Андрей Максимов - Карма

Никаких предчувствий у Наташи не появилось, ответила быстро:

– Конечно! – хотя при виде крови падала в обморок, и никогда никому ничего не перебинтовывала.

Взяла руку Пестеля. Рука была настоящая, мужская, тяжелая. Начала разбинтовывать повязку. При этом смотрела Павлу Ивановичу прямо в глаза. Придумала игру такую, только чтобы взгляд на рану не опускать: влюбленная женщина смотрит в глаза своему раненому возлюбленному.

Но все-таки взгляд опустить пришлось, чтобы не напортачить.

Опустила. Увидела. Вздрогнула.

Нет, рана ее не потрясла, поразило другое: на указательном пальце Павла Ивановича красовалась темная родинка.

– Ты что? – спросил Павел Иванович. – Крови боишься?

Наташа тотчас все вспомнила. Сразу. Смотрела на Пестеля в ужасе, а губы сами шептали:

– Не может быть… Как? Нет! Почему ты? Нет… Бред…

Конечно, вспомнила. А как же! Она не раз вспоминала тот жуткий сон, после которого и обнаружилась ее страшная болезнь.

В ту ночь ей приснился человек с длинным лицом, который словно стер всех персонажей ее сна, а потом увел куда-то в жуть, в страх, в смерть.

Лицо человека она не очень хорошо запомнила. Лица людей из снов вообще отчего-то запоминаются плохо – может быть, в тонком мире лица вообще не имеют значения? Но вот руку с родинкой на пальце, руку, которая затащила ее в болезнь, Наташа запомнила, кажется, навсегда. Она помнила это странное ощущение: пожать руку с родинкой на пальце значило вынести себе приговор.

И все-таки она пожала.

И рука эта затащила ее в болезнь.

Рука Пестеля? Павла Ивановича? Паши?

В конце концов, подумаешь: родинка на пальце. Что, она никогда не видела людей, у которых родинка была на этом самом месте?

Наташа напряглась. В разных местах вспоминались родинки у разных людей… Но вот чтобы на пальце – не было такого.

Что же это получается: Пестель был вестником болезни?

Этого не может быть! Чушь, бред, ерунда!

Тонкий мир, толстый мир… Ладно, предположим, есть он – этот тонкий мир. Почему нет? Есть. И что? Какая связь между Пашей и болезнью? Нет никакой связи и быть не может.

– Что с тобой? – Здоровой рукой Пестель гладил Наташу по голове.

– Ничего. Что ты? Все в порядке, – попыталась она улыбнуться. Попытка не удалась.

Говорить Паше ничего не хотелось, да и о чем говорить? О тонком мире? Он просто примет ее за сумасшедшую, что, может быть, и не то чтобы совсем не так, но совсем не хотелось, чтобы ее Паша в этом убеждался.

Нет, есть только один человек, в котором она сейчас нуждается. До такой степени нуждается, что он непременно это почувствует. Почувствует и появится.

И когда наутро, едва за Пестелем закрылась дверь, почти тут же взвизгнул дверной звонок, Наташа бросилась открывать, даже не спросив «кто?» и даже не глянув в глазок.

Семен Львович вошел, сказал:

– Добрый день! – Снял шляпу, аккуратно повесил ее на гвоздик. Несмотря на протесты Наташи, снял ботинки, прошел на кухню в носках, сел к столу, улыбнулся: – Чайку выпьем? С утра вроде иные напитки не рекомендуются…

– Да у меня такое настроение, Семен Львович… вообще, такое настроение… Впору водки напиться.

Семен Львович смотрел молча, ничего не спрашивал. От всей его манеры, шляпы, подрагивающей на гвоздике, снятых, до блеска начищенных ботинок, не сходящей с лица, но искренней улыбки, даже от опрятной лысины веяло таким старомодным спокойствием, что хотелось ему немедленно все рассказать. И обо всем посоветоваться.

Семен Львович достал кусок сахара, вкусно, с аппетитом хрустнул. После чего улыбнулся:

– Девочка, мне показалось, что я вам нужен, потому что вам не с кем посоветоваться. Однако если вам действительно необходим совет, то вам придется – как это нынче говорят? – ввести меня в курс. Вы готовы ввести меня в курс?

Наташа была готова.

– С самого начала, – попросил Семен Львович. – И не упуская деталей. Потому что дьявол, как известно, живет именно в них.

И Наташа начала рассказывать. Про все. Про «Обдирочную», про страшный диагноз, про свои метания. Только про свое решение мстить и про все то, что следом за ним последовало, рассказывать постеснялась. Успокаивала себя тем, что все это к главному вопросу отношения не имеет.

Главный же вопрос был такой: какая связь между приходом в ее сон Пестеля – а Наташа уже твердо была уверена, что ей снился именно он, – и наступлением болезни? Почему судьба подала ей знак именно с помощью человека, которого она так полюбила?

Когда в рассказе появился Пестель, Семен Львович спросил:

– Что вы знаете об этом человеке?

«Он – самый лучший, умный, тонкий и все понимающий!» – хотелось крикнуть Наташе.

– Он – из детдома, – ответила она. – Работает бухгалтером в фирме Саморяда…

– Это я знаю, – сказал Семен Львович. – Я смотрю телевизор. – Вдруг посмотрел на Наташу пристально: – Я задам вам вопрос, а вы отвечайте на него сразу, не задумываясь. Это очень важно, не задумываясь. И конкретно. Без общих слов. Готовы?

Наташа кивнула.

– За что вы полюбили этого человека? Только быстро.

– За понимание, – ответила Наташа, не задумываясь. – Мне показалось, что он понимает меня так как никто другой никогда не понимал. И еще он – добрый, и еще…

– Это уже лишнее, – отрезал Семен Львович. – Продолжайте.

А продолжать, собственно, было нечего. Рассказ закончился. Пришло время подбираться к самому главному вопросу.

– Семен Львович, вы верите в то, что судьба подает нам знаки?

– Вы меня хотите спросить про другое. Вы меня хотите спросить: может ли ваш любимый человек стать вестником вашей болезни. Так?

– Так.

Семен Львович удовлетворенно откинулся на диване:

– Только вот объясните мне, Наталья Александровна, отчего это вы решили, будто этот декабрист стал вестником болезни? Законы тонкого мира людям совершенно не ясны, но мы не можем исключать, например, того… – Семен Львович замолчал и задумался, будто придумывая нечто невероятное. – Мы не можем исключить, например, того, – повторил он, – что ваш возлюбленный был не вестником болезни, а ее причиной.

– Как это? – не поняла Наташа. – Для того чтобы заразиться СПИДом, надо… Ну, вы сами знаете, что надо, а мы…

Семен Львович смотрел иронично, и этот взгляд заставил Наташу замолчать.

– Понимаю, Наташенька, что вы имеете в виду. Только, понимаете ли, СПИД – болезнь настолько неизученная, в ней столько загадок, что ни один разумный человек не станет утверждать, будто он понимает что-то про СПИД. Даже то, что кажется другим совершенно очевидным. Как и почему люди заражаются СПИДом? Для меня лично это – вопрос. – Семен Львович явно оживился. – Вот смотрите. Всю жизнь я лечу животных. Чем я их лечу? Человеческими лекарствами. Люди и собаки болеют одними и теми же хворями, и проходят они у них очень похоже. А вот СПИДа у животных нет! Вы мне возразите, что вирус ВИЧ нашли у шимпанзе и многие считают, что именно с обезьян началась эта ужасная эпидемия…

– Я этого не знала, – честно призналась Наташа.

Но ее признание вовсе не интересовало Семена Львовича.

Он оживленно продолжал говорить свое:

– Да, шимпанзе являются носителями смертоносного вируса. Это так. Но вирус не вызывает у них болезни. Парадоксально, не так ли? Шимпанзе от СПИДа не умирают. Собаки, лошади, козы, свиньи вообще не знакомы с этим недугом. Отчего так? На этот вопрос есть два ответа. Первый. Известно ли вам, что многие ученые считают, будто вообще никакого СПИДа нет в природе?

– Как это – нет?

– А вот так! Нет. Я читал статью одного провинциального патологоанатома, который вскрыл десятки людей, умерших от СПИДа, и ни у одного из них, представьте, не обнаружил собственно признаков этой болезни. Как вам объяснить?.. – Семен Львович на мгновение задумался. – Понимаете, когда человек или животное заболевают инфекционной болезнью, у них меняется клетка. Любой специалист легко сможет определить, болен человек гепатитом или, скажем, гриппом. При ВИЧ-инфекции никаких микроскопических изменений в клетке не обнаружено. Вируса ВИЧ никто не видел.

– Но ведь есть всякие картинки в книжках, – ошалело возразила Наташа.

– Многие ученые считают, что это – компьютерная графика. Они уверены, что «чума ХХ века» – не что иное, как мощная акция фармацевтов. Лекарства от СПИДа до такой степени ослабляют организм, что человек действительно умирает. Я специально изучал эти, с позволения сказать, снадобья. У этих лекарственных препаратов такое количество побочных эффектов, что они и вправду могут даже здорового человека довести до бог знает чего. Вот вы, например, как лечитесь?

– Никак, – пискнула Наташа.

– А чувствуете себя как?

– Нормально.

– Вот видите. Однако на вопрос: «От чего животные не болеют СПИДом?» – есть, как я уже сказал, два ответа. Видите ли, в животном мире вообще нет понятия нравственности. Ученые вообще сомневаются, умеют ли животные любить, но то, что им неизвестны зависть и предательство, это совершенно точно. Если предположить, что СПИД все-таки существует, в чем я лично глубоко сомневаюсь, то эта болезнь есть результат некой неправильной жизни людей, так?

Вывод был точный, но лично для Наташи весьма обидный.

Она подумала немного и сказала:

– Нет, не так. Когда детей заражают в больнице грязными шприцами, то это за какие такие грехи?

Вопрос Семена Львовича разозлил.

– Эти случаи происходили из-за безалаберности людей, и в последнее время они уже практически не происходят! – почти крикнул он. – Вы прекрасно знаете, почему человек заболевает СПИДом! Вы мне скажите: «Хорошо, у тех же собак нет наркоманов. Это так. Но собака может менять своих сексуальных партнеров не реже, чем человек. Почему же она нравственна?» Отвечаю: собакой движет инстинкт, ее влечет природа, пес беспомощен против нее. Когда человек придумал противозачаточные средства, которые не снились ни львам, ни тиграм, ни даже свиньям, он пошел против природы. Изобретение противозачаточных средств – это как бы доказательство того, что мы осознаем грех как грех! Грех – это только то, что совершается осмысленно. Даже если грешник всеми силами отключает голову – это дела не меняет. Помните, у Блока:

Грешить бесстыдно, беспробудно,

Счет потеряв ночам и дням.

И с головой, от хмеля трудной,

Пройти дорогой в Божий Храм.

Три раза поклониться долу,

Три – осенить себя крестом.

Тайком к оплеванному полу

Горячим прикоснуться лбом?..

Вполне возможно, что СПИД – это наказание, которое послано человечеству за грехи. Но если это наказание, то кто знает, каким образом оно посылается Господом?

– Никогда не понимала, почему то, от чего миллионы, миллиарды людей получают огромное удовольствие, называется грехом?

– Вы не слышите меня, – спокойно сказал Семен Львович. – Наталья Александровна, не заставляйте меня говорить о том, что, если вы верны своему мужу или даже своему любовнику, а он верен вам, вас не настигнет СПИД. Но дело даже не в этом. Можно же предположить, что эта болезнь настигает только тех людей, которые и с человеческой точки зрения, и с точки зрения Господа Бога живут неправильно?

Семен Львович конечно же был прав. То, о чем он говорил, давало смутную, неясную, но – надежду.

– Я все-таки хочу понять, – начала Наташа.

Семен Львович не дал договорить:

– Мог ли ваш возлюбленный стать вестником или носителем вашей болезни, я не знаю.

– Но если СПИДа не существует, как вы говорите… – начала Наташа.

Но Семен Львович был настроен решительно. Его совершенно не интересовало, что думает Наташа обо всем сказанном.

– Парадокс ситуации состоит в том, – Семен Львович повысил голос, – что эпидемия СПИДа существует вне зависимости от того, реальность эта болезнь или фантом. От СПИДа, или именем СПИДа, или от ужаса перед СПИДом, но люди умирают. Это факт. Человека заталкивают в зону СПИДа, он барахтается там, словно в паутине, и в конце концов погибает. Можно предположить, Наталья Александровна, что в сеть затягиваются только те, кому, как сказал поэт, есть смысл «остановиться, оглянуться». Почему Бог приводит людей в зону СПИДа – это более-менее понятно. А вот как Он это делает – вопрос.

Наташа вспомнила, как в том страшном сне она не хотела брать протянутую руку с родинкой, как сопротивлялась изо всех сил. И как потом не выдержала и подчинилась.

– Вот вы говорите, что полюбили этого… Как его?.. – Семен Львович смешно сморщил лоб. – Рылеева?

– Пестеля, – не смогла сдержать улыбки Наташа.

– Ага, Пестеля. Вы полюбили его за понимание. То есть он понимает вас, значит, находится с вами на одной волне. Из этого вывод: в тонком мире вы уже встречались.

– Семен Львович, это для меня очень сложно: тонкий мир, толстый мир…