутствия называть не стала, опасаясь, что вся группа заявится в номер, причинит ненужное беспокойство больному.

Сосед, увидев, что при постели больного осталась дама сердца — так Георг называл Маргариту, рассказывая об этой стройной темноволосой женщине с молодежной челкой до бровей, поднялся с кровати и деликатно объявил, что идет смотреть телевизор в холл.

Оставшись вдвоем, Маргарита и Георг помолчали, потом заговорили почти одновременно:

— Я так испугалась за тебя…

— Я так рад, что ты здесь…

Разумеется, он не стал рассказывать Маргарите, что стало причиной ссоры его с Виктором. И не потому, что пощадил мерзавца, позволившего делать грязные предположения, а потому, что не хотел расстраивать ее. На расспросы он, скомкав объяснения, ответил, что поспорил с Виктором из-за перспектив «Зенита» в чемпионате страны, что Рубальский не разбирается в футболе, а лезет со своим мнением.

Маргарита рассказала о своих неприятностях, связанных с отзывами анонима на сайте конкурса. Поскольку торопиться им было некуда — капельницу установили почти на час — они обсудили эти факты со всех сторон.

— Ищи, кому выгодно, чтобы ты вылетела из полуфинала.

— Моим конкурентам, кому же еще.

— Да кому хочешь: подруге, Рубальскому, его жене…

Его жене? — переспросила Маргарита Андреевна. — Да она вовсе не писательница. Она заведующей химчистки работает. Сейчас семья из двух писателей и не выживет, ведь гонорары у большинства мизерные.

— Ну и что ж, что не писатель! Жена любовника — еще более опасный враг!

— Помилуй, Гера, какого любовника?!

— Ты же призналась мне сегодня ночью, когда у тебя в номере разговаривали, что по Рубальскому сохнешь всю жизнь, как смолянка…

— Призналась? Хорош фантазировать, Гера. Ты бы лучше свои творческие домыслы в рассказы вставлял, а не… Постой, постой… Ты на эту тему с Рубальским поцапался?