Дмитрий изумился. Если Белов добровольно отказывается от гонорара и мечтает только о том, чтобы убраться, значит, дело плохо.

— Молчи, руководитель хренов! Так просто мы теперь вас не отпустим, — заявил Влад, — ведите их в дом, в подвал, — приказал он.

— Но этот ведь там все заблюет, — вмешался один из охранников.

— Действительно, — задумался Влад.

В это время из группы притихших гостей отделился лысоватый мужчина средних лет. Он подошел к Андрею, которой продолжал корчиться на траве, и склонился над ним.

— Я врач, — произнес лысый и обратился к Александру, — вашему приятелю на самом деле вшили эспераль?

— Ну да, — ответил Александр, — месяц назад.

— Владислав, — сказал врач, — парень не виноват. Ему действительно нельзя было пить.

— Так какого хрена?.. — начал хозяин дачи.

— Твои ребята предлагали ему водку с такой угрожающей настойчивостью, что парень просто не посмел отказаться. А реакция была предопределена. Скажи еще спасибо, что он не умер тут у тебя на лужайке. Могли бы быть проблемы…

— Только не надо меня пугать, — недовольно сказал Владислав, но в его голосе прозвучало легкое сомнение. — Ладно, — он кивнул охраннику, — цыгана можешь отпустить. — Дмитрий с наслаждением разминал затекшие руки и плечи. — Пусть эти придурки скорее уберутся отсюда.

— Я тоже хочу уехать, — вставила Лера, которая продолжала оставаться пленницей телохранителя.

— С тобой я еще поговорю, — тоном, не обещающим ничего хорошего, заявил Влад.

— Доктор, — выкрикнула Маша, — а что нам с Андреем делать?

— Сейчас я вернусь, — на ходу бросил лысый и скрылся в доме. Через несколько минут он вернулся с небольшим чемоданчиком. Он достал оттуда шприц, ампулу, приготовил все для укола, но тут забеспокоился Дмитрий:

— Что это вы собрались ему колоть?

— Успокаивающее, — ответил доктор, — пусть отоспится. Завтра ему еще будет плохо, но не так худо, как сейчас.

— Много чести возиться со всякой швалью, — процедил Владислав. — Пошли в дом, — бросил он своим гостям. — Испортили праздник. — Он оглянулся и сказал Белову: — Всем своим корешкам скажу, чтобы «Цыганский двор» больше никогда не приглашали. Вы у меня скоро от голода взвоете!

После укола Андрей затих. Дмитрий, Александр и Санек подхватили его и потащили к микроавтобусу. Водитель мирно дремал за рулем. Он и не подозревал о драме, разыгравшейся за высоким забором.

2

Молчание в автобусе прерывалось лишь всхлипываниями Вероники. Она плакала от обиды и унижения. Маша нервно курила, в минуты душевного упадка она теряла способность разговаривать. Спокоен был лишь один Андрей, он мирно сопел, развалившись на заднем сиденье. Наконец заговорил Белов. Теперь, когда ему ничего не угрожало, он решил выплеснуть возмущение.

— Вот гады! И ведь ничего не заплатили. Пели за какие-то вонючие креветки.

— Скажи спасибо, что вообще ноги унесли, — сказал Александр.

— Засунули бы нас в бочки, залили бы бетоном и спустили на дно озера, — вставил свое веское слово до сих пор молчавший Санек. Совсем недавно он прочитал детектив, большинство героев которого постигла именно такая участь.

Вероника продолжала всхлипывать. Дмитрий не выдержал, пересел к ней и обнял за плечи. Вероника уронила голову ему на грудь и пуще прежнего залилась слезами.

— Ну перестань, — утешал ее Дмитрий, — все же кончилось, ничего страшного не произошло. Андрюха спит. Ну, подумаешь, денег не заработали. А о том, что он тебя ударил, забудь поскорее. Этот Влад не человек, он нелюдь, так и надо к нему относиться. Ты же не плачешь из-за порванных колготок…

— Я не из-за того плачу, что он меня ударил, а потому, что никто, понимаешь, ни один человек, кроме тебя, не заступился. Какие все гады! Только за свою шкуру трясутся!

— Ну, Вика, ну что же тут поделаешь. В людях очень развит инстинкт самосохранения, — говорил Дмитрий и гладил девушку ладонью по пышным, каштановым волосам.

Вероника много бы отдала за то, чтобы это мгновение не закончилось никогда. Она чувствовала тепло и близость Дмитрия, его горячая тяжелая ладонь нежно прикасалась к ее волосам, и от этих прикосновений по всему телу Вероники пробегала сладкая дрожь. Женщина почувствовала, что теряет голову. Веронике неодолимо захотелось почувствовать вкус его губ. Она приблизила к Дмитрию свое лицо, ткнулась губами в его колючую щеку, потянулась к его губам. Дмитрий отшатнулся и резко встал. Микроавтобус качнуло на повороте, и Дмитрий едва не упал. Вероника вцепилась ему в руку, но Дмитрий вырвал ладонь и пересел на свое место. И тут у Вероники началась самая настоящая истерика.

— Сволочь! — кричала она. — Да ты хуже, чем все эти вшивые «новые русские», вместе взятые. То, что ты сейчас сделал, в сто раз подлее, чем ударить меня!

— Вика, заткнись же ты, наконец, — взорвалась Маша, — и так тошно, а тут еще ты всем нервы треплешь. Кончай, возьми себя в руки!

— Слушайте, — заорал Белов, — это не цыганский ансамбль, это какой-то сумасшедший дом на выезде. Одного рвет, другая рыдает, третий в драку лезет. В конце концов, кто тут руководитель?

— Успокойся, ты, — раздраженно воскликнула Маша, — ты, Николай Белов, великий и ужасный.

— Вот именно, — немного спокойнее произнес Белов, — так что прошу свои порядки не наводить. Возможно, мы через две недели отправимся на гастроли в Калининград. Хочу сразу предупредить, такой разболтанности я не потерплю. И еще. От услуг Андрея нам придется отказаться. Эксцессов, подобных сегодняшнему, мне больше не надо. И тебя, Вероника, я тоже предупреждаю. Выяснение отношений откладывай, пожалуйста, до возвращения домой. Запомни, в ансамбле ты не женщина, ты — артистка.

— Что! — Вероника вскочила. С заплаканными глазами, растрепанными волосами и черными потеками туши на лице она выглядела просто ужасно. — Как на гастролях в номер ко мне по ночам ломиться или под юбку при каждом удобном случае лезть, так я женщина, а как что-нибудь не так, я уже для тебя артистка! Старый кобель!

— Ну все, хватит! Останови, — крикнул Дмитрий водителю. — Мне эта ругань осточертела. Я выхожу. И еще, — он исподлобья посмотрел на Белова, — сегодняшнее безобразие на даче произошло не по вине Андрея, и если ты не возьмешь его на гастроли, то знай, ищи себе другого солиста. Понятно?

Белов хранил мрачное молчание. Дмитрий выскочил из микроавтобуса, хлопнув на прощание дверцей. Автобус скрылся за поворотом, и Дмитрий наконец-то оказался в тишине и одиночестве. Ему стало немного легче. Он огляделся и понял, что находится на окраине города, отсюда до его дома можно дойти часа за полтора.

Давно уже у Дмитрия не было так тяжело на душе. Он надеялся, что быстрая ходьба по пустынным ночным улицам хоть немного успокоит его. Но нет, он чувствовал, как темнота обступает его, сгущается вокруг все теснее, так, что становилось тяжело дышать. Многоэтажные дома надвигались огромными темными глыбами. Дмитрию казалось, что он ощущает на своем лице дыхание тысяч людей, которыми до отказа забиты эти дома и город. Ему мучительно захотелось оказаться в абсолютном одиночестве, где-нибудь в лесу, а лучше в пустыне. Он представил: ночь, шелест песка на ветру, огромные южные звезды. Дмитрий замер, а потом стряхнул с себя это наваждение.

Он медленно шел в сторону дома и думал о людях. О тех, что спали сейчас в домах, о тех, кому он пел недавно, о тех, с кем он пел эти надоевшие романсы. Неожиданно Дмитрий с пугающей ясностью понял, что люди не свободны, что ни один человек не принадлежит самому себе, не может распоряжаться своей жизнью и обязан делать лишь то, к чему вынуждают его обстоятельства.

«Мы все, — думал он, — лишь бездарные актеры, которые нацепили на себя самодельные маски и намертво срослись с ними. При всем желании мы не можем теперь избавиться от них. Настя зачем-то изображает непонятно кого, а я как последний идиот не только не пытаюсь вывести ее из игры, но еще и подыгрываю ей. Да я и сам так свыкся с ролью этакого опереточного болвана, что уже не представляю себя в ином качестве. Надо выскочить из игры, — вдруг понял Дмитрий, но, к сожалению, он не знал, как это сделать. Его мысль заработала с лихорадочной быстрой, и Дмитрий сразу же ускорил шаг. — Вернусь сейчас домой, — решил он, — разбужу Настю, заставлю ее признаться во всем. Утром позвоню Белову, откажусь от гастролей, вообще уйду из ансамбля… А дальше что? В стране безработица, по специальности мне уже не устроиться. Пойти в сторожа? Глупо. Это ничего не изменит, просто сменю одну маску на другую, вот и все».

Часам к четырем утра Дмитрий, наконец, добрался до дверей своей квартиры. Скандал на даче, истерика Вероники, полуторачасовая прогулка по ночному городу и тягостные раздумья — все это так вымотало его, что Дмитрий чувствовал себя совершенно опустошенным.

Настя спала, она ровно и бесшумно дышала во сне. На тумбочке рядом с кроватью лежали аккуратно сложенные стеклами вверх очки и книга. Дмитрий повернул книгу к окну, где бледнело рассветное небо, и прочел название: «История Римской империи».

«О, Господи, зачем ей это?» — устало подумал он и опустился на постель рядом с девушкой.

3

На следующий день Дмитрий проспал до двенадцати, а потом его разбудила Настя.

— Митя, вставай, — девушка осторожно потрясла Дмитрия за плечо, — тебе Женя звонит, говорит, срочное дело.

— О, Господи, — простонал Дмитрии и взял трубку.

— Митя, слушай меня внимательно, — Женя говорила очень быстро и таким тоном, словно беседовала не с бывшим мужем, а с деловым партнером, — мне надо срочно уехать в Грецию, там будут проходить очень важные переговоры. Пусть Миша у тебя поживет недельку. Я боюсь оставлять его одного, сам знаешь, какой он сейчас. Еще приведет компанию дружков с девицами, разнесут мне всю квартиру.

— Ну хорошо, — вяло отозвался Дмитрий. Это известие его совершенно не обрадовало, но отказаться он не мог, — а почему я должен взять его к себе? Ты же знаешь, что я теперь не один. Почему мы все должны толкаться в однокомнатной квартире, тогда как у тебя будут пустовать три комнаты в центре. Давай мы поживем у тебя.

— Дело в том, — нимало не смущаясь, ответила Женя, — что я сдала на это время свою квартиру. Как раз вышло очень удобно, я уезжаю в командировку, а в Петербург приезжает одна моя знакомая мексиканка с сыном.

— И она не может остановиться в гостинице?

— В том-то и дело, что нет. Дорис ненавидит гостиницы. Она путешествует с ребенком и няней и останавливается всегда в частных квартирах. К тому же за неделю она заплатит мне пятьсот долларов. Это очень выгодно.

— Женя, жажда наживы тебя погубит.

— Она меня уже погубила, поэтому разговаривать об этом мы не будем. Не переживай, я отстегну тебе долларов двести, если с Мишей все будет в порядке.

Положив трубку, Дмитрий долго ругался, а потом объявил Насте, что ей придется некоторое время побыть мачехой его сына. Настю это известие несколько озадачило. Она плохо представляла себя в этой роли. Предстоящая встреча с Митиным сыном пугала Настю. Она не знала, как себя с ним вести и о чем разговаривать. Да и вообще, вся эта ситуация казалась Насте крайне двусмысленной. Ведь сыну ее любимого почти столько же лет, сколько ей самой. До сегодняшнего дня Насте даже нравилось, что Дмитрий намного старше ее. Но сейчас девушка почувствовала, что разница в возрасте разделяет их, словно невидимая стена.

Прошла неделя. В восемь часов вечера Дмитрий пришел домой в сопровождении сумрачного юноши. Сам Дмитрий был еще мрачнее. Одна Настя пыталась изобразить на своем лице подобие улыбки.

— Знакомьтесь, Миша — Настя.

— Привет, — пробормотал Миша, не глядя на Настю.

Миша был выше отца на целую голову и от неуверенности сутулился. Настя увидела в его лице черты и Жени и Мити, но немного смазанные, как будто потерявшие яркость и четкость. Женины ярко-синие глаза потускнели и обесцветились. Отцовские чувственные губы превратились в большой и бесформенный рот подростка. Миша напоминал гадкого утенка, который мог так и не превратиться в прекрасного лебедя.

Дмитрий в присутствии сына сразу же поскучнел, улыбаться стал еще реже, говорил нравоучительным тоном. Настя с грустью вспоминала, как хохотал и играл с детьми ее папа, и понимала, что Дмитрий совершенно не представляет, что значит быть отцом. У нее было такое ощущение, что Митя побаивается своего сына, и этот страх держит его в постоянном напряжении.

Сам Миша больше молчал, поглядывал на отца и его молодую подружку с вызовом и плохо скрываемой иронией. Во время так называемого семейного ужина да столом царило напряженное молчание. Дмитрий мрачно разглядывал содержимое своей тарелки, Настя смотрела куда угодно, только не на присутствующих, а Миша, наоборот, таращился то на отца, то на Настю. Наконец он не выдержал и произнес: